Совершенные. Тайны Пантеона
Я показала статуям неприличный жест и толкнула деревянную дверь в восточную башню.
В длинном перечне того, что я ненавижу в Кастеле – самом закрытом и пугающем месте города, – лаваторий попадал в первую десятку. Нет, комнаты, предназначенные для особых процедур, были вполне комфортными и даже по-своему роскошными, инквизиция заботилась о своих питомцах. Но мне не нравилась причина, по которой я была вынуждена сюда приходить.
Как будто в Кастеле мало поводов для моей ненависти!
Пока я шла по извивающемуся коридору в лаваторий, мой правый ботинок хлюпал все сильнее. В комнате для переодеваний, где полагалось оставить наряд перед проходом в чаши, топталась Виона. Ее фамилию я не знала, лишь помнила, что девушка приехала из какой-то северной провинции. Короткие и мокрые волосы Вионы торчали слепившимися прядями и делали ее похожей на недовольного ежа.
– Проваливай, – приказала я, привалившись плечом к стене.
Девушка окинула быстрым взглядом мою грязную тренировочную форму и разлохматившуюся косу. Поджала губы.
– Ты не имеешь права меня выгонять, Вэйлинг! Лаваторий – для всех адептов! А я еще даже обсохнуть не успела…
– Проваливай, если не хочешь, чтобы весь Кастел узнал о том, кто таскается в твою комнату по ночам, – бросила я, и голубые глаза Вионы удивленно расширились. Пару секунд она стояла, рассматривая меня с закипающей злостью. И немного – страхом. Потом, подхватив свои вещи, девушка выскочила за дверь.
– Обожаю чужие секреты, – пробормотала я, щелкая задвижкой на створке.
Кстати, хорошо бы и правда узнать, кто посещает эту скромницу. Мой выстрел наугад неожиданно попал в яблочко и сильно испугал девчонку. А чужие секреты лишними не бывают! Правда, узнать что-либо в Кастеле гораздо сложнее, чем в Аннонквирхе. А еще – опаснее. Я уже успела убедиться, что в этом месте царят жестокие законы. Никогда не знаешь, какой силой обладает адепт. И на что он пойдёт, чтобы поставить на место того, кто сует нос в чужие дела.
Втягивая воздух короткими рваными глотками, я тяжело опустилась на широкую лавку и стянула перчатки. Поморщилась – руки дрожали. Впрочем, ноги тоже. Малыш Лю неплохо погонял меня по полю.
«Если вы не можете выжить на тренировке, то какой от вас прок в бою? – раздался в голове ехидный голос преподобной Агамены. – Умрите в грязи, раз не способны победить! Инквизиции не нужны слабаки!»
Снова поморщившись, я стянула грязные ботинки и тугие кожаные брюки, тихо выругалась. Бедро перечеркнула длинная кровавая полоса – гвоздь все-таки достал меня. Разорванные края кожи висели лоскутами и выглядели отвратительно, кровь заливала ногу и хлюпала в обуви. Меня замутило, перед глазами поплыло. Святой Дух, как же больно! Ненавижу инквизицию и ублюдка Лю! Шипя сквозь зубы, я стянула одежду и белье, бросила все на пол. Медленно выпрямилась и снова осмотрела себя. Помимо раны на бедре – синяки, порезы, ссадины. Сбитые костяшки. И вдобавок – на левой руке сломаны три ногтя. На правой – два. И это разозлило даже сильнее всех остальных ушибов.
– Ненавижу!
Говорить вслух, что ненавижу Кастел и всю Святую Инквизицию – не стала. В этом месте и у стен есть уши. А я не хочу провести еще неделю в ледяном остроге. С этим местом я и так познакомилась ближе, чем хотелось бы.
На правой руке багрянцем подмигнул камень. Прозрачный бриллиант, густо покрытый кровью Лю, казался рубином. Я поджала губы, опуская ладонь. Кольцо, помолвка, Дамир. Свадьба.
Слишком много «ненавижу».
Уже привычным жестом дернула серьгу в левом ухе. На золотом колечке висела одинокая прозрачная слеза. Айк. Такой же был у малыша Лю. Такие были у всех адептов, еще не получивших аксельбант инквизитора. Только камни отличались. У новичков – прозрачные, за которые нас именовали стекляшками, у более опытных – фиолетовые или почти красные. Чем багровее оттенок, тем ближе адепт к званию полноправного служителя Святого Воинства. Моя серьга за месяцы обучения даже не порозовела.
А самое гадкое, что снять серьгу невозможно, это мог сделать только наставник, когда сочтет нужным! У колечка просто не нашлось замка, оно было цельным.
Снова пробормотав бесполезное ругательство и пошатываясь от боли, я двинулась в сторону белой арки, за которой располагались чаши. Из пореза на бедре обильно текло и на светлом мраморе за мной тянулась дорожка влажных кровавых следов. И это еще одна причина, по которой после тренировки я всегда выгоняю из лаватория посторонних. Я не хочу, чтобы адепты увидели меня такой. Жалкой. Дрожащей. Раненой.
Я королева! А значит, во мне нет слабостей.
Хотя Кастел делал все, чтобы доказать мне обратное.
Чаш было три. Цепляясь за перила, я забралась по ступенькам первой и медленно вошла в масляно-белую жидкость, густую, как скисшее молоко. Держась за бортик, опустилась, чтобы жидкость покрыла все мое тело – от пяток до подбородка. Вязкое тепло спеленало, облепило тугим коконом. «Молоко» лежало тяжелой неподвижной массой, давило на грудь на плечи. Находиться в нем было страшно, жидкость засасывала как губительное болото. Но я заставила себя расслабиться и закрыть глаза. Острая боль в бедре медленно утихала, сменяясь ноющей. А потом исчезла вовсе. Поначалу я пыталась узнать, что за состав используется в чашах лаватория, но получила в ответ лишь косые взгляды и смешки. А когда стала настойчивее – штраф и карцер. Инквизиция свято хранит свои секреты.
Пожалуй, так же свято, как и Пантеон.
«Молоко» сомкнулось над головой, лишая меня дыхания.
Я вынырнула, отплевываясь и жадно втягивая воздух. Проклятие! Неужели отключилась? Барахтаясь в белесой трясине, выбралась из чаши. С волос и тела тяжелыми кусками плюхалась на мрамор вязкая гадость. Но я улыбнулась, потому что порез на бедре затянулся, а все царапины, ушибы, синяки и ссадины – исчезли без следа. Жаль, ногти так и остались сломанными. Но это я исправлю сама, с помощью своей нейро-панели. Большинство адептов Кастела ногти стригли коротко и точно не стали бы тратить ресурсы организма на то, чтобы щеголять с красивым маникюром. Но я не большинство. К счастью!
Поэтому вытянула руку и улыбнулась шире, увидев восстановившиеся ноготки. Хоть что-то приятное перед погружением во вторую чашу. Жидкость в ней была черная, как деготь, и такая же неприятная. Однако если я не хочу, чтобы к вечеру рана снова открылась, необходимо погрузиться и в нее. Белая чаша давала первичное заживление. Черная – закрепляла эффект.
Третья чаша была наполнена обычной теплой водой и в нее я упала с облегчением, наконец позволяя себе расслабиться.
Однажды в недрах Кастела я увидела еще одну чашу, но то воспоминание я попыталась вычеркнуть из памяти как невозможное. Оно меня пугало.
Через полчаса – пахнущая лимонным мылом и закутанная в белоснежное полотенце, – я снова вернулась в комнату для переодеваний. Но поднявшееся было настроение мигом скатилось к нулевой отметке, когда я увидела сидящего в кресле Дамира.
Инквизитор облил мое тело горячим взглядом. Задержался, рассматривая край полотенца и голые ноги. Кивнул.
– Вижу, чаши помогли. Хорошо. Я переживал.
Не отвечая, я отвернулась и принялась вытирать волосы. Дамир за моей спиной вздохнул.
– Кассандра, ты ведешь себя неразумно.
– Тебе нельзя входить сюда. – Я резко обернулась. – Это женская половина лаватория! К тому же я закрыла дверь!
Дамир снисходительно улыбнулся, а я насупилась. Ну конечно, какая дверь удержит того, кто освоил «Пыль»! Конечно, это незаконно, только кому я пожалуюсь?
– Кэсс, я беспокоился, что ранение окажется слишком серьезным и тебе понадобится помощь. Или что ты отключишься в «молоке», – быстро проговорил Дамир. – Я ведь знаю, что ты всегда выгоняешь других учениц и остаешься одна. Я лишь хотел помочь. Как твой куратор… и будущий муж.
Я яростно дернула свою прядь, не отвечая.
– Кэсс, нам давно пора об этом поговорить, – сказал за моей спиной Норингтон. – Свадьба состоится меньше, чем через месяц. А ты делаешь вид, что ничего не происходит. И что мы друг другу… никто.