Царская невеста

Я даже не стал торопиться со своим отъездом обратно. Во-первых, можно разминуться в пути – неизвестно какой маршрут для возвращения изберет Андрей Тимофеевич, а во-вторых, тело, истомленное двухдневной скачкой, пускай и неторопливой, настоятельно требовало отдыха, который я себе и устроил.
Кроме того, выехали они давно, накануне Рождества богородицы. Лишь потом я вспомнил про странное недоброе предчувствие, охватившее меня в моем поместье, и сопоставил этот день с датой их выезда из Бирючей. Они, как оказалось, совпали.
Но вспомнил я о своем предчувствии гораздо позже. Пока же для меня имело значение лишь то, что половина эскорта, как уверяла в один голос вся дворня, должна была вот-вот, со дня на день, вернуться. Полностью оголять поместье на длительный срок вообще рисковая затея, так что люди князя Долгорукого медлить в пути не должны.
«Чудесно. Вот и подождем, – решил я. – А уж тогда, разузнав все последние новости, станем решать, как быть дальше. Может быть, и впрямь будет иметь смысл выехать в Александрову слободу. Авось ко времени моего приезда туда Иоанн уже выберет очередную Анну, которая Васильчикова, и, довольный, на радостях утрясет все мои свадебные вопросы с Андреем Тимофеевичем. Если здесь, в Бирючах, старик еще может заупрямиться, продлив из-за траура срок ожидания на вторые полгода, то у царя шалишь. После слова Иоанна князю останется только развести руками и покорно склонить голову, потому что противиться государю себе дороже».
Отдых мой длился всего три дня. Я даже не успел заскучать, как в один из вечеров весь терем пришел в движение. То и дело хлопали двери, слышались радостные голоса и конское ржание за окнами – вернулся десяток ратных холопов князя.
Странно – ратники вернулись, но хозяев терема я так и не приметил. Помедлив где-то с полчасика, чтобы дать приехавшим время перекусить с дороги, хотя внутри все дрожало от нетерпения, я спустился в людскую.
Десяток возглавлял симпатичный молодой Пятак, с лицом в ярких конопушках и рыжей шевелюрой. Веселый парень примерно двадцати пяти лет, с такой же, как и шевелюра, рыжей, солнечно-золотистого цвета шелковой мягкой бородушкой, которую он забавно почесывал, был мне всегда симпатичен. И держался он со мной вежливо и предупредительно – эдакий воспитанный мальчик. Уж он-то расскажет все как на духу – врать не приучен, да и говорит всегда степенно, обдумав, что да как.
Меня ратники, понятное дело, встретить тут не ожидали, но личность знакомая, так что рассказывали взахлеб. Точнее, говорил один Пятак, как старший, а остальные время от времени поддакивали, продолжая наворачивать горячее хлебово.
Собственно, особых новостей они не привезли. В дороге бог миловал – тати не повстречались, так что в Александрову слободу они прибыли без происшествий. Только княжна выглядела необычайно бледной и заплаканной – даже веки покраснели и припухли. Но и это не от приключившейся хвори, а, скорее, от душевного волнения и переживания – шутка ли, стать женой самого царя.
– Невестой, – вежливо поправил я Пятака.
– Ну поначалу невестой, а там и женой, – недовольно повел тот могучими плечами и почесал свою рыжую бородку.
И с чего я взял, что она золотисто-солнечного цвета? Скорее уж на ржавчину похожа. Хотя при чем тут бородка?
– Невест много, а жена одна, – уточнил я. – Еще неизвестно, кого выберут.
Пятак переглянулся с прочими ратниками и нерешительно возразил:
– Прости на перечливом слове, княже, но тут ты и сам не ведаешь, о чем сказываешь. Не было ныне иных невест у государя.
Я чуть не поперхнулся медом от наглого заявления. Кажется, хлопец слишком много о себе возомнил, решив, будто ему известно все, что происходит в царском дворце. Э-э-э, милый, не так-то оно просто. Ты думаешь одно, на самом деле задумано по-другому, а сбывается третье, потому что в самый последний момент влезает настырная и вездесущая судьба и расставляет так, как ей взбредет в голову.
– То есть как это… не было?!
Неужели это был мой голос? Неужели это я сейчас так пискляво спросил? Спокойно, Костя, спокойно. Историки не ошибаются. Так что вспомни про Васильчикову и дыши ровно.
 
– Да вот не было, и все тут. Ни одной, – подумав, уточнил Пятак и опять полез пятерней в свою бородку.
Вообще-то невежливо шкрябать свою волосню, когда с тобой разговаривает целый князь. Ладно, сам виноват, устроил тут панибратство, вот они и рады сесть на шею.
– А тебе царь так все и сообщает, – усмехнулся я, хотя на душе заскребли кошки.
– Знамо нет, токмо и мы, чай, не без ушей. Разговоры среди евоной дворни были такие, что, мол, таперича в ближайший месяцок всем попотеть придется, потому как опосля грязника уже и свадебку решено сыграти, прямо в Михайлов день. Да оно и правильно. Чай, последняя неделя пред Филипповым заговеньем [77], а во время поста что за свадьба? Ни тебе погулять вволюшку, ни мясцом оскоромиться. А ведь сказано – яко гуляли, тако и жисть проживали.
Ха! Он еще и рассуждает! Рассудительный какой! Да еще эти конопушки на морде. И вообще, с чего я взял, что он не приучен врать? Ну врет же Пятак, врет как сивый мерин! И подробностей нагромоздил для достоверности. Тоже мне психолог из Средневековья.
– А может, остальные еще не приехали? – пришла мне в голову спасительная мысль. – Я слыхал, что государь каких-то Васильчиковых позвал, вроде у них тоже некая Анна на выданье имеется, да еще кого-то. – И жадно уставился на него в нетерпеливом ожидании.
Вообще-то сам виноват. Зря я стал слушать этого пустомелю с языком как длинное помело. «Рыжий не соврет, так сбрешет», – припомнилась мне народная мудрость. Точно. Городит сам не зная что. Но ничего. Сейчас я выведу этого брехуна на чистую воду. Впрочем, может, он даже и ни при чем. Просто явное чудовищное недоразумение, которое вот-вот выяснится, и тогда все встанет на свои места.
Я вот про жену Никиты Яковли тоже думал, что она – моя Маша. И ведь все на ней сходилось – княжна Мария Андреевна, урожденная Долгорукая. И лицом бела, и красива, и дородна, а все равно оказалась, что не она. Так и тут. Скоро все прояснится, и окажется, что этот балабол, который сейчас стоит передо мной с глупой улыбкой на уродливой роже, осыпанной грязными пятнами, дико ошибся, выдавая желаемое за действительное.
– Да на что им приезжать-то, князь-батюшка, егда государь с нашим князем Андреем Тимофеевичем все уже сговорил, – не сдавался рыжий, теребя свою паршивую ржавую бороденку и отрицательно мотая головой.
Как же я не люблю упрямых людей. Терпеть не могу! Встанут на своем, и хоть что ты с ними делай. Сейчас домотается головой до того, что она у него отвалится. А я помогу.
– И что же они сговорили? – саркастически усмехнулся я.
Голос, правда, слегка подрагивал. Но это не от волнения. Чего мне волноваться-то в самом деле? Скорее от сарказма – так много я его вложил в свой вопрос. И вообще, что он себе позволяет?!
– Да про свадебку же! – воскликнул рыжий.
– А этот их разговор ты сам слыхал? – уточнил я.
Ага-а! Вон как сразу затряс своей козлиной бородой! Ну то-то. Будешь знать, как бабские сплетни пересказывать…
– Князь нам о том поведал. Он и не таился. Обещался по приезде кажному по рублю выдать. Ну в утешение, что мы там гульнуть не смогём, – пояснил Пятак.
Я еще долго допытывался, все выискивая противоречия или неточности, за которые можно было бы уцепиться. В груди словно полыхал огромный костер – все-таки жарко в этой людской. Жарко и душно. К тому же после каждого бестолкового ответа этого сопливого идиота с противной козлячьей бородищей – я бы на его месте давно ее сбрил и не позорился – пламя этого костра вспыхивало все выше и жарче, аж припекало. Приходилось то и дело гасить его из кубка – на мое счастье, посудина оказалась какой-то бездонной.
Потом уже я узнал, что верный Тимоха, тревожно глядя на меня, ухитрялся все время тихонько его доливать из огромной – на несколько литров – пузатой братины. Получается, я вылакал ее содержимое, можно сказать, в одиночку.