История Спарты (период архаики и классики)
Но вопрос о форме собственности на землю следует отделять от вопроса о равном распределении этой земли среди спартиатов. Тут мы согласны с теми исследователями, которые считают, что уже в период архаики "о принципиальном имущественном равенстве, в том виде, как его принимают Эфор и Полибий... не могло быть и речи" [014_10].
Концепция равенства спартиатов основана главным образом на традиции, идущей от Плутарха, о равных ликурговых клерах. Данная традиция о существовании равных участков не раз подвергалась сомнению и даже полному отрицанию [014_11]. Но отбросить ее как позднюю и в силу этого малодостоверную не так просто, поскольку до Плутарха о равенстве в распределении земли свидетельствовали также Ксенофонт (Lac. pol. 10, 7), Эфор (ap. Strab. VIII, p. 365) и Полибий (VI, 45, 48). Как и Плутарх, они считали автором земельной реформы Ликурга. Платон (Leg. III, 684 d) и Исократ (Panath. 179; 259) также упоминали о равенстве клеров, но относили его введение к более раннему периоду - ко времени становления дорийского государства в Лаконии.
По свидетельству Плутарха, Ликург разделил всю землю на тридцать тысяч клеров для периеков и девять тысяч - для спартанских семей (Lyc. 8) [014_12]. Ликург, наделяя всех граждан одинаковыми земельными участками, клерами, вероятно, предполагал, что равная экономическая база окажется надежной основой для политического равенства. Плутарх передает слова, якобы сказанные Ликургом, осматривающим уже после реформы спартанские поля: "Вся Лакония кажется мне собственностью многих братьев, которые только что ее поделили" (Lyc. 8, 9). В этой фразе выражено общее впечатление от спартанской аграрной реформы с ее искусственным уравнением и перераспределением земли. Но вся ли земля на территории Лаконии и Мессении была национализирована Ликургом и подвергнута уравнительному распределению среди всех спартанских граждан? Судя по одному замечанию Полибия (VI, 45, 3) [014_13], речь, по-видимому, шла только о т. н. гражданской земле (politikh; cwvra).
Несмотря на старания ученых, мы так и не имеем точного ответа на вопрос, что собой представляла та "гражданская земля", о которой говорит Полибий (VI, 45, 3). В самом общем приближении можно только сказать, что под гражданской землей, вероятно, надо понимать землю, полностью контролируемую государством. В качестве таковой она в любую минуту могла быть конфискована для нового передела. К сожалению, источников, хоть как-то проливающих свет на земельный вопрос в Спарте, очень мало и даже те, что имеются, не поддаются однозначному толкованию. Так, например, Гераклид Понтийский, ученик Платона и Спевсиппа, сообщает о запрещении продавать что-либо из старинного участка (th'" ajrcaiva" moivra"), но не объясняет, что собой представлял этот старинный участок. Вероятно, aiJ ajrcai'ai moi'rai Гераклида Понтийского (FHG II, 79) и politikh; cwvra Полибия (VI, 45, 3) - разные названия одной и той же земли - гражданских клеров. Уже сам факт существования подобных названий наводит на мысль, что были какие-то другие земельные участки, не входящие в состав "гражданской земли".
Платон, описывая свое идеальное государство столь похожим на Спарту, упоминает о наследственных клерах, не подлежащих разделу, и называет их число - 5040 (Leg. V, 737 c; XI, 923 c). Из контекста понятно, что отнюдь не всю землю в своем "парадизе" Платон считал разделенной на неделимые "отеческие участки". Картина, нарисованная Платоном, скорее всего, была отражением реальной системы спартанского землевладения: ведь Платон при создании своей идеальной политической конструкции за основу взял именно Спарту [014_14].
Наряду с системой равных клеров, гарантирующих каждому спартиату сохранение его гражданского статуса, в Спарте, возможно, существовали земли, которые еще до закона Эпитадея могли быть предметом купли-продажи [014_15]. Накопление дополнительной земельной собственности привело к серьезному неравенству в богатстве среди спартиатов, чему есть многочисленные примеры (Her. VI, 61, 3; VII, 134, 2; Thuc. I, 6, 4; Xen. Lac. pol. 5, 3; 6, 4; Hell. VI, 4, 10-11; Arist. Pol. II, 6, 10, 1270 a 18).
Государство как могло сохраняло и отстаивало принцип полной неотчуждаемости земли, принцип, при котором земля всегда должна была оставаться в одном и том же роде, не дробясь даже между наследниками. Уже В. Г. Васильевский обратил внимание на эту особенность спартанского земельного кодекса, весь дух которого требовал неподвижности землевладения [014_16].
Спартанское законодательство не допускало деления клеров между наследниками. Наследником земли, очевидно, считался только старший сын. Содержание младших сыновей, скорее всего, было обязанностью сначала отца, а после его смерти - старшего брата. Жена старшего брата по необходимости становилась также предметом совместного пользования (Polyb. XII, 6, 8) [014_17]. Единственным механизмом получения клера для младших сыновей было усыновление их семьями, где не было наследников-мужчин. Условием подобного усыновления могла быть женитьба на дочери владельца клера [014_18].
Недостаток источников, касающихся спартанского землевладения, в какой-то мере восполняет сравнительный материал. Древние авторы приводят целый ряд примеров того, как государство вмешивалось в права собственности своих граждан с тем, чтобы сохранить существующие аграрные отношения. Так, в досолоновых Афинах "не было позволено делать завещания; деньги и дом умершего должны были оставаться в его роде" (Plut. Sol. 21). Полибий, осуждающий распущенные нравы современных ему беотян, хвалит их старинные законы, ограничивающие права наследования в пользу рода (XX, 6, 5). По свидетельству Аристотеля, в современных ему Локрах все еще сохранялись ограничения на продажу недвижимости (Pol. II, 4, 4, 1266 b 18-22). Не раз уже обращалось внимание на то, что Платон в своих проектах идеального государственного устройства во многом копировал Спарту. Как отмечает С. Я. Лурье, в обоих проектах, "и в "Государстве" и в "Законах" неуклонно проводится принцип полной неотчуждаемости земли, переходящей из поколения к поколению по принципам родового старшинства" [014_19]. Причем в "Законах" Платон даже называет число клеров, которое должно было оставаться неизменным - 5040.
В большинстве обществ, чья экономика зависит прежде всего от земледелия, распределение земли и права, связанные с ее удержанием и наследованием, оказывают фундаментальное влияние на характер социальной системы. То, что спартанская система землевладения, созданная Ликургом, разрегулировалась очень рано, видно из целого ряда свидетельств. Так, Аристотель говорит о том, что в Спарте к концу VIII в. сложилась чреватая гражданскими смутами ситуация из-за дела парфениев и требования передела земли (Pol. V, 6, 1-2, 1306 b 29-31; 35-40; 1307 a 1-2). Об этом же свидетельствуют и данные демографии. Количество полноправных граждан в Спарте постоянно уменьшалось. Аристотель в "Политике" не только отметил факт олигантропии, имея в виду именно недостаток граждан, а не населения вообще, но и правильно интерпретировал его как результат спартанской системы землевладения и наследования (II, 6, 10-12, 1270 а 15-34).
За фасадом декларативного равенства тщательно скрывалось фактическое экономическое неравенство. О наличии в Спарте богатых людей свидетельствует увлечение спартанцев коневодством. Судя по данным просопографии, большинство спартанцев, участвующих в конных агонах в Олимпии, были представителями одних и тех же знатных семей (Paus. VI, 1, 7 - Анаксандр, олимпионик 428 г. и его дед, также олимпионик; VI, 2, 1-2 - Аркесилай и его сын Лихас; VI, 1, 7; 12, 9; X, 34 - Поликл с сыновьями). Известно, что сестра Агесилая II Киниска выставляла четверку скаковых лошадей на состязании в Олимпии (Xen. Ages. 9, 6) [014_20]. Таким образом, для богатых и знатных спартанцев участие в конных ристалищах стало чем-то вроде семейной традиции. Согласно Геродоту, содержание лошадей - неизменный знак большого богатства (VI, 125). Хотя конкретные данные о богатстве отдельных спартиатов относятся уже к V в., но экономическое равенство, конечно, было фикцией и раньше.