Тени забытых болот
Коновалов кивнул и спросил:
– Когда был последний сеанс?
– Позавчера. Как раз за день до вашего приезда. Где они прячутся, мы тоже пока не знаем. Но я сейчас повторю то, что уже говорил вам: диверсантов прикрывают. Кто-то из местных жителей.
– Вы проверяли?
– Всех подозрительных перетрясли. Даже милицию подключили, но это ничего не дало. Скорее всего, покровитель – тот, кто вне подозрений. А таких больше половины Липеня.
– А уголовники, неблагонадежные? – вновь подал голос Рябцев.
– Вот их-то как раз вместе с милицией и проверили, в первую очередь. Хотя это тоже дело зыбкое. Во-первых, далеко не вся эта уголовная шушера оккупантов поддерживала. А во-вторых, диверсанты ведь тоже к кому попало не пойдут. Они отправятся к надежному человеку. Возможно, на него им даже указали.
– Был оставлен для связи на всякий случай, – догадался майор.
– Скорее всего. Но тут вот что вырисовывается: многих коллаборантов, кто с немцами не ушел, переловили. Там и правая рука бургомистра, и всякие канцелярские крысы.
– А полицаи?
– Это как раз не слишком надежные люди, – усмехнулся Кочетов. – Вы ведь, я думаю, встречали таких. Шпана да маргиналы в большинстве своем. Ну, еще кулацкие сыночки и прочее отребье.
Да, здесь подполковник был абсолютно прав. И Коновалову, и Рябцеву приходилось видеть тех, кто служил немцам. Попадались всякие: и открытые противники советской власти, и запутавшиеся люди, и, как выразился Кочетов, отребье. Даже бывших «белых» довелось увидеть. Но, как показывала практика, такие типажи в полицаях точно не ходили – они занимали посты повыше.
– Предположения есть, кто это может быть? – спросил майор. – Ну, кроме того, что этот человек вне подозрений.
– Пока что никаких. Сами понимаете, дедуктивный метод тут может не сработать. Придется копаться в биографиях всех неподозрительных, а их, как я уже сказал, тут много.
– А если допросить кого-то из бывших прислужников? – предложил Василий. – Наверняка ведь такие имеются.
– Имеются. Как раз у милиции в камерах сидят двое, ждут отправки в Минск, на суд. Взяли их в очередной шайке или банде. До них я еще не успел дойти, так что можете поработать с ними, если успеете. Потому что не сегодня-завтра их уже увезут.
– Думаю, так и сделаем, – кивнул Николай.
Они обговорили еще несколько мелких деталей. «Похоже, нам все придется начинать с нуля», – мелькнуло в голове у Коновалова, но вслух он этого не сказал.
– Ну, на этом пока все. – Подполковник устало потер виски. – Завтра с утра – в милицию. Если нужна будет информация – тогда ко мне. Все понятно?
– Так точно! – снова хором ответили офицеры.
– Тогда свободны.
Коновалов и Рябцев вышли. Их окружила ночная темнота, разгоняемая кое-где тусклым светом фонарей. Уже на улице, под фонарем майор вытащил бумажку и посмотрел адрес: ул. Лесная, дом 4, квартира… Почерк был корявый и не очень разборчивый. То ли три, то ли пять. Анна Сергеевна Сорокина. Ладно, на месте будет видно.
– Пойдем, Василий, – устало вздохнул Николай.
Рябцев кивнул и молча последовал за ним. Они знали друг друга всего ничего: им двоим дали это задание, тогда и познакомились. Светловолосый, плотно сбитый и малоразговорчивый Рябцев казался человеком себе на уме. Внешне он был полной противоположностью темноволосому и поджарому Коновалову. Замашки, да и проскальзывавшие слова и обороты, выдавали в Васе человека из простонародья. «Возможно, деревенский», – подумал как-то о нем майор. Впрочем, неболтливый напарник ему только на руку: не будет докучать пустым трепом. Да и разговорчивость не самое хорошее качество для разведчика. Конечно, это зависит от ситуации, но… Недаром говорят, что молчание – золото. По крайней мере, в их случае. Хотя как сказать. В милиции не только разведкой занимаются. Там частенько и допрашивают.
Указанный подполковником Кочетовым дом офицеры нашли не сразу: фонарь там не горел, и им пришлось немного поплутать по темной, плохо освещенной улице. Кое-как разглядев висящую на стене табличку с номером, они вошли в подъезд. Остановившись перед лестницей, Николай снова вынул листок с адресом.
– Какая квартира? – скупо поинтересовался Рябцев.
– Сам не пойму, – признался майор. – То ли третья, то ли пятая.
– Ну-ка. – Капитан взял бумажку. – Третья. Закорючку так поставили, что кажется, будто пятая.
Они поднялись по лестнице, где и находилась пресловутая квартира. Цифры на дверях не было, поэтому пришлось ориентироваться на соседнее жилье. Пошарив рукой по стене, но не найдя кнопку звонка, майор постучал в нужную дверь.
Сначала была тишина. После того как Николай постучал еще раз, изнутри донесся тихий шорох, потом негромко спросили:
– Кто там?
– Доброй ночи, – как можно доброжелательнее произнес майор. – Нам нужна Анна Сергеевна Сорокина.
– А вы кто?
– Мы из Москвы, сотрудники милиции, – ответил Рябцев. – Нас направили к вам из комендатуры на постой.
Через несколько секунд дверь открылась. По дороге сюда Николай почему-то представлял эту самую Сорокину как пожилую даму в очках и шали. Но это оказалась молодая женщина лет то ли двадцати пяти, то ли тридцати пяти – ее лицо видно было плохо. Но на плечах у нее лежала шаль. Правда, в потемках разглядеть что-то можно было с трудом. Небольшое освещение давал лишь огарок свечи в руке женщины.
– Проходите, – сказала Сорокина.
Она провела их в небольшую комнату. При неярком пламени офицеры разглядели комнатушку с двумя кроватями и еще какой-то мебелью, то ли тумбочками, то ли шкафами.
– Располагайтесь.
Голос у Сорокиной был негромкий, да и сама она была неприметной. Майору она казалась каким-то то ли призраком, то ли тенью: невысокая, закутанная в большую шаль, еле освещаемая огарком свечи.
– Спасибо, – поблагодарил он.
– Спасибо, – повторил вслед за ним Василий.
– Если что-то еще будет нужно, моя комната возле кухни. По коридору налево.
Пожелав постояльцам спокойной ночи, хозяйка так же неслышно и почти незаметно ретировалась. Коновалов поставил вещмешок у кровати, благоразумно решив, что разбирать в потемках вещи нет смысла.
– Теперь можно и отдохнуть, – словно бы самому себе сказал он.
– Ага, – согласился капитан и принялся расстегивать гимнастерку.
Николай решил не заводить разговор. Напарник был ему симпатичен, хотя майор не мог понять, взаимно ли это. То ли Василий по жизни был неразговорчив и нелюдим, то ли майор пришелся ему не по нраву. Но Коновалов доверял генералу Максимову: тот охарактеризовал капитана как человека опытного и надежного, на которого можно положиться. Порой складывалось ощущение, что Рябцев вообще не показывал никаких эмоций, словно они были ему не свойственны. Хотя что майор знал о его прошлой жизни? Они ведь ни разу не разговаривали по душам, их общение было чисто деловым, или, правильнее было бы выразиться, служебным. Да и знали друг друга всего ничего. Но при этом негативного впечатления Василий не производил, несмотря на свою скрытность и замкнутость. Да и подробности его личной или военной биографии генерал не раскрыл, лишь обмолвился, что Рябцеву довелось поработать и в немецком тылу. Возможно, этим и объясняется его неразговорчивость – Николай и сам проходил через подобное. И, как бы ни хотел это вспоминать, в голове невольно всплывали сцены из прошлого, когда он отправился на фронт и попал в разведку, о которой, конечно, знал лишь из прочитанных книг. То, о чем поведали миру писатели, разительно отличалось от реальности. Впрочем, их трудно винить: они писали о другом времени и о совершенно других людях.
Раздевшись, Рябцев коротко сказал: «Спокойной ночи» и растянулся на кровати. Майор посидел, раздумывая о предстоящем деле, но мысли путались, да и усталость давала о себе знать. Он тихонько лег, но сон пришел не сразу. Снова в голову лезли воспоминания. С трудом отогнав их, Коновалов провалился в сон.
* * *