Даже если ты меня ненавидишь
Никаких вариантов. А если… Да нет, сын Павелецких не мог. Зачем ему? Мы даже не общаемся толком. Только когда он к родителям в зал для хореографии заглядывает после своих хоккейных тренировок. Поздоровается со всеми, порычит на семью и сваливает.
Мне бы, наверное, и не хотелось, чтобы от него. Натан в прошлом году пытался приставать, а потом быстро переключился на Олю Василевскую из нашей группы.
Глупо, конечно, но хочется, чтобы этот подарок был от того странного парня, разрисованного татуировками. Представляю, как он покупает этого медведя, и снова улыбаюсь. Было бы очень весело, только это слишком нереально.
Утыкаюсь носом в мягкую розовую макушку между круглых ушек. Вдыхаю, улавливая едва заметный запах, прилипший к медведю. Я даже распознать его не могу, слишком слабый, а щёки почему-то горят. Глупость какая-то. Что, мне после соревнований игрушек не дарили?
Выпускать мишку из рук всё равно не хочется, и я иду по улице, продолжая прижимать его к себе.
Дядя Лёня позвонит, как будет выезжать. Мы с ним договорились. Спокойно ухожу в улицы, где меня точно не увидит никто из знакомых мамы. Тут затаилось совсем небольшое семейное кафе. Покупаю у них самый вкусный в городе фруктовый чай и бреду дальше, разглядывая город и наслаждаясь минутами свободы.
Всё портит трезвонящий в кармашке рюкзака телефон. На маму стоит отдельная мелодия, так что я всегда точно знаю, что звонит именно она, если телефон не на виброрежиме.
– Да? – остановившись, осторожно отвечаю.
– Ты ещё в Ледовом? – очень подозрительный вопрос. Вся приятная щекотка под кожей исчезает. Вместо неё появляется покалывание.
Солгать? А если она уже во Дворце? А если разговаривала с Розой Марковной? Хочется хныкать и топать ногами от досады. Моя прогулка слишком быстро заканчивается.
– Нет, – говорю правду.
– Как интересно. И где тебя носит? – режет по мне своим надменным тоном.
– Пройтись немного решила. Такая погода хорошая, – и снова правда. А чего делать?
– То есть на учёбу у тебя времени нет, а на то, чтобы шляться по городу, его предостаточно? – представляю, как она сейчас стучит своими идеальными ногтями по дорогому лакированному пианино, стоящему в нашем доме просто так.
Нет, иногда его терзает Аделина, но лучше бы она его не трогала. Никогда. Мать мечтает вырастить из младшей сестры великого музыканта и меняет ей частных педагогов, пытаясь найти того, у которого наконец получится совершить невозможное.
– Мам, ну я же совсем немного. Мне иногда надо…
– Что тебе надо, Ами?! – повышает голос. – Всё, что тебе сейчас надо, это готовиться к Кубку и закрыть все свои дыры в колледже. Я сейчас сама за тобой приеду.
– Ну ма-а-ам…
Она отключается, а я, обречённо вздохнув, ставлю на бордюр стакан с чаем, чтобы спрятать в рюкзак медведя.
Возвращаюсь к входу в Ледовый. Приходится ждать. Можно сказать, тоже прогулка, только стоя на одном месте и уже без настроения.
Мама иногда водит сама. Отец недавно поменял ей машину. Она важно паркуется, перекрывая часть въезда на территорию Дворца и недовольно смотрит на меня, жестом показывая, чтобы я поторопилась.
– Привет, – выдохнув, сажусь вперёд.
– Что это за дрянь? – мама забирает у меня стакан с остатками чая.
– Вкусно, – тихо отвечаю.
Брезгливо поморщившись, она снимает крышку и заглядывает в стакан так, будто там кошачья моча вместо чая.
– Выброси, – возвращает стакан мне.
Выбравшись из машины, доношу его до урны и возвращаюсь, вновь устраиваясь рядом с мамой.
– Ты, – выворачивая на дорогу, она снова смотрит на меня, – вчера не нагулялась?
– Мы весь вечер просидели в квартире, – напоминаю ей о поездке в гости к семье нашего дяди. – А я хочу…
– Даже не начинай, – небрежно отмахивается мама.
Отвернувшись к окну, решаю не продолжать этот бессмысленный разговор. Всё равно есть только мамино мнение. Она называет это заботой о нас и нашем будущем.
В полной тишине въезжаем в «Красные зори». Сворачиваем на нашу улицу. С сожалением смотрю на то, что было домом Калинина. Там уже никого нет. Ни рабочих, ни того парня.
Надо перестать о нём думать! Ну это же правда ерунда. Он такой весь из себя… а я… другая. Просто другая, и всё.
Поднимаюсь к себе в комнату. На ужин позовут немного позже. Есть время, чтобы переодеться и глянуть расписание занятий на завтра.
Вынимаю из рюкзака медведя и сажаю на кровать, а сама в бриджах и тунике устраиваюсь за ноутбуком.
– Точно, с последней пары мне завтра придётся уйти, – заключаю, сверяясь с расписанием тренировочного дня.
Дверь нагло распахивается.
– Уйди отсюда, – ругаюсь на Аделину, опять ввалившуюся в мою комнату без разрешения.
– А я сегодня две пятёрки принесла, и мама разрешила мне в выходные поехать с подружками в столицу, – хвастается она.
– Всё равно выйди отсюда, – швыряю в неё стёркой.
– Ой, а что это за уродец? – подбегает к кровати и хватает моего медведя.
– Не смей! – подскакиваю со стула. – Отдай сейчас же! – требую я.
– А если не отдам? – дразнит сестра, отпрыгивая к дверному проёму.
Оказываюсь рядом и выдёргиваю игрушку из её рук. Ада ударяется локтем о косяк и начинает орать. Видимо, удар пришёлся на нерв, но она всё равно переигрывает. Боже, мне иногда кажется, что ей семь!
– Дура! – топает ногой. – У меня теперь синяк будет. Ма-а-ам!
– Я тебя сейчас прибью, – шиплю на сестру.
– Мама, меня Ами ударила и угрожает теперь! Мам, я её боюсь! – истерично вопя, это четырнадцатилетнее капризное до невыносимости недоразумение опять бежит жаловаться.
Ей просто в кайф, когда мне достаётся. Она так самоутверждается.
Через пять минут мама приходит ко мне в комнату.
– Что произошло? – спрашивает у меня, как у старшей.
– Ничего. Она просто вламывается. Можно мне замок на дверь? – спрашиваю я.
– Тебе есть что скрывать от семьи? – мать недовольно хмурит брови.
– Я не хочу, чтобы Аделин сюда входила, – объясняю ей элементарные вещи.
– То есть младшая сестра хочет твоего внимания, а ты за это её ударила? – всё переворачивает родительница.
– Да не трогала я её. Аделина сама локтем долбанулась!
Лучше бы головой!
– Что за выражения, Амалия? – мама меняется в лице.
– Забери у неё этого уродского медведя, – ноет Ада. – Она меня из-за него… – трёт локоть, который уже давно прошёл.
– Откуда это здесь? – мать брезгливо, двумя пальцами берёт мою игрушку за ухо.
– Не забирай, пожалуйста. Я купила. Он мне нравится, – сочиняю на ходу.
– Купила? Это?
– Мама, оставь… – тяну руку, чтобы забрать.
– Безвкусная дешёвка. Его место на помойке, а не в нашем доме. Тебе же не пять лет, Амалия. Не надо тащить сюда всякую гадость. И извинись перед Аделиной, – требует она.
– Я не виновата ни в чём, – зло смотрю на довольно улыбающуюся сестру. – И мне нравится мой медведь. Верни, пожалуйста.
– Извиняйся, – требует Ада из-за плеча матери.
– Не заставляй меня ждать, – добавляет родительница.
– Я извинюсь, если ты вернёшь мне мою игрушку, хоть я ни в чём не виновата и ударилась эта… сестра сама, – выпаливаю на одном дыхании.
– Хорошо, – соглашается мать.
– Аделин, извини за то, что ты ударилась, – без особой радости проговариваю я.
Мать кидает медведя на мою кровать и добавляет:
– Завтра утром сама выбросишь. Хочешь игрушку? Я закажу тебе в приличном магазине, – разворачивается и уходит.
Ада показывает мне язык и тоже, наконец, сваливает. Закрываю за ними дверь, чувствуя, как внутри всё дрожит от обиды и несправедливости. Забираю медведя, сажусь на подоконник. Прижав игрушку к себе, виском прислоняюсь к оконному стеклу и смотрю на другую сторону дороги, откуда сейчас в ответ на меня и посмотреть некому.
Так одиноко…
Глава 7
ДантеТрек к главе – «Lose Yourself»