Антология советского детектива-37. Компиляция. Книги 1-15 (СИ)

Неимоверным, рыбьим изворотом он подтянул ноги, сгруппировался, отпустил клык и, оттолкнувшись, выскочил из воды больше, чем по пояс, перевернулся и упал животом на едва омываемый гладкий камень. Он не почувствовал, что ударился лицом, грудью со всего маха. В глаза бросилась сверкающая витая гладь мчавшейся к нему воды.
— …и-ись!.. — донеслось откуда-то.
Подняв взгляд, Кузьма с трудом уловил поодаль на искрящейся грани воды размытый блеском силуэт Леонида, стоявшего в лодке.
Он хотел ответить ему, но горло пересохло. Вскочив на колени, Кузьма зачерпнул пригоршнями и выпил, вернее, протолкнул в себя стылую до зубной боли воду. Затем, основательно освоившись, он стал на ноги и заорал торжествующе:
— Держусь!
Теперь, когда он стоял на камне, окружающее в его видении стало обычным: река, освещенная солнцем, синяя вода в длинной и косой тени яра, желтые березы, пылающие багряные клены, лиловая черемуха, изумрудная ольха и иссиня-зеленая ель, поднявшаяся над всеми деревьями; и лодка — совсем недалеко, ближе, чем казалось секунду назад. Она шла к солнечному берегу.
— Держи-ись!..
Свечин огляделся. Ему хотелось немедленно начать действовать, как-то выбраться из ловушки, в которой он оказался. Кузьма находился посредине реки, у края низвергавшейся грохочущей лавины. Выбраться отсюда самому нечего было и думать. Однако Свечин не представлял себе другого пути спасения.
«Как Леонид поможет мне?» — подумал он и до боли сжал зубы, чтобы унять неприятное клацание. Озноб колотил его. Мокрая одежда, пронизываемая ветром, не грела. Кузьма увидел, как, выйдя на берег, Леонид принялся рубить ель, ближе других высоких деревьев стоявшую к воде. Леонид махал топором как одержимый. Кузьма сообразил, в чем состоял план Дзюбы-младшего: срубить дерево, столкнуть в воду и завести так, чтоб образовался «мост» меж камнями и берегом. Но тут же отказался от своего предположения: поток в одно мгновение переломил бы ствол, как спичку. И потом Леониду понадобилось бы столько усилий и столько сноровки, что требовать подобного от одного человека просто невозможно.
И только тогда, когда вершина ели ухнула на середину галечной косы, Свечин понял, что Леонид хочет воспользоваться срубленным деревом как якорем. А тот снял мотор и разгрузил лодку. Затем закрепил один конец веревки на ели, а другой на носу лодки. Все это сооружение находилось прямо против Свечина. Потом Леонид еще раз перехлестнул веревку через ствол и, столкнув лодку в воду, стал стравливать бечеву.
Пустую плоскодонку, конечно, снесло на стрежень. Но когда она дошла почти до самого порога, Леонид намертво закрепил конец веревки за ель. Теперь плоскодонка была надежно подстрахована. Леонид раз двадцать подводил лодку к порогу, но она оказывалась слишком далеко от Свечина. Только часа два спустя она вплотную подошла к камням, и Кузьма перебрался в нее. Закоченевшие руки и ноги почти не слушались его.
Наконец Леонид выволок лодку на косу и, крикнув, чтоб Кузьма раздевался, бросился в затишье меж береговыми скалами, быстро запалил там огромный костер. Леонид ухаживал за Кузьмой, словно за малым ребенком: растер его шерстяным свитером, спиртом, одел во все сухое, снятое с себя, а одежду повесил сушить, плотно накормил Свечина и уложил спать.
Ощущая приятную теплоту и хмельную радость, Кузьма после пережитых волнений быстро уснул, едва успев с благодарностью подумать о Леониде. Ведь он спас его. Спас!..
Открыв глаза, Кузьма встретился с устремленным на него взглядом Леонида.
— Как ты? Не ломает? Оклемался?
— Будто ничего и не было.
— Нормально! — восторженно воскликнул Леонид и вздохнул с облегчением. — Очень я за тебя беспокоился. Не хватало только, чтоб с тобой какая-нибудь ерунда приключилась.
— Обошлось, — поднимаясь, сказал Кузьма.
 
Настроение было отличное, и все, что он увидел, представилось ему прекрасным. Туман бисером мелкой росы вышил паутину меж веток ближнего куста. На рыжих листьях висели крупные капли. В них крохотными серпиками светилось утро. Седой дым от влажных дров припахивал пожарищем. Шум порога, скрытого пеленой, слышался глухо, утробно.
— Ну, сегодня я дежурный, — продолжил Свечин. — Завтрак такой сварганю…
— Уже готов. Ешь — и поехали. Я лодку приготовлю.
— Ее же волоком надо перетаскивать…
— Уже. — И, встретив удивленный взгляд Кузьмы, Леонид пояснил: — Ты спал двенадцать часов. Спустить лодку Под уклон не так уж трудно. Тем более пустую. А вещи я потом перетаскал. Не знал, сможешь ли ты подняться.
Кузьме стало неловко и тревожно, Леонид проделал воловью работу. И все из-за его оплошности. Оплошности ли?… Он мог погибнуть, ничего не узнав. Однако он жив, черт возьми! Значит, по-прежнему будет действовать.
А что мог сделать Леонид, пока Свечин спал?
Прослушать магнитофонную запись! Леонид слишком настойчиво интересуется ходом расследования. Но он и виду не подает, что теперь знает и об отравлении своего отца, и о кепке ниже водопада, у волока. Почему?…
Какие у него причины молчать? Соучастие в отравлении?…
Чушь!.. Чушь?…
«С ним надо быть очень осторожным. Очень!..»
Завтрак, приготовленный Леонидом, оказался действительно вкусным. После еды Кузьма глянул на часы, приложил к уху: — Все. Отработали. Сколько времени?
— Восемь…
— Пора выходить на связь.
— Так ты обычно выходил на связь вечером.
— Ты не знаешь расписания связи. Сегодня — утром.
— Твое дело. Чего объяснять.
Миновав берегом порог, Кузьма и Леонид прошли к лодке. Она уже была на плаву.
Взяв рюкзак, Кузьма придирчиво оглядел застежки, узел. Все выглядело вроде бы нетронутым. Но, осматривая магнитофон, он обратил внимание, что единица, показывающая метраж, не дошла до места в смотровом окошечке. А он хорошо помнил: она занимала иное положение. Кузьма заклеил клавиши управления особой пленкой. Под ней оставались в неприкосновенности следы пальцев Леонида в том случае, если он касался клавиш и не оборачивал палец тряпкой.
Леонид возился в лодке и всем своим видом старался показать, что копание Свечина в рюкзаке его не интересует. Коробку с прибором ночного видения Леонид, по всей вероятности, не мог открыть. А передатчик почему-то не работал. Сколько Свечин ни ломал голову, выискивая поломку все было тщетно.
— Мы скоро пойдем? — послышался голос Леонида.
Свечин решил заняться рацией во время вечернего привала. На связь ему действительно нужно выйти в двадцать один тридцать, а к берегу можно пристать раньше. На первый взгляд видимых повреждений в передатчике он не обнаружил. Винить Леонида в поломке не приходилось.
— Ну, Кузьма, — сказал Леонид, — теперь дорога гладкая. К мотору садись ты. А я посплю.
Так и просидел Кузьма весь день на корме у мотора.
Вечерний сеанс связи пришлось пропустить. Поломки Свечин не нашел, но передатчик молчал. Оставалось думать одно — «сели» батареи.
К вечеру следующего дня они прошли мимо яра, где еще неделю назад находился табор корневщиков. У воды белел свежеотесанный кол. Лодки не было. То ли Калиткин и Храбров подались ниже, то ли, заботясь о судьбе корней, доверенных Дзюбе, а главное — корня-гиганта, спустились в Спас.
Все это время Свечин думал о человеке, с которым он плыл в одной лодке, сидел у одного костра. Зачем Леониду понадобилось прослушивать записи?
Пока Кузьма копался в передатчике, Леонид предавался любимому занятию — строгал веточки. Возьмет одну и аккуратненько, будто карандаш, очиняет, стругает ее, пока не останется огрызок. Затем берет новую веточку, и все повторяется сначала.
Ну прослушал он записи, а дальше? Он узнал, что кто-то отравил его отца. Или он ищет другое, интересуется другим — драгоценным корнем? Это деньги, которые не придется делить ни с кем. Но для того, чтобы искать, где спрятан гигантский женьшень, надо наперед знать — он непременно существует. Откуда Леониду это известно?