Пробуждение (СИ)
Коллаж автора
Он взлохматил волосы своим привычным жестом и рванул тугой воротник – не хватало воздуха, шагнув к окну, распахнул раму, впуская в комнату обжигающую морозную свежесть. Наклонился, выставив голову в ночь, подставив её под хлопья снега, перьями кружащиеся вокруг и залетавшие в окно. Снег таял на его плечах и волосах, непослушная шевелюра немного намокла, и это освежило его. Петрушевский вздохнул полной грудью и посмотрел в тёмное небо, его губы беззвучно прошептали:- Анна…Вдруг он ощутил, что кто-то трогает его за плечо. Оглянувшись, увидел доктора.- Сударь, Анна Александровна хочет вас видеть, - сообщил врач.- Бога ради, скажите, что с ней, - Серей бросился в доктору и сжал его руку.- Да не волнуйтесь вы так, голубчик! – врач улыбнулся. – Всё не так страшно, уверяю вас! Да, случился выкидыш… Весьма сожалею. Но как ни прискорбно, это иногда бывает. Однако организм вашей супруги молодой, и я уверен, она справится. У вас непременно будут дети.- Франц Карлович, меня беспокоит только здоровье жены, - взволнованно признался Сергей. – Она… будет жить?- Да Бог с вами, сударь! – лохматые брови доктора смешно подпрыгнули. – Вот уж придумали чего! Конечно, будет! Да, она слаба, но хорошее питание, отдых и никаких волнений, - врач предостерегающе погрозил пальцем, - И уверяю вас, недели через три, четыре она сможет танцевать. А вот вы меня тревожите, - он вдруг взял Сергея за руку и посчитал пульс. – Ну вот, я прав! Vous êtes trop émotif, monsieur!** Этак и до сердечной горячки недалеко! Пожалуй, я и вам выпишу успокоительных капель.- Нет, нет, благодарю вас, Франц Карлович, - Сергей улыбнулся, - мне не нужно капель.Простившись с доктором, он осторожно вошёл в спальню. Бледное лицо Анны на белоснежном полотне подушки казалось бумажным, огромные глаза, лихорадочно блестели.- Серёжа! – завидев мужа, воскликнула она и протянула к нему руки.Он бросился к ней, упал на колени перед кроватью и принялся целовать её маленькие кисти.- Милый прости меня! – тихо проговорила она и погладила его волосы.- За что, родная? – искренне удивился он.- Я не уберегла нашего малыша, - слёзы брызнули из глаз, и она разрыдалась.Сергей дал ей выплакаться. Присев рядом на край кровати, он чуть приподнял её и прижал к своей груди. Когда рыдания стали утихать, заставил Анну сделать несколько глотков воды и сказал, сдерживая волнение:- Ангел мой, не вини себя! Ты не виновата ни в чём. Доктор говорит, так часто бывает, особенно в начале. И это не твоя вина! Так решил Господь! Обещаю, у нас будут дети. Но сейчас ты должна поберечь себя и постараться не волноваться. Сейчас ты поспишь, а я пока схожу в аптеку, куплю всё, что прописал доктор.Поцеловав жену, он быстро накинул шинель и поспешил в аптеку.Вскоре, купив лекарства, Петрушевский зашёл в церковь. Служба закончилась, в церкви было пустынно, полумрак, блики свечей, торжественные и спокойные лики, смотрящие с икон – Серей вдруг ощутил, что это есть именно то место, где он сейчас должен побыть. Хоть несколько минут. Стоя перед иконой Спаса, он стал творить молитву, прося о здоровье жены. И когда, помолившись, вышел из церкви, у него вдруг возникло удивительное чувство покоя и уверенности, что Анна не оставит его.
__________________________________________
* На месте нынешнего углового дома № 1 на Невском проспекте более ста лет простоял дом, построенный в 1781 году для саксонского уроженца Георгия Георгиевича Гейденрейха, который устроил тут гостиницу, а при ней - трактир "Лондон" (в некоторых путеводителях и справочниках начала XIX века он называется "Трактир города Лондона"). Трактир "Лондон" первоначально был открыт в доме Овцына на углу Малой Миллионной улицы и Невского проспекта (ныне дом № 16 по Невскому), но сразу после постройки дома Гейденрейха трактир переехал сюда, в самое начало Невского проспекта.Во времена Пушкина, в 1820-х годах, "Трактир города Лондона" и гостиница при нем перешли в собственность немецких купцов Вебера и Мейера. На первом этаже в те годы размещались книжный магазин Плюшара и книжная лавка Бейера и Грефа.Подробнее см.: https://www.nkj.ru/archive/articles/6821/ (Наука и жизнь, ГЛАВНАЯ УЛИЦА САНКТ-ПЕТЕРБУРГА)** Вы слишком эмоциональны, сударь! (фр.)
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
Часть I. Глава 25
Коллаж автора, в работе использована картина Федора Алексеева "У Большого Каменного театра Петербургское наводнение 1824 года".
Ужасный день!Нева всю ночьРвалася к морю против бури,Не одолев их буйной дури...И спорить стало ей невмочь...Поутру над ее брегамиТеснился кучами народ,Любуясь брызгами, горамиИ пеной разъяренных вод.Но силой ветров от заливаПерегражденная НеваОбратно шла, гневна, бурлива,И затопляла острова,Погода пуще свирепела,Нева вздувалась и ревела,Котлом клокоча и клубясь,И вдруг, как зверь остервенясь,На город кинулась. Пред неюВсе побежало, все вокругВдруг опустело - воды вдругВтекли в подземные подвалы,К решеткам хлынули каналы,И всплыл Петрополь как тритон,По пояс в воду погружен.Осада! приступ! злые волны,Как воры, лезут в окна. ЧелныС разбега стекла бьют кормой.Лотки под мокрой пеленой,Обломки хижин, бревны, кровли,Товар запасливой торговли,Пожитки бледной нищеты,Грозой снесенные мосты,Гроба с размытого кладбищаПлывут по улицам!НародЗрит божий гнев и казни ждет.Увы! все гибнет: кров и пища!Где будет взять?В тот грозный годПокойный царь еще РоссиейСо славой правил. На балкон,Печален, смутен, вышел онИ молвил: "С божией стихиейЦарям не совладеть". Он селИ в думе скорбными очамиНа злое бедствие глядел.Стояли стогны озерами,И в них широкими рекамиВливались улицы. ДворецКазался островом печальным.Царь молвил - из конца в конец,По ближним улицам и дальнымВ опасный путь средь бурных водЕго пустились генералыСпасать и страхом обуялыйИ дома тонущий народ.А.С. Пушкин "Медный всадник"
Весна и лето 1824 промелькнули для Анны словно во сне. Вся жизнь разделилась на две части – до и после. До той роковой ночи, когда она потеряла неродившегося ребёнка, и после. Поначалу она ни дня не проводила без слёз. Сергей, возвращаясь вечером со службы, видя её заплаканные глаза, был очень нежен с ней. Подхватывая на руки, носил по комнатам, словно маленькую, шептал что-то ласковое. Анна видела его страдания - несмотря на улыбку, его лицо в такие минуты полнилось неизбывной мукой, которая пряталась где-то на самом донышке его тёмно-синих глаз. Он часто становился задумчив и отрешённо замирал, отложив взятую из шкафа книгу, просто молча сидел в кресле. Она считала, что он винит себя в том, что случилось. Осознание этого факта заставило её понять, что своим горем, своими слезами она терзает мужа, делая его едва ли не более несчастным, чем она сама. В самом деле, слёзы не могут изменить ничего, не могут вернуть ей дитя, а любя мужа всем своим существом, она не может делать его без вины виноватым. Поэтому Анна решила спрятать свою боль в самый отдалённый уголок сердца. Надо жить дальше! Господь милостив и непременно пошлёт им детей. Так настраивала она себя.
Осень пришла рано. Дождливое лето, привычное для столицы, в этот год выдалось особенно слякотным. Серый мокрый гранит города наводил тоску. Ах, сколько бы отдала Анна, чтобы очутиться дома, в милых сердцу местах, пройтись по тенистым аллеям старого сада, спуститься к реке и, как когда-то очень давно, посидеть на берегу, глядя на размеренное течение воды. Безотчётная тревога жила в её сердце, временами казалось, что должно произойти что-то ужасное и непоправимое, но Анна гнала от себя это предчувствие и старалась казаться мужу беззаботной. Они словно оба играли друг для друга театральные роли – она, пряча от него своё материнское горе и безотчётную тревогу за него, он, скрывая от неё свою обеспокоенность за её судьбу в случае провала заговора, в котором принимал участие, и вину за то, что втянул её во всё это. Но актёры они были бездарные и оба прекрасно понимали это.