Рысюхин, давайте – за жизнь! (СИ)

За размышлениями доехал до места. К удивлению, процедура оформления заказа заняла едва полчаса, но вот выполнения придётся ждать две недели. Затем артефакт, точнее — артефактный комплекс, в двух экземплярах, доставят по указанному адресу, и сертифицированный специалист произведёт установку. Причём мне обязательно нужно присутствовать лично, для подтверждения того, что купол ставится на моих землях. Сколько мороки! Ходит версия, что это всё сделано с подачи полицейских или же жандармов, которым совсем не улыбается при штурме какого-нибудь бандитского логова нарваться на полноценный защитный купол. Но ведь тот, что покупаю я — специальный, для изнанки! Он людей пропускает свободно, и на вход, и на выход, задерживает только излучение и монстров. Или я чего-то не знаю, и там есть возможности регулировки доступа в очень широком диапазоне?
Из Минска поехал сразу в Могилёв, записывать песню для пластинки и готовиться к новому, уже четвёртому, семестру. Проезжая через Долгий Брод мимо представительства гильдии завернул туда, решил потратить сколько-то времени — узнать, нашли они в черепахе с моей изнанки что-то особенное или нет. Оказалось, что панцирь увезли на аукцион в Москву, как диковинку, выплаты охотникам задерживаются, но те не в претензии. Кроме панциря, насыщенного энергией и какими-то особыми соединениями и потому интересного производителям нескольких категорий товаров, а также клюва и когтей, к которым ещё и алхимики интерес проявили, ничего особо ценного в ней не оказалось, но несколько центнеров мяса стоят немалых денег, даже если это просто свинина, то же количество мяса диетического и изнаночного — уже на порядок больше. А мяса там оказалось около четырёхсот килограммов, ещё двести сорок весил панцирь, остальное — кости и внутренности. Чуть ли не все минские рестораны, рискующие связываться с экзотикой, выкупили хоть по паре килограммов на пробу, а вообще черепаху съели за неделю и просят ещё.
И это «ещё» есть — вторая команда добыла новую черепаху, пусть и на полсотни килограммов меньше первой! Зная уже, на кого охотятся, и хотя бы некоторые повадки дичи добытчики справились быстрее и проще первопроходцев. Макр тоже внушал почтение своим размером. Кстати, с ценой на него тоже пока не определились — он ожидаемо давал отклик стихии воды, но к чему именно был склонен, специалисты гильдии определить пока не смогли. Ну, пусть работают, не буду мешать.
Снегопадов давно не было, тракт от Минска до Могилёва где расчистили, где просто укатали, так что ехать было проще, и скорость удавалось держать повыше. Но даже так, пока доехал до Червеня, с учётом дороги до Минска и езды по городу, устал. Так что в этот день добирался с двумя «привалами», второй уже традиционно в Березино — меня в той кафешке уже узнают. Ну, или мой фургон, что более вероятно. Тем не менее вскоре после четырёх часов дня (а на улице уже темно, как поздним вечером) я приехал в Могилёв. И, проезжая мимо жандармерии решил зайти, узнать — как там дела в лаборатории и почему меня так долго не зовут на службу?
Зашёл, на свою голову… Нет-нет, никакой неприязни — наоборот, мне обрадовались, как давно потерянному любимому родственнику! Или даже без «как». Оказалось, что Пескарский поехал в командировку, на какой-то симпозиум, дня на три всего. И не передал заместителю контакты моего мобилета. А сам там умудрился подхватить какую-то экзотическую болячку, с которой загремел в больницу на два месяца! Причём это не он сам рассказал, а сообщение пришло в кадровую службу.
Казалось бы — для жандармерии найти человека в Могилёве, не проблема, да? Но выяснилось, что кроме имени, фамилии и того, что учусь в городе про меня в лаборатории ничего полезного не знали! Баек всяких я рассказал кучу, детских воспоминания тоже, а вот информации, по которой меня можно было бы найти — совсем чуть. Нет, если бы сотрудники лаборатории обратились в розыск, то отыскали бы меня мигом, но заместитель Пескарского «не хотел позориться». Ну, и в списках ВУЗов, расположенных в Могилёве, меня не нашли, а в пригородах поискать не догадались.
 
А работы накопилось… Завтра придётся разорваться, чтобы успеть и сюда, и к профессору. Ну вот за что мне такое, что обязательно всё сразу наваливается⁈
  
Глава 14
 
Четыре. Дня. Каторги.
В первый день я совершил ошибку, сперва поехал на службу, а после обеда — на репетицию. Оказалось, что усталость сильно влияет на голос, но ободранные пальцы, как выяснилось чуть позже, работе моей способности не мешают. Но тогда, в первый заход, я был отруган профессором и репетировал гитарную партию. Три часа. Три часа я раз за разом наигрывал одну и ту же мелодию. Да, только «вальс», даже не думая о второй песне. Возможно, в этом был элемент «воспитания», но отпустил меня Лебединский только после того, как я начал оставлять на грифе кровавые отпечатки, причём пожалел в первую очередь инструмент. Хорошо, что в этой академии, как и в нашей, есть дежурная медсестра, и что ей всё равно, из какой я группы и с какого курса: на территорию пропустили, по возрасту подхожу — значит, студент. Слабенькая одарённая жизни за несколько минут затянула ранки тоненькой кожицей и налепила какую-то густую, быстро засохшую твёрдой коркой мазь. И сказала, наивная, три дня не тревожить, ага, как же! Утром размочил «нашлёпки» и обратился у себя в академии к доктору, который владел силой жизни куда лучше и заживил мои пальцы за минуту. Правда, до столовой я после этого дошёл голодный, как медведь по весне.
На второй день я поменял порядок работ, дело пошло веселее, тем более, что одна из Свет владела силой Природы и могла немного подстегнуть заживление пальцев. Но упахивался к вечеру так, что страшно было садиться за руль: и заснуть могу в пути, и руки трясутся. Узнав о такой проблеме, два Гены завели меня и показали небольшую не то гостиницу, не то общежитие для командированных. А так как я по документам был именно прикомандирован к Могилёвскому управлению, то и вопросов особых не возникло, вписали в амбарную книгу номер удостоверения и выдали ключ.
С третьего дня репетиции частично перешли в комнату звукозаписи. Там было душно, жарко и звучало всё, включая мой собственный голос, непривычно из-за покрывавшего стены толстого войлока, глушившего эхо. В итоге я так и не понял, в какой именно момент обе песни были, наконец, записаны.
А на пятый день утром, что иронично — последний день каникул, я заверил своими подписью и служебной печатью последние протоколы и отчёты, выйдя в одиннадцать часов на улицу свободным человеком. Всё-таки нечисто что-то с этим столь долгим отсутствием вызовов на службу. Ладно, так или иначе — разобрались, и свой контакт я, на всякий случай, оставил сразу троим.
Позвонил Маше, выяснил, что она тоже закончила с записью, и мы решили провести этот день вдвоём. К сожалению, в театр в этот день попасть не получалось, но на улице как на заказ потеплело, не так, чтоб под ногами захлюпала каша, но для самого конца января — тепло, где-то около минус трёх. Гуляли, сидели в нашем кафе, катались на авто. Потом, выехав за город, в укромном месте перебрались в прогревшийся к тому времени салон… А ничуть не хуже театра, знаете ли! Главное — ни у кого случайно не окажется билетов в эту же ложу, хе-хе. И посторонние звуки не отвлекают.
А потом началась учёба, и до шестого числа, когда нужно будет приступить к сборке грузовиков для «старых» семейных предприятий можно было отдохнуть, занимаясь исключительно в академии. Красота! Только детали кованые и крупногабаритные, да заготовки под полуоси заказать заранее, чтоб потом не терять время на ожидание.
«Экономика вообще», как я и опасался, продолжилась, но часов в неделю стало вдвое меньше, и в конце семестра будет по слухам зачёт, а не экзамен. Не слишком верится, обычно бывает наоборот: первый семестр ознакомительный под зачёт, второй — проверяется экзаменом весь курс. И дед согласен. Специальные предметы остались те же, но при том же объёме теории добавилось больше практики — лабораторных, практических работ и семинаров, где мы разбирали конкретные практические задачи.