Игра. P.S. (СИ)
— Уверена, что ты проиграешь. Потому что я не приближусь к тебе, Ветров, никогда. Мы уже наигрались с тобой в любовь. Мне до конца жизни тебя хватит. Наелась досыта тобой и твоей убийственной любовью. Уходи, Ром.
На взводе от тупиковости ситуации. Должен переубедить. Должен как-то подступиться к ней. Но не могу. Задыхаюсь. Давление стискает виски.
Мы признались в любви друг другу. Только это не дало нам свободу. Мы не приближаемся. Мы на бешеной скорости летим в пропасть.
— Ухожу. Но я буду ждать, когда ты достанешь меня из черного списка и позвонишь сказать, что соскучилась по мне. Я жду, Бельчонок.
Глава 36
Рома
Меня хватило на три дня. Три дня я не выпускал из рук ненавистный телефон, писк которого равнялся выбросу дозы адреналина в мою кровь. Взгляд на экран. И по венам уже бежит серная кислота, которая разъедает меня изнутри, потому что это снова не она.
На четвертый день я разфигачил телефон об стену.
Заблокирован. В черном списке. Аккаунт удален.
Готов был сдохнуть. Реальность резала по-живому, превращая меня в зомби.
Через пять минут я был в салоне. Покупал новый телефон и вторую сим-карту.
Бам! Бам! Бам! Это вместо гудков для меня играет похоронный марш.
Все, тушите свет!
Потому что это безумие. Безумие любить и быть любимым, но при этом умирать в одиночестве.
Разрывало на части от безысходности.
Но я собирался смело идти до конца.
Я для этой упрямой козы луну с неба достану и бандеролью в Америку отправлю. Только ж не примет зараза гордая. Мой ник уже все службы доставки в этом сраном Нью-Йорке знали и готовы были в бан отправить. Цветы, мягкие игрушки, украшения, блюда русской кухни, блюда восточной кухни, молочный коктейль и бургер в конце концов. Все это я заказывал любимой девушке на завтрак, обед и ужин. Только она это не ела, а грозилась запустить в ни в чем не повинных курьеров, которые убегали от Богдановой с такой же скоростью, с которой дохли мои нервные клетки.
— Может, хватит уже? Поверь мне, эта груша уже давно отдала Богу душу, — еще больше нервировал меня Стас.
— Бл*дь, еще несколько дней и это я отдам Богу душу, — рычу я, продолжая хреначить боксерский снаряд. — Или того хуже, просто полечу к ней и возьму свое. И на хрен все эти условности.
— А ты думал, с Катюхой просто будет?
— Не думал. Знал, что до последнего будет держаться. Только вот в себе был больше уверен. Думал, дольше выдержу, — обреченно шлепнулся на мат. — В жопе я, дружище. И боюсь, не выбраться мне оттуда. Не прорваться мне к ней. Она окапалась в своей Америке, а мне приказала катиться в ад.
— Что ты в аду, по физиономии видно. Бес, ты себя в зеркало видел? Щетина, круги под глазами. Ты спал нормально, когда в последний раз?
— Не помню. У меня вечный день сурка какой-то. Стас, я, сука, скоро окончательно слечу с катушек. — выдавил я и прикрыл глаза.
— Не хочу тебя добивать, но Демьян к Кате уехал.
— Зашибись, — заржал я в голос. Да, это была нервная истерика во всей ее красе. — Может спарринг, Стасик?
— Нет, Бес. Я не самоубийца, чтобы тебе под кулак сейчас подставляться.
— Ну и ладно. Умирать, так с песней.
Через двенадцать часов я сидел на борту самолета и строил планы, как никого не убить и проломить броню Бельчонка. Еще по дороге к ней посадил на цепь свою ревность, а злость вместе с кулаками запихал в карманы поглубже.
Только недолго я был пай-мальчиком. До дверей ее квартиры, которые она не намеревалась открывать. Минут десять я трезвонил и стучал в эту дверь. А когда уже созрел ее вынести к чертям собачьим, Бельчонок неожиданно открыла.
— Привет.
— Ты одна? — просунул голову в дверной проем, ожидая увидеть там брата.
— Дема улетел сегодня утром. — не жестит, улыбается. — Проходи, я чай тебе сделала. Он на столе.
— Это тебе, Бельчонок… — протягиваю букет белых тюльпанов. Я сотню цветочных обзвонил, чтобы найти их и заказ сделать.
— Красивые. Спасибо. Занеси в дом.
— А ты куда? — перегородил дорогу, когда она двинулась к лестнице.
— Мусор выброшу.
Подтолкнула меня к двери и, размахивая мусорным пакетом, ускакала моя веселая Белка обратно в подъезд. А я, прибалдев от ее дружелюбности, двинулся на кухню. Расплылся в улыбке, когда на столе увидел кружку чая и тарелку со всякими вкусностями. Только этот чай мне в горле комом стал.
Приятно оставаться, Рома.
Внизу меня ждет такси. Можешь пожить несколько дней в этой квартире. Чай на столе. Еда в холодильнике. Чистое полотенце в шкафчике над раковиной. Постельное белье на верхней полке в шкафу. Уходя, захлопни дверь.
Катя Богданова.
Намеревался разхреначить и холодильник, и шкафчик над раковиной, и верхнюю полку в шкафу. Но вовремя обсел. Выпил остывший чай и пошел спать. Мне нужен завтрашний день. А реальный способ его скорее получить — это сон. А утром я эту гадину из-под земли достану. Притащу в эту квартиру и целую простыню объяснений и извинений накатаю. Она ж устную речь не понимает. Не хочет разговаривать. Значит, будем записками общаться.
Впервые за несколько последних месяцев я так крепко и долго спал. Без снов и кошмаров. Окруженный ароматом вишни.
А утром подбадривающе кивнул себе в зеркале ванной и полез за чистым полотенцем. Если идти кланяться в ножки Бельчонку, то при полном параде. И с разбитым кулаком, который со всей дуру влетел в мое отражение в зеркале, стоило мне увидеть две зубные щетки. Розовую и синюю. Намотав полотенце на кровоточащие раны, выскочил на кухню.
За зеркало и ночлег.
Начиркал на обратной стороне ее записки и рядом кинул деньги.
Внутри клокотало так, что даже стиснутые до скрежета зубы не гасили злость и обиду поражения. Не знал, что делать и зачем. Проиграл в сухую. Размазала меня эта девчонка окончательно. Особенно когда оказалось, что она со своим классом улетела в Канаду на конкурс.
А то Дема от нее так быстро улетел. Я себе уже напридумывал, что они разбежались, что решили поговорить с глазу на глаз и зафиналить этот цирк с женитьбой. Но стоило присмотреться к ее квартире, и стало ясно, что финалом там и не пахнет: вторая зубная щетка, мужские домашние шлепанцы, ветровка в прихожей и одежда Демы на полке в шкафу.
Я так хреново себя еще никогда не чувствовал. И самое мерзкое в этой всей истории, что я даже не знал, как подступиться к решению этой проблемы. С одной стороны, Бельчонок, на которую не могу надавить, потому что боюсь еще больше оттолкнуть. С другой стороны, брат, который любит ее. И это он был рядом, поддерживал, в то время как я творил дичь.
Но с Демой поговорить я все-таки намеревался.
— Ром, разговора не будет. — заявил Демьян только я произнес «Бельчонок». — Дикарка уже всё решила. Смирись.
И я смирился, а как, бл*дь, иначе. Если я бился, как рыба об лёд: летал к ней в Америку, разговаривал, письма в конвертах отправлял, а по итогу получал только один ответ:
— Нет.
Глава 37
Катя
— Отпусти мою руку. Немедленно.
— Нет.
— Ветров, скоро за мной заедет Дема, поэтому пусти меня.
— Вот именно поэтому я тебя не отпущу. Ты сейчас быстро сядешь в машину, и мы уедем, если ты не хочешь, чтобы мы с братом прямо тут сцепились.
— Я тебя ненавижу, Ветров! — выпалила я, стоя около открытой дверцы машины.
Ненавижу его. Ненавижу его еженедельные приезды в Америку. Радует одно: о некоторых визитах я знаю заранее от друзей и успеваю сбежать. Ненавижу его смазливое лицо и грустные голубые глаза. Ненавижу его извинения и слова любви. Ненавижу телефонные звонки. Ненавижу бумажные письма, которые он присылает мне десятками. Не открываю их, но и выбросить не могу. Я ненавижу все, что связано с Ветровым.
— Врешь, Бельчонок. Ты любишь меня так сильно, как никто никогда не любил.
— Я ненавижу тебя, Ветров. Слышишь, ненавижу.
Улыбается. Вот какого черта он улыбается? Эту улыбку я тоже ненавижу. Больше всего ненавижу, когда он такой. Открытый. Спокойный. Нежный. Родной. Любимый.