Аргонавты Времени (сборник)

От гриба исходил сильный, резкий, но ничуть не противный запах. Мистер Кумбс отломил кусочек, и свежая мякоть оказалась кремово-белой, а спустя несколько секунд как по волшебству стала желтовато-зеленой. Перемена сулила манящие перспективы. Он отломил еще пару кусочков – явление повторилось. Удивительная штука эти грибы, подумал мистер Кумбс. Отец часто говаривал ему, что все они страшно ядовиты. Смертельно ядовиты!
Лучшего момента для безрассудного шага нельзя было представить. «Почему бы не здесь и не сейчас?» – сказал себе мистер Кумбс. Он попробовал маленький кусочек – буквально крупинку. Тот был таким острым на вкус, что мистер Кумбс едва его не выплюнул, а потом рот обожгло, словно горчицей с привкусом хрена и грибным оттенком… В волнении мистер Кумбс проглотил его. Понравилось или нет? Он чувствовал себя на удивление беззаботно. Надо попробовать еще. Поистине недурно – совсем недурно. Увлеченный новым опытом, он забыл о своих неприятностях. Это была игра со смертью. Он откусил еще кусок и неторопливо его проглотил. В пальцах рук и ног появилось странное покалывание, пульс участился, в ушах, как вода в мельничном колесе, зашумела кровь. «Еще кусочек», – пробормотал мистер Кумбс. Он повернулся, чтобы оглядеться по сторонам, и обнаружил, что ноги плохо его слушаются. Увидев в десятке ярдов перед собой скопление красных пятен, он ринулся вперед. «Отличная штука, – произнес он. – Э, да тут еще!..» Он покачнулся и упал ничком, протянув руки к грибам. Но есть их он не стал, ибо внезапно начисто про них забыл.
Он перевернулся на спину и сел с удивленным видом. Его тщательно вычищенный цилиндр откатился к канаве. Он потер рукой лоб. Что-то произошло, но что именно, он толком не мог вспомнить. Так или иначе, его уныние миновало – он ощущал себя бодрым и жизнерадостным. Глотка по-прежнему горела. Неожиданно он рассмеялся – непринужденным, шедшим от сердца смехом. Если перед тем его и угнетала тоска, мистер Кумбс этого не помнил, но в любом случае впредь он тосковать не станет. Он поднялся и неуверенно застыл, дружелюбно улыбаясь окружающему миру. Воспоминания начали возвращаться – правда, довольно смутные, в голове крутилась какая-то карусель. Там, дома, он устроил скандал из-за того, что жене и гостям хотелось поразвлечься. Они были совершенно правы: нужно делать жизнь как можно более счастливой. Надо пойти домой и все уладить, успокоить их. И почему бы не прихватить с собой этих превосходных ядовитых грибов и не угостить их? Набрать полный цилиндр, не меньше. Вот этих красных с белыми крапинками и еще желтеньких. Да, он повел себя как жуткий зануда, враг радости и веселья; но он все исправит. Забавно будет, скажем, вывернуть рукава пальто наизнанку да понатыкать в карманы жилета несколько веток дрока с желтыми цветками. Что ж, к дому – с песней – навстречу приятной вечеринке.
Едва мистер Кумбс ушел, Дженни тотчас перестала играть, повернулась на табурете и воскликнула:
– Как много шума из ничего!
– Видите, мистер Кларенс, что приходится терпеть, – пожаловалась миссис Кумбс.
– Уж очень он вспыльчив, – рассудительно заметил мистер Кларенс.
– Досаднее всего, что он совершенно не понимает нашего положения в обществе. Только об одном печется – о своей жалкой лавчонке. Случись мне собрать небольшую компанию друзей, или купить себе что-то, чтобы выглядеть достойно, или взять немножко денег из суммы, отложенной на хозяйство, – сразу начинается брюзжание. Пускается толковать о «бережливости», «борьбе за жизнь» и тому подобном. Из-за этого он не спит ночами, мучительно раздумывая, как бы сэкономить на мне лишний шиллинг. Однажды потребовал, чтобы мы ели дорсетское масло! [92] Стоит только раз пойти у него на поводу – и все, пиши пропало!
– Само собой, – поддержала ее Дженни.
– Если женщина дорога мужчине, – вновь заговорил мистер Кларенс, откидываясь в кресле, – он должен быть готов идти на жертвы ради нее. Что до меня, – тут его взгляд остановился на Дженни, – я не позволю себе даже думать о браке до тех пор, пока не смогу устроить свою семейную жизнь на широкую ногу. Это было бы отъявленным себялюбием. Мужчина должен самостоятельно одолеть жизненные невзгоды, а не тащить жену…
 
– Я не вполне согласна с вами, – перебила его Дженни. – Не понимаю, почему бы мужчине не принять помощь женщины, если он не обращается с нею низко. Низость – это…
– Вы не поверите, – вмешалась миссис Кумбс, – но я совершила глупость, выйдя за него. Уж могла бы понимать, что он собой представляет. Если бы не мой отец, у нас не оказалось бы и свадебного экипажа.
– Боже мой! Он не позаботился даже об этом? – спросил мистер Кларенс, совершенно ошеломленный.
– Говорил, что деньги необходимы ему на какой-то инвентарь или другой подобный хлам. Да что там, он даже не хотел нанимать прислуги, которая раз в неделю помогала бы мне по дому, но тут уж я проявила твердость. А какую шумиху он поднимает из-за денег – приходит ко мне, чуть не плача, с какими-то счетами да векселями и говорит: «Нам бы только этот год продержаться, а там дело пойдет». – «Если мы продержимся этот год, – отвечаю я, – ты скажешь: „Нам бы только следующий год продержаться“. Я уж тебя знаю. И ты не добьешься того, чтобы я заморила себя черной работой и подурнела. Отчего ты не женился на служанке, – продолжаю я, – раз тебе нужна была служанка, а не порядочная девушка?»
Так говорила миссис Кумбс. Но мы не станем и дальше воспроизводить содержание этой малопоучительной беседы. Достаточно сказать, что с мистером Кумбсом было должным образом покончено и они уютно проводили время у камина. Потом миссис Кумбс вышла приготовить чай, а Дженни присела на ручку кресла рядом с мистером Кларенсом и кокетничала с ним, покуда с кухни не донеслось дребезжание ложек и чашек.
– Что это такое мне послышалось? – игриво спросила миссис Кумбс, входя в комнату, и затем последовали шутки о поцелуях.
Они как раз расположились за маленьким круглым столиком, когда мистер Кумбс дал знать о своем возвращении лязгом собачки замка в наружной двери.
– А вот и мой повелитель, – сказала миссис Кумбс. – Уходит как лев, а возвращается, вероятно, как ягненок.
Внутри лавки что-то опрокинулось – судя по звуку, стул. Потом как будто кто-то, выделывая ногами затейливые танцевальные па, проследовал по коридору, дверь гостиной отворилась, и на пороге появился Кумбс – но Кумбс преображенный. Его безукоризненный воротничок был небрежно сорван, старательно вычищенный цилиндр, до середины набитый грибным крошевом, зажат под мышкой; пальто вывернуто наизнанку, а жилет украшен пучками дрока с желтыми цветками. Однако все эти легкие странности воскресного костюма были ничто в сравнении с переменой, которую претерпело его лицо: оно выглядело мертвенно-бледным, неестественно расширенные глаза странно блестели, посиневшие губы кривила угрюмая усмешка.
– Увеселений! – воскликнул мистер Кумбс, прервавший свой танец, когда открывал дверь. – Разумных развлечений. Плясок. – Он сделал три причудливых шага вглубь комнаты и остановился, раскланиваясь собравшимся.
– Джим! – взвизгнула миссис Кумбс. Мистер Кларенс сидел окаменев, с отвисшей челюстью.
– Чаю, – продолжал мистер Кумбс. – Чай – замечательная штука. Мухоморы тоже… Повеселимся.
– Да он пьян, – сказала Дженни упавшим голосом.
Никогда еще не видела она у пьяных такой страшной бледности на лице и таких блестящих расширенных глаз.
Мистер Кумбс протянул мистеру Кларенсу горсть пурпурных мухоморов.
– Хорошая штука, – произнес он. – Попробуйте.
В этот миг он был само дружелюбие. Затем, приметив написанный на их лицах испуг, он, как это случается с безумцами, мгновенно переменился и впал в безудержную ярость. Похоже, он вдруг припомнил скандал, случившийся перед его уходом. Зычным голосом, какого миссис Кумбс никогда раньше не слышала, он выкрикнул:
– Мой дом, я здесь хозяин! Ешьте, что дают!