Царская невеста

– То она по недомыслию. К тому ж изрядно перепутала. Триглав сей… – И, вглядевшись в мое лицо, насмешливо хмыкнул: – Да что я тебе пояснять стану, коль ты, поди, и вовсе про него не слыхивал [29].
– Точно, – согласился я.
– Вот-вот, – подтвердил Световид. – Потому и ни к чему мне о нем сказывать. Словом, напутала она все. Опять же в таких местах каждому свое грезится, что ближе да душе родней, вот Светозара и… Ладно, будя о том! А за то, что поведал о ней, благодарствую. Отныне должок за мной.
Он вежливо склонил голову. Я автоматически ответил тем же и даже деликатно произнес:
– Чего там. Всякое бывает.
– Ну а теперь недосуг мне с тобой лясы точить. Не из наших ты, я сразу понял. Сам по себе, – вынес Световид категоричный приговор моей никчемной, на его взгляд, личности. – Вот жиковинка у тебя занятная. Я и ранее об ентом напалке слыхал, да думал – пустяшное, выдумка, ан и впрямь зрю. Токмо спит ныне сей камень у тебя, и как пробудить его, мне неведомо. Да и силенок в нем ныне – кот начхал да воробей наплакал. Хотя погодь-ка. – Он пристально уставился на мой перстень, затем вновь протянул к нему руку с растопыренными пальцами, почти касаясь камня, поводил ею и недоуменно заметил: – А ведь открыл ктой-то вход. То славно. Тогда его и подкормить можно. Ежели хошь, пойдем со мной – я тебе его напитать подсоблю.
– Авось и сам справлюсь, – вежливо отказался я от приглашения.
– Авось? – как-то вопрошающе хмыкнул волхв. – Можно и его призвать, коль возжелаешь. – И тут же пояснил, очевидно окончательно поставив крест на моих познаниях в славянских богах: – У меня на удачу заговор крепкий. А хошь, могу и на чудо. – Он немного помедлил, но, видя, что я остался непреклонен, махнул рукой. – Ну ин ладно, тут оставайся. Токмо один уходить не удумай, сгинуть можешь. Болото кругом. – Он уже пошел, даже не дожидаясь, что я решу, но затем повернулся, напомнив: – Коль девку ждать станешь, кострище не вздумай запалить – тут кой-кто его не любит. Нам большого худа не содеешь, а сам беды не оберешься. Но коль надумаешь опосля, в одиночку сюда не ныряй, не то заплутаешь. Лучше до завтрева дождись, а ближе к вечеру скажешь Светозаре, чтоб сызнова сюда привела.
Дальнейшее мне почему-то совершенно не запомнилось. Даже ожидание Светозары как-то смазалось или, наоборот, сплюснулось во времени. И как шли обратно, тоже не запомнилось. Голова чумная, будто угорел, и топал я по лесу словно во сне, совершенно не замечая дороги. Окончательно же пришел в себя лишь на лесной опушке.
Поначалу я вообще не думал возвращаться на полянку, но уж больно запали мне слова старика. Нет, про чудо я не думал вовсе – не в сказке живем. А вот про удачу… Ох и соблазн. Мистика, конечно, и, скорее всего, вранье. А вдруг не до конца? Ведь было там что-то эдакое на полянке, так почему бы не попробовать. К тому же если учесть, куда именно я еду – а иначе как гадючьим гнездом двор Иоанна не назовешь, – мне бы ой как пригодилась подмога красавчика Авось.
«Да и риска никакого, – уговаривал я себя. – В конце концов, пускай не будет лучше, но и хуже все равно не станет, так почему бы не попытаться? И вообще, если тут живут боги, то, значит, дьяволу там не место».
Словом, любознательность победила, причем с огромным преимуществом, так что к следующему вечеру я уже настроился на путешествие в лес, о чем сообщил донельзя обрадованной Светозаре, а ночью, хотя и не без колебаний, устремился следом за Световидом в глубь полянки.
Туман мне совершенно не мешал, позволяя хорошо видеть в радиусе полутора-двух метров. Дальше, конечно, все терялось, но мне вполне хватало того, что вокруг. Камень я заметил сразу. Немудрено. Огромный серый валун, отливающий сединой, возвышался над землей чуть ли не на полтора метра, да и в ширину составлял не меньше. Верхушка его была идеально плоской, словно кто-то ее срезал, причем давно, в незапамятные времена – уж очень гладкой была отполированная поверхность. Видно, многие с тех пор водили по нему ладонями. А может, резак был хороший? Кто знает.
 
Световид велел приложить ладонь к камню, перевернув перстень лалом вниз так, чтобы он касался поверхности валуна. Я послушно сделал все так, как сказал старик.
Он накрыл мою руку своей и застыл, беззвучно шевеля губами. Почти беззвучно. Кое-какие обрывки мне услышать удалось, хотя большинства слов я не понял. Отчетливо и понятно прозвучали лишь первые строки:
Камень к камню идет.
Камень силу зовет.
Старший брат отдает.
Младший брат заберет.
Ты отец наш, Род,
Кустодия [30] твоя
Зорко бдит у ворот
Повели же ты ей.
Дальше было вовсе не понятное. Какая-то «длань купиной [31] лежит», потом какое-то «устави стремление» [32], а затем мне стало не до расшифровки – перстень нагрелся до такой степени, что я уже кусал губы, лишь бы не взвыть от боли.
К тому же меня изрядно мутило. Вроде бы желудок был практически пуст, но тошнота с каждой секундой все усиливалась. Сердце ни с того ни с сего забухало в груди, как отбойный молоток, а руки и ноги немилосердно заныли в суставах, словно некий зловредный невидимка пытался их вывернуть или растянуть. Добавьте к этому судорогу мышц в паху, немилосердное жжение в глазах и такое давление на уши, будто я находился на пятидесятиметровой глубине под водой. Наконец не выдержав, я выдернул руку из-под ладони жреца, или как тут его именуют, и торопливо отскочил в сторону, согнувшись в три погибели.
– Тьфу ты! – с досадой сплюнул Световид. – Все загубил. Сказывал ведь: ежели на удачу, то оставь жиковину у камня, а сам отойди.
Это верно. Сказывал. И что мне до конца обряда нипочем не выдержать – тоже говорил, предупредив, что в этом случае все мои мучения пойдут прахом. Дескать, если не запечатать ход, по которому к моему перстню пришла сила от большого камня, она тут же начнет потихоньку сочиться обратно, и пускай не сразу, но за пару-тройку месяцев мой лал растеряет ее всю без остатка.
Впрочем, я не особо расстроился из-за этой утекающей силы, в существовании которой изрядно сомневался. К тому же Световид толком так и не объяснил, в чем она заключается и куда ее можно применить, а главное – каким образом.
– Все от хранителя зависит, – туманно заметил он, пока выводил меня обратно на край полянки, присовокупив к этому вовсе загадочную фразу: – Не леть тут наказание [33].
Так и хотелось спросить: «Мужик, а ты сам-то хоть понял, что сказал?» Но я вместо этого задал иной вопрос.
– А зачем вам все это? – не удержался я от любопытства. – Опасно ведь. Если епископ или кто-нибудь еще узнает, беды не миновать.
– Это же пращуров вера, – пожал плечами Световид. – Как же можно от них отрекаться? Да и чище у нас, нежели в церквях…
– А почему тогда вы ни разу не пытались поспорить с христианами, чтоб прилюдно доказать народу…
– Ныне поздно, да и ни к чему. Небось слыхивал, что они про наших богов бормочут? Такую хулу несут – не ведаешь, то ли смеяться над их побасенками, то ли плакать от неразумения людского. Мол, идолам деревянным молимся. А у них доски с ликами, стало быть, живые. Мы тоже можем сказывать про их богов – де, идолища византийские, поганцы жидовские и прочая, но это значит до них опуститься, в грязь перебранки влезть. Негоже так-то. Сами о себе ведаем, что в чистоте живем, – нам и того довольно. Да и что теперь…
– Но ведь прежнего все равно не вернуть, – возразил я. – Тогда зачем?
– Не вернуть, тут ты верно сказал. Но опять повторюсь – от пращуров наша вера, потому и боги эти нам аки отцы и матери, старшие братья и сестры. Пока наша вера в них жива, и они живы. Да ты токмо в имена их вслушайся – один Род чего стоит. Нешто можно от своего рода отречься? Все одно что отчину продать. Ежели князь-братоубийца [34] чужу веру принял, то оно – его дело, но он нам не указ. Да и кого он в реку загнал креститься – токмо слабых, кому все едино. Может, оно и правильно – оная вера как раз слабых и привечает. А сильные духом, кто веру отцов предать не захотели, в леса ушли, к местам заповедным. Мало нас осталось, это да. Зато народец вольный. Из моих сынов и внуков отродясь предателей не будет.