Место полного исчезновения: Эндекит
Когда Игорь садился в „воронок“, конвойный сказал ему:
— Легко отделался, пацан! Я бы таких расстреливал беспощадно!
— Но я же невиновен, — удивился его праведному гневу Игорь.
— Виновен — не виновен, не имеет значения! — отрезал конвойный. — Попался с „дурью“ — пуля в лоб. Сколько вы душ загубили. У меня младший братишка погиб от передозировки. Душить вас, гадов, надо!
С адвокатом Игорю тоже не повезло. Денег на опытного у него, естественно, не было, да и некому было хлопотать, поэтому ему и назначили дежурного адвоката, человека без совести и чести. Вместо того чтобы защищать Игоря, он стал уговаривать его во всем признаться и смеялся, когда Игорь начинал доказывать ему свою невиновность.
Игорь все ждал, когда ему принесут письмо от Лены и спросят, кто такая. Он уже тысячу раз отрепетировал, что будет говорить и как защищаться.
Но письма все не было и не было.
Лена и не собиралась ему писать. И в Ленинград она поехала не потому, что там жила, а исключительно по делу, а жила она в Москве и если и думала об Игоре, то как о еще одной победе в своей жизни. В любви она понимала и знала толк, ценила красивых мужчин, но ни одно увлечение не мешало ей трезво мыслить, она ждала мужчину, который избавит ее от житейских проблем, от необходимости зарабатывать грязные деньги продажей тела или совести или того и другого вместе.
О том, что произошло с Игорем, она, естественно, не знала, работодатели и не думали посвящать ее в такие подробности, они были заняты тем, что выискивали источник утечки информации. А Лена, с удовольствием вспоминая Игоря, тем не менее тоже была занята поисками богатого иностранца, ибо лишь среди них можно было найти надежную спокойную гавань, где можно спрятаться от житейских бурь и волнений.
Игоря под конвоем в наручниках неоднократно возили домой. Возили с несколькими целями: во-первых, оказать психологическое давление на него, воспоминания о прекрасной жизни на воле оказываются иной раз более действительным лекарством против молчания, чем самые жуткие пытки, во-вторых, следователь все еще не терял надежды отыскать хитроумный тайник, где прячется подпольная лаборатория.
Но все было тщетно: Игорь не выдавал Лену, а лаборатория так и не отыскалась, правда, нет худа без добра, Игорь сумел взять дома смену теплого и летнего белья, теплый свитер, рабочие брюки и сапоги.
Так что теперь он был соответствующе экипирован для дальней дороги в казенный дом.
Из суда его привезли в другое крыло тюрьмы, туда, где подбирались этапы в самые тяжелые и страшные лагеря, расположенные по берегам реки, до ближайшего из которых нужно было плыть сутки. Руководство этих лагерей было совершенно бесконтрольно, начальство даже летом не желало столько плыть, чтобы проинспектировать хоть один лагерь. А там, где бесконтрольность, там всегда беспредел.
Игоря загнали в общую камеру, где уже дожидались этапа разбойнички и бандиты, самый отпетый народ, волки в законе, для которых тюрьма была „дом родной“.
Как только за Игорем закрылась дверь, к нему сразу же подскочил один из гангстеров.
— Здравствуйте! — вежливо поздоровался Игорь.
— Какой вежливый! — с издевкой протянул бандит, оглядывая Игоря, как цыган лошадь. — И какой сладенький петушок!
Игорь уже наслушался всяких рассказов, когда сидел, дожидался своей очереди в суде. Знал уже, что такое „сладенький“, что такое „петушок“.
Обитатели камеры умолкли, ожидая дальнейшего развития событий. Главным для них было увидеть реакцию Игоря.
И реакция последовала.
Игорь с разворота ударил ногой бандита в лоб, и тот отлетел к нарам и еще приложился затылком о деревянный столб. Удар был такой силы, что обидчик потерял сознание, а из уголка его рта засочилась струйка крови.
Ударить второй раз Игорю не дали. Двое громил встали перед ним. Один из них весомо сказал:
— Оставь его! Он свое получил. Драться можешь, давай пять!
Игорь обменялся с ним рукопожатием. Первое ощущение было такое, словно он решил поздороваться с клещами, причем с механическими.
— Сила есть! — сказал он уважительно.
— Ума не надо, есть собственный! — добавил сразу силач. — Можешь звать меня Колян. Я канаю по сто сорок шестой. Это тебя взяли с „дурью“ на миллионы „зеленых“?
— Меня! — подтвердил Игорь. — Только я тут ни при чем!
— Слышали, что ты в несознанке! — удовлетворенно сказал Колян. — „Молоток“! Так и пускай пыль. Никого не сдавай. Раскрутят группу, и всех к стенке! Вышняк!
— Прокурор и так требовал „вышку“! — сообщил Игорь.
— Это он пугал, козел вонючий!:— возмутился Колян. — Ты на пересмотр дела подавал?
— Когда? — удивился Игорь. — Меня только же осудили.
— Завтра же требуй бумагу и перо, садись и пиши! — посоветовал Колян. — Дело говорю.
— Зачем? — тоскливо спросил Игорь. — Неужели ты думаешь, что они от своего приговора откажутся?
— Пацан! — презрительно протянул Колян. — Переигровки не будет, это и ежу ясно. Но пока суд да дело, время идет. От дальних этапов отбояришься. На ближний пойдешь. Время тебе надо потянуть. Сейчас готовят этапы на север, в самые лютые зоны. Ты же идешь в первой, можешь не выдержать, сломаешься.
— Спасибо за совет! — поблагодарил Игорь. — Куда мне можно приткнуться?
— Здесь для новичков закон один: все начинают с параши! — усмехнулся Колян. — Но ты не унывай! Тут каждый день дергают на этапы, так что иногда за одни сутки полкамеры меняется. Тогда ты передвинешься поближе к свежему воздуху. А пока придется спать, слушая „музыку“. А когда не было промывных толчков, спать приходилось и с амброзией. Выносили парашу раз в день, утром. Те, кто начинали свой путь у параши, надолго запоминали этот въедливый запах.
— Ты, Колян, как будто сидел тогда! — презрительно прервал его один из крутых.
— Люди рассказывали! — так же презрительно ответил Колян. — Не хочешь слушать, уши завяжи на узелок.
— Мало ли о чем люди треплются? — еще более презрительно заявил „Фома неверующий“. — Языки почесать все горазды, а вот дело сделать, так многие в кусты. А то еще, суки, и закладывают.
— Есть люди и люди! — глубокомысленно сказал Колян. — Мне рассказывали люди, а не суки, те, кто заслуживает доверия. Свои в доску!
Игорь присел на край нар, совсем рядом с ватерклозетом, отгороженным невысокой деревянной стенкой.
— Этот суд у меня все силы высосал! — сказал он устало.
— А ты отдохни! — посоветовал сосед, тоже новичок, поскольку расположился рядом с Игорем.
„Отрубленный“ Игорем разбойничек неожиданно застонал и очнулся. Бессмысленно поводя глазами по сторонам, он пытался понять, что же все-таки произошло с ним, вроде сначала все было так хорошо. Потом он сделал попытку подняться, но застонал и оставил попытку до лучших времен.
— А я думал, что тебя убили! — засмеялся Колян. — Язык распускать не будешь! Отвечать надо за свои слова.
— Отвечу! — простонал разбойничек. — Оклемаюсь маленько и отвечу. Я ему…
Он сделал неосторожное движение и, схватившись за голову, застонал.
— Ответишь! — презрительно заметил Колян. — Жопой ответишь, если еще раз к нему подойдешь.
— Да оставь ты его! — увел Коляна другой громила. — Фраер решил поиграть в крутого. Сами разберутся. Этот „мул“ лягается классно, как боевой конь. В обиду себя не даст.
Ему удалось увести Коляна, и они засели на своих местах у окна разговоры разговаривать.
Колян оказался прав, когда говорил, что Игорю не придется долго спать у параши. После ужина открылась дверь, вошли в камеру вертухаи и стали по списку выкликать тех несчастных, кому предстоял многомесячный путь до своей „зоны“ на крайнем севере.
Так что Игорю не пришлось познать прелести ночного сна под „музыку“ с унитаза.
Но Колян заблуждался, думая, что Игорю будет позволено написать ходатайство о пересмотре дела. Его протест вызвал дружный смех.
— Написать-то ты можешь, только вряд ли бумага прокинет тюрьму! — усмехаясь, сообщил ему вертухай, когда Игорь попросил его принести бумагу и ручку. — К тому же, я слышал, что тебя завтра „дернут“ на этап.