Жестокие святые (ЛП)

Карсон встает, чтобы открыть дверь, и когда он открывает ее, входят Алексей и Дмитрий.
Я поднимаюсь на ноги, когда Алексей обнимает своего младшего брата, бормоча:
— Ты молодец.
Затем Алексей смотрит на меня, и выражение его лица становится достаточно мрачным, чтобы заставить гребаного дьявола задрожать от страха. Он подходит ко мне, и его руки обвиваются вокруг меня. Объятие крепкое и быстрое, когда он бормочет:
— Это было быстро. Он не страдал.
Я киваю и отстраняюсь, от его слов ярость в моей груди усиливается.
— Просто выясни, кто за этим стоит.
— Выясню, – обещает он.
Наши взгляды на мгновение встречаются, и когда я вижу потерю в его безжалостном взгляде, мне становится легче от осознания того, что я не единственный, кто скорбит по моему отцу.
— Спасибо, – говорю я.
— Перестань благодарить меня, ты мне заплатишь, – смеется он, пытаясь разрядить обстановку.
Это работает. Уголок моего рта приподнимается.
Дмитрий подходит, чтобы по-братски обнять меня, и я принимаю его поддержку. Он не самый разговорчивый человек, поэтому я не удивляюсь, когда он ничего не говорит.
Когда Дмитрий отступает назад, его голова поворачивается в сторону спальни. Он уже на полпути к комнате, прежде чем я успеваю сказать:
— Елена Лукас. Она там, внутри.
Дмитрий не останавливается, но заглядывает в комнату и, по-видимому, удовлетворенный тем, что жизни Алексея ничего не угрожает, снова поворачивается к нам. Этот человек был обучен защищать Алексея любой ценой. Это, мягко говоря, достойно восхищения.
— Частный самолет готов. Нам нужно идти прямо сейчас, – сообщает мне Алексей.
— Домой? – Я спрашиваю, чтобы быть уверенным.
Алексей кивает.
— Если ты спрячешься, это покажет им, что они победили. Тебе нужно взять все в свои руки прямо сейчас.
Я киваю, соглашаясь с ним. Я также должен организовать похороны моего отца.
Мысль острая и удушающая. Пытаясь отвлечься от печали, я надеваю пиджак и иду в спальню. Когда я вхожу, то нахожу Елену сидящей на краю кровати. Она мгновенно встает, ее взгляд мечется между мной и дверным проемом.
— Пора идти, – говорю я, протягивая ей руку.
Елена колеблется, но потом подходит ко мне. Ее ладонь холодна как лед, когда она встречается с моей, и это заставляет мои пальцы крепко обхватить ее. Я притягиваю ее ближе, пока наши тела почти не соприкасаются, и, подняв другую руку, провожу пальцами по ее щеке.
Блять. Она замерзает.
Отпуская ее руку, я обнимаю ее, пытаясь подарить ей немного своего тепла, но вместо этого нахожу утешение, в котором нуждался с тех пор, как узнал, что потерял своего отца.
Закрыв глаза, я зарываюсь лицом в ее волосы и делаю глубокий вдох, но затем Елена напрягается в моих объятиях.
— Всего на минутку, – шепчу я. – Мне это нужно.
Она не сопротивляется, а вместо этого обнимает меня за талию. Это именно то, что мне было нужно.
Боже, у нее даже есть сила прогнать мое горе прочь.
Моя хватка на ней становится крепче, и я наслаждаюсь покоем, который нахожу в ее объятиях, пока из гостиной не доносится голос Алексея:
— Нам нужно уходить.
Неохотно я отхожу от Елены и, взяв ее за руку, вывожу из комнаты. Я соединяю наши пальцы, и мы следуем за русскими мужчинами вниз, туда, где оставили наш багаж.
Не желая копаться в одежде Елены, я открываю свою сумку и достаю из нее свитер. Взгляд Елены устремляется на мое лицо, когда я помогаю ей надеть его. Я поправляю ткань поверх жилета, и в нем она выглядит чертовски маленькой и хрупкой.
Мой взгляд встречается с ее, и я знаю с абсолютной уверенностью, что не собираюсь ее отпускать. Никогда. Точно так же, как мой отец был готов поступить с моей матерью, я заявлю на Елену права, даже если это будет против ее воли.
Ты был прав, папа.
— Проверьте оружие, – приказывает Алексей, отвлекая мое внимание от Елены.
 
Я подхожу к столу, за которым они стоят, и достаю из-за спины "Baretta", "Heckler and Koch".
У нас достаточно оружия на четверых, но я не уверен насчет боеприпасов. Алексей разговаривает со своим связным, чтобы тот принес нам все, что нам понадобится, чтобы добраться до частного самолета, если мы попадем в засаду.
Мы заряжаем новые обоймы во все пистолеты и убираем дополнительные по карманам.
Убирая "Baretta" за спину, я снова держу "Heckler and Koch" в правой руке. Взяв свой багаж, я бросаю взгляд на Елену.
— Пора идти.
Она кажется намного спокойнее, чем когда мы покидали Святого Монарха, и не спорит, когда подходит ко мне.
Дмитрий идет впереди, Алексей сразу за ним, а Карсон замыкает шествие, когда мы идем по лабиринту коридоров, пока не достигаем задней части конспиративной квартиры.
— Машина пуленепробиваемая, – инспектирует нас связной Алексея, и он первым выходит наружу, в ночь, которая наступила, пока мы ждали. Мужчина убеждается, что нам безопасно выходить, затем жестом приглашает нас подойти.
Вот оно.
Я делаю глубокий вдох, зная, что в тот момент, когда мы выйдем из этого безопасного дома, начнется моя жизнь главы мафии.
Я больше никогда не буду прятаться.
Я встречусь со своими врагами лицом к лицу.
Я убью любого, кто выступит против меня.
Я пойду по стопам своего отца и прославлю имя Котрони так же, как это сделал он.
И однажды я умру так же, как и он, но до этого я оставлю свое собственное наследие.
Глава 13
ЕЛЕНА
Сидя между Люцианом и Карсоном, я выбираю зло, которое знаю немного лучше, и придвигаюсь ближе к Люциану, чтобы левая сторона моего тела не касалась Карсона.
Я продолжаю говорить себе, что Люциан не сделал ничего, что могло бы причинить мне боль. Он не помыкает мной, как это делает Данте. Он не поднял на меня руку... пока что.
Вместо этого Люциан обнял и поцеловал меня, и, хотя это было против моей воли, это ничто по сравнению с тем развратом, которому меня подвергал Данте.
Люциан – самый опасный человек, которого я знаю, и я все еще боюсь его, но я не могу отрицать, что он дал мне больше утешения и любви, чем я когда-либо получала в своей жизни.
Это все еще чертовски сбивает с толку.
Я также не могу игнорировать тот факт, что Люциан убил тех людей. Что мешает ему убить меня, когда мой отец разочарует его?
Телефон Карсона начинает звонить, и когда он тянется, чтобы вытащить его, его локоть касается моего бока.
— Прошу прощения, – бормочет он, а затем отвечает на звонок, говоря по-русски.
Его речь звучит сердито, как будто он угрожает смертью всей семье того, кто находится по другую сторону линии.
Я стараюсь, чтобы это не было слишком заметно, когда прижимаюсь ближе к Люциану, но он все равно замечает. Люциан поднимает левую руку и, обняв меня за плечи, притягивает к себе. Я должна прижаться к нему, чтобы это не доставляло дискомфорта. Не зная, что делать со своими руками, я держу их сцепленными на коленях.
Боже, мои мысли и эмоции в полном беспорядке. Как вообще возможно бояться мужчину, но при этом чувствовать себя с ним в безопасности? Неужели я сошла с ума?
Мой взгляд опускается к ногам Люциана, и, хотя он весь день был в одном и том же костюме, он по-прежнему чист, на нем ни пылинки. А еще от него приятно пахнет, и он не похож на человека, который бегал полдня.
Определенно не потный и тошнотворный, как Данте.
Эта мысль заставляет меня мысленно вздрогнуть, и, как будто Люциан может это почувствовать, он крепче обнимает меня. Поднеся другую руку к моей щеке, он подталкивает мою голову, пока она не оказывается у него на плече, затем шепчет:
— Закрой глаза и отдохни.