По следам Жюля Верна
Появятся спутники, которые будут служить «метеорным патрулем»: их задача — сообщать о появлении метеоров, космических крошек. Благодаря спутникам точнее станут прогнозы погоды, не страшны будут внезапные магнитные бури, разгадают многие тайны Космоса. Мы узнаем подробно, что представляют собой ореолы заряженных частиц вокруг Земли, каковы «настоящие» космические и солнечные лучи, из чего состоит межзвездная материя, заполняющая собой всю Вселенную.
По небесному радиомаяку штурманы поведут морские и воздушные корабли. Телепередачи из одного центра увидят сразу на всех материках — это сделают три спутника-ретранслятора. Создадут и спутники-осветители для освещения в ночное время города отраженным солнечным светом. Это тоже будущее, как и сам лунный рейс пассажирской ракеты.
Всех, конечно, будет интересовать, что переживают путешественники в первые минуты и часы полета, очутившись со Вселенной «лицом к лицу».
Самым удивительным оказалось, как ни странно покажется каждому, кто мысленно уносился на ракете в небо, отсутствие ярких впечатлений на пути к Луне.
Астронавты не усомнились, как герои Жюля Верна: летим или нет? Тяжесть исчезала — значит, Земля покинута. У жюльверновских героев, пассажиров пушечного снаряда, свободного времени было хоть отбавляй. А у экипажа ракеты каждая минута на счету. Привыкали к сплошным суткам, без смены дня и ночи, вернее, устраивая их лишь по часам. Специальные оптические приборы и экран телевизора показывали им непривычную картину Вселенной.
И, конечно, не сразу невесомость станет такой же привычной, как тяжесть на Земле: это вполне понятно…
Уляжется волнение после выхода на орбиту, организм примирится с потерей веса, и жизнь войдет в размеренную колею. Наблюдения, радиосеансы в определенные часы, отдых чередуются друг с другом. Размеренное течение будней, возможно, будет прервано выходом наружу для проверки скафандра — одежды тех, кто ступит когда-нибудь на Луну. Вот что мог бы рассказать об этом пилот.
«Отрывается люк, вторая дверь двойного шлюза — последняя преграда, отделяющая от «ничто». Осторожно выбираюсь наружу, подтягиваю трос и, слегка оттолкнувшись, падаю… да, падаю неудержимо — куда, не понимаю сам. Вселенная — а я в ее центре — поворачивается вокруг меня, словно звезды ведут хоровод, Земля же и ракета исчезают. Откуда-то — сбоку ли, сверху ли, снизу ли — выплывает земной шар. Толчок… и Вселенная успокаивается: трос размотался на всю длину и держит на привязи, не пускает в бездну… Оглядываюсь. Теперь кажется, что я в сверхгигантском черном шаре, изнутри «облицованном» звездами. Вдали висит Земля. Вот и ракета неподалеку поблескивает в солнечных лучах.
А если оборвется трос, что тогда? Здесь, в Космосе, мы учились «ходить», передвигаться в пустом, лишенном всякой опоры пространстве. У скафандра есть миниатюрный двигатель. Он дает возможность передвигаться в пустоте.
Все приходит постепенно, и уменье тоже. Пропал страх перед бездной, стали уверенными движения, четче все приемы, доведенные почти до автоматизма. Это пригодится… когда Космос станет вторым нашим домом…»
Земля постепенно, хотя и незаметно, становилась все меньше и меньше. Превращения эти хорошо видны на фотоснимках. Потом смонтирована была серия фотографий, которая обошла все газеты мира: вереница земных шаров выстроилась в ряд — от большого до шарика-крошки… Луна так же неуловимо приближалась, словно разрастаясь.
Сияющий каким-то зловещим холодным светом лунный диск занимает уже почти половину неба. Серебристый шар рос постепенно, увеличиваясь каждые сутки. До сих пор перемены совершались незаметно. И вдруг та же, уже чуточку прискучившая Луна предстала совсем иной: близкой. Чувство, которое испытываешь, когда приближаешься к Луне, ни с чем не сравнимо: ведь перед тобой не безыменный остров в океане, и даже не целый неизвестный материк. Другой, чужой мир! Никто никогда, не считая приборов, не видел еще его.
До гор с резкими черными тенями у подножий, кажется, рукою подать. На дне лунных морей глаз различает оттенки разных цветов: голубоватые, зеленоватые, пепельно-серые… Беспорядочное нагромождение скал и ущелий… И среди этого первозданного хаоса вдруг появляется безукоризненно ровная черточка — знаменитая «Прямая стена», прямая в буквальном смысле. А потом опять тот же, ставший привычным рельеф гигантского глобуса, маячащего в окнах корабля.
…Луна наплывает стремительно и поворачивается над нами, открывая новые и новые части своего «лица». Есть выражение: «поднять карту» — расцветить ее, оживить. Карта Луны «поднялась» перед глазами астронавтов, и они жадно вглядывались в знакомые очертания сложного лунного рельефа. Они узнавали места, куда прибыла с Земли первая ракета, и им даже показалось, будто видны по соседству с огромной скалой упавшие в Море Дождей вымпел и контейнер… Но то, конечно, была лишь иллюзия. Разве увидишь крохотные точки, затерянные среди хаоса гор, ущелий, в беспорядке громоздящихся скал? Зато сами горы и пропасти прекрасно можно было рассмотреть с высоты «птичьего» полета.
Так вот она какая, Луна, вблизи! И в телескопы бывает отчетливо виден ее горный пейзаж, но совсем иное дело сейчас, когда уже простым глазом можно многое разглядеть.
Отсюда горы кажутся еще более высокими, и черные тени их ложатся на припудренные пылью равнины. Люди привыкли к виду сияющей белой Луны, а ведь она на самом деле совсем не такая — она темного цвета! Это придает и без того суровой картине лунного мира мрачный колорит. Только местами ярко светятся под солнечными лучами вершины разбросанных среди мрака гор. Удивительно резко очерчены тени, без переходов, без полутонов.
Но, пожалуй, самое поразительное то, что даже ровные места, дно морей, в которых нет ни капли воды, оказывается, покрыты каменными россыпями. С Земли этого не увидишь. Проносясь около Луны, астронавты воочию убедились, насколько она изрыта, неровна, словно перепахана вдоль и поперек.
Вот огромная, свернутая в кольцо горная цепь. На Земле на гребень ее не взобрался бы альпинист! Выше самых высоких наших вершин отвесные уступы скал, громоздящиеся друг на друга. Везде, где может держаться пыль, она лежит и, вероятно, толстым слоем. А внутри, на арене образованного горою цирка, множество трещин, обломков и мелких кратеров. Да, именно кратеров, таких же «колечек», но маленьких, диаметром всего в несколько километров.
Диковинная панорама проплывает внизу, и виды меняются, как кадры фильма. Показался странный кратер. В отличие от своих собратьев, он едва заметен на сероватом фоне гигантской равнины. Таинственный кратер-призрак! Такие давно заметили на поверхности Луны, но терялись в догадках: что бы это могло быть? С высоты, на которой летела ракета, их удалось сфотографировать и получить отчетливые снимки.
Цепь низких холмов, сравнительно ровных, почти не дает теней. В пыли, усеявшей холмы, местами видны островки какой-то породы очень темного, контрастирующего с общим фоном цвета. Издали эти холмы напоминали расплывчатые, неясные следы чем-то срезанных гор. Расселина, такая глубокая, что кажется, будто и дна у нее нет, словно рваная рана, пересекает равнину. Тянется она чуть ли не до центра лунного шара. Лишь краешек стены освещен, остальное же пропадает в зловещем мраке. Однако в этом мраке что-то блеснуло! Какие-то светлые пятна разных оттенков ясно видны по краям ущелья. Вероятно, под действием солнечных лучей светятся минералы; они как бы напитались светом во время длинного двухнедельного лунного дня, а теперь стали светильниками сами. Догадка эта потом подтвердилась. Нет, не все мрачно на Луне!
B поле зрения лопал овраг, похожий на русло высохшей реки. Сходство усиливалось тем, что «речное дно» было относительно гладким, а вместо песка его покрывала, как и все вокруг, пыль. Она лежала и на пологих склонах, и на редких скалах, нависших по берегам. Сначала астронавты не могли понять, что представляет собою это странное образование. Но в нескольких местах под пылью они разглядели застывшую лаву. Лавовый поток! Он заполнил трещину в лунной коре, появившуюся в те далекие времена, когда там было царство вулканов. Клокотала огненно-жидкая масса, и судороги застывающей коры местами рвали поверхность планеты. Тогда лава устремлялась наружу, остывала, и среди камней возникала бороздка, уцелевшая до сих пор.