Великий и Ужасный (СИ)
— Ля-а-а-а… — на пробу протянул я, напрягая голосвоые связки, а потом выругался: голос был точно не мой.
И «ля» этой иерихонской трубе явно не подходило! Нужно было что-то решительное, боевое, соответствующее переломному моменту:
— Вихри враждебные веют над нами,
Тёмные силы нас злобно гнетут!
В бой роковой мы вступили с врагами,
Нас ещё судьбы безвестные ждут! — ревел я, передвигая уцелевшую мебель и сгребая обломки в один угол.
Сквозь разбитое окно я услышал, как где-то в ночной дали горестно завыла собака, и заплакал проснувшийся младенец, захлопали закрывающиеся форточки и ставни. М-да, что-то я разошелся! Тембр был очень специфичный: если не контролировать голосовые связки, то «Cannibal Corpse» вполне могли бы теперь приглашать меня сессионным вокалистом, на подмену Джорджу Фишеру…
— Помянешь черта…- не удержался от комментария я, наткнувшись под развалинами шкафа на тело огромного полуголого мужика, который ничком лежал на полу в луже крови.
На сей раз голос прозвучал более-менее по-человечески, но ситуация была, конечно, аховая.
Только вспоминал про «Cannibal Corpse» — вот вам пожалуйста, труп, весьма смахивающий на какого-нибудь каннибала из племени маори! Я перевернул его на спину и охнул: рожа была совершенно невероятная. Широкий нос с горбинкой и огромными ноздрями, массивная нижняя челюсть с выпирающими как у какого-нибудь дикого вепря клыками, заплетенные в многочисленные косы длинные черные волосы… Орк! Вот кто это был! По крайней мере под такое определение мертвец подходил как нельзя лучше, разве что кожа у него была землистого оттенка, ни разу не зеленая. Такая же, как у меня. Вот гадство! У меня что — и рожа нынче эдакая страхолюдная?
Почему-то этот вопрос волновал меня сильнее всего, так что я распрямился, повертел башкой и, обнаружив единственное целое стекло во всем окне, пользуясь ночной тьмой, принялся разглядывать свое отражение. Честно говоря — картина была страшноватая и странноватая одновременно. Вот если взять некоего гражданина Бабаева, которого я обычно привык лицезреть в зеркале, и тот труп каннибала, что валялся на полу, а потом смешать, но не взбалтывать — то получилось бы нечто среднеарифметическое, то самое, что виднелось в потрескавшемся мутном стекле пострадавшего от погрома окна.
— Какая отвратительная рожа! — снова прокомментировал я, а потом оскалился: нижние клыки были гораздо крупнее человеческих, но над губой не торчали. Так — неправильный прикус в стиле Шварценеггера, ничего критичного.
Зенки, правда, эти ненормальные, нездоровый цвет лица и общая звероватость облика напоминали чудовище Франкенштейна из классической истории Мэри Шелли. Правы были неизвестные милитаристы в броне! Но — чудовище или нет, раз уж я так спокойно принял перемены, со мной произошедшие, то нужно было осваиваться дальше. Порядок наводить, искать еду и деньги. Разбираться, где я нахожусь и что теперь делать.
То, что виновата шаровая молния — это было понятно. То, что я не в дурке и не сплю — тоже. Оставалось не так-то и много вариантов, типа виртуальной реальности или долбанного попаданства в параллельную вселенную. Или неимоверно изощренного парка аттракционов в духе фильма «Холоп». Но тут меня выручала низкая самооценка: некто Бабаев и нахрен никому не сдался, не такая фигура, чтобы такие сеансы терапии проводить и заниматься копаниями в моей жалкой душонке. Поэтому — либо первое, либо — второе. Скорее — первое, потому что вряд ли в виртуальной реальности мне так зверски хотелось бы жрать!
За окном загудело, я выглянул наружу.
Из чернильного неба, создавая мощными турбинами пылевые вихри и поднимая в воздух многие килограммы бумажного и пластикового мусора, опускался конвертоплан. Слепящие, невероятно яркие лучи прожекторов разрезали ночной мрак, шарили по покрытому трещинами асфальту, заглядывали в окна окрестных домов. Агрегат был огромен — метров тридцати в длину, с футуристичными обводами корпуса и парой изогнутых крыльев такого же матово-черного цвета, как и броня бойцов, которые, контролируя окружающее пространство и охраняя парня на носилках, приближались к опускающейся аппарели. Их шлемы были закрыты наглухо, так что различить, кто из них Козинец, кто — ротмистр или фельдшер, из окна было практически невозможно.
Наконец, летательный аппарат вобрал в свое необъятное брюхо новых пассажиров, аппарель с шипением закрылась. Конвертоплан, глухо взвыв турбинами, резко взмыл вверх, на секунду закрыв своим массивным корпусом звезды.
— Сосите хер, сучьи дети! — послышался пьяный голос из дома напротив. — Все опричники — ублюдки!
Опричники?
Так много вопросов и так мало ответов! Еще и труп этот в комнате…
* * *— Кхе-кхе… — раздалось неуверенное кряхтенье за моей спиной. — Я по поводу мяса. Вам нужно мясо?
Голос был дребезжащий и в целом неприятный, так что я резко обернулся и увидел некое странное существо. Серая кожа, острые уши, гротескно-длинный нос, всё те же клыки из нижней челюсти… Тоже — орк? Ростом, правда, мне по пояс, но хрен знает, какой у меня сейчас рост.
— Какое мясо? — удивился я, едва снова не сорвавшись на привычный этим голосовым связкам гроул.
Существо подтянуло спадающие штаны и шмыгнуло носом:
— Свежее, убоину. Свежее съедобное мясо. Нынче такое найти даже сложнее, чем хорошую выпивку.
— Э-э-э-э… И почем?
Кстати, речь его была вполне русской, с поправкой на клыки и нос, конечно, но — я понимал всё до последного слова!
— Ну, — замялся мой собеседник. — У меня есть, например, пакетик мухоморов, самокрутка с анашой и две таблетки — красная и синяя, но я ва-а-аще не в курсе, может, это антибиотики или витаминки.
— И нахрена оно мне? — я всё никак не мог просечь ситуацию.
— Так за мясо! Я пацанов позову, мы заберем? Тут килограмм сто пятьдесят-двести, не меньше! Одному мне не съесть!
— Где, мать твою сраную, тут? Где ты тут видишь… — я почувствовал, как откуда-то из глубины души поднимается волна лютой ярости: первая четкая и внятная эмоция за все проведенное тут время, но в этот момент мой взгляд наткнулся на тело орка на полу и я сразу всё понял.
Вот тебе и «каннибал корпс», однако!
— Учителя я тебе жрать не дам! — внезапно пришло понимание, что этот мертвый орк и есть тот самый Резчик. — Его вроде как магией убило, и поэтому…
— А-а-а-а! Тьфу-тьфу-тьфу, спасибо тебе, урук, за честность и за заботу о нас грешных… Сожрал бы, а потом какой чирей на носу вскочит — как быть? — он потрогал свой длинный нос, снова шмыгнул и почесал левую ягодицу. — Или на еще каком нужном месте… Так ежели магией — так сжечь бы надо! Хошь — мы с пацанами за покрышками сгоняем? Оно погребальный костер такому важному уруку вроде как и самое подходящее…
Суетливый типус… Гоблин! Это, черт его возьми, был гоблин, я вспомнил это буквально по щелчку, озарение пришло точно так же, как вспоминаются строчки давно забытой песни или пинкод от карточки, которым не пользовался лет двести из-за всеобщего внедрения беспроводных технологий. В общем — гоблин переминался с ноги на ногу, суетился, поправлял штаны и вообще, похоже, был парнем дерганным.
— А с меня что? — уточнил я, подозревая подвох.
— А ты нас от Щербатого прикроешь. Он у нас гостиницу отжать хочет… — гоблин заискивающе глянул мне в глаза, снизу вверх. — Но ты же тут поживешь еще, ага? С тех пор, как Резчик сюда заехал — Щербатый не заглядывал. Двое из урук-хай — это сила! Но и один из урук-хай — это лучше, чем дюжина из гоблин-хай… Снага вас боятся!
— Поживу, — кивнул я. А что мне еще было делать? Другого пристанища, кроме раздолбанной комнатенки в ближайшем будушем не предвиделось. — Тащите покрышки…
— Ты своего учителя на задний двор принеси тогда, урук… Больно он тяжелый! Как звать-то тебя, кстати? А то при Резчике ты, понятное дело, помалкивал, а щас уж сам по себе, так что — можно!
— Бабай, — сказал я.
— А я — Кузя, — откликнулся гоблин. — Будем знакомы.