Арабская принцесса
– Ой, ах! Wallahi…
Марыся едва дышит.
– Что такое?! – сестра беспокоится, но не знает, чем может помочь. – Что происходит?
– Ну, это же присоска! – молодая мама улыбается сквозь слезы. – Я читала, что… ох!
Она хватается рукой за нижнюю часть живота.
– Что, расскажи же, что происходит?
– Матка сокращается. Я не думала, что это будет так хреново.
Марыся улыбается, довольная, что помнит грязное словечко по-польски.
– Сестра, не ругайся при ребенке.
Успокоившись, Дарья присаживается на табурет, упирая подбородок на сплетенные пальцы рук, и смотрит умиленным взглядом на новорожденную.
– Это чертовское чудо… извини. Прекрасное чудо, невообразимое.
Она дотрагивается двумя пальцами до рыженького пушка на голове девочки.
– Тебе уже лучше? – спрашивает она сестру.
– А тебе?
– А что такое?
– Не прикидывайся, малая, я все вижу. С момента появления ты ведешь себя паршиво. В чем дело? Ревнуешь?
Марыся понимает сестру, потому что в ее жилах течет та же кровь. Обе настроены на одну волну.
Однако выглядят совершенно по-разному. Одна белая, как молоко, блондинка, типичная славянка, а другая смуглая, волосы у нее темнее. Она больше арабка, чем полька.
– Почему ты ревнуешь? – настаивает Марыся: ей жаль сестру.
– В общем, нет.
Дарья выпрямляется и сжимается, как маленькая обиженная девочка.
– Врать, так это мы, а не про нас, – смеется Марыся, хватая рукав рубашки и притягивая обиженную девушку к себе. – Садись здесь, возле меня. В чем дело? В том, что мама помешалась на внучке, что она слишком ее любит? Опасаешься, что тебя отодвинет на второй план, что сейчас хочет находиться только со мной и малышкой? Говори уже, не держи это в себе!
– Ну, да.
Дарья наклоняется и осторожно кладет голову на ноги сестры.
– Не будь дурочкой, сердце матери – это бездонный колодец. В нем хватит чувств для всех детей. Даже когда появятся новые дети, старшие никак не пострадают.
Марыся свободной рукой гладит сестру по тонким ровным волосам.
– Я из-за глупой ревности испортила себе часть жизни…
Уже более умело она прикладывает ребенка ко второй груди и смотрит невидящим взглядом в пространство.
– Если бы только захотела, уже подростком бы воссоединилась с семьей и жила в спокойной, нормальной стране, где нет мятежников, террористов и где мужчины не дискриминируют женщин по извечному закону. Не участвовала бы в войнах, насилии и других ужасах, которые, к сожалению, пришлось пережить.
– Как это?
Дарья вытаращила глаза, совершенно не понимая, о чем говорит сестра.
– Просто так получилось, что ты не пришла на свидание, на котором мама могла нас забрать.
– Все говорили, что она умерла, – шепчет Марыся, словно уходя душой и сердцем в те времена. – Я не знала, что именно будет на празднике Святого Николая и что там организовали, чтобы передать нас матери. Когда она появилась, будто с луны свалилась, это выглядело так, словно интересовала ее только ты, а меня она послала в жопу! – вырывается у женщины, и она тут же прикрывает рот рукой. – Так, во всяком случае, я тогда думала. До конца жизни не забуду событий того страшного дня, когда с тетей Самирой произошел несчастный случай, после которого она впала в кому. А ты, моя маленькая сестричка, исчезла. Тетка Малика хотела мне что-то рассказать уже перед своей смертью, но не смогла. Все это время она скрывала правду. И утащила ее с собой в могилу.
Выдавая секреты, которые хранила столько лет на дне души, Марыся даже вспотела. Больничная рубашка приклеилась к спине.
– Я была страшно зла на маму! И безумно ревновала ее к тебе, потому что (в соответствии с тем, как я тогда думала и какие делала выводы) она хотела взять только тебя, выбрала тебя, любила тебя, а меня оставила, бросила… Сейчас я знаю, что все было иначе! Сколько же она должна была вытерпеть, сколько времени и денег стоило ей снова отыскать меня в Триполи! Боже мой! А тогда я, глупая коза, была, пожалуй, примерно в твоем возрасте и не захотела поехать с ней. Собственными руками уготовила себе тяжелую судьбу.
– Марыся, моя любимая!
Дарья вытирает внешней стороной ладони ручеек тихо стекающих слез из уголка глаза сестры. Сестры тяжело вздыхают, подавленные серьезностью признаний. Сытая Надя спит на руках Марыси и тихонько посапывает.
– Знаешь, как только ты появилась, я как с ума сошла. Вообще-то я не ревновала к тебе, потому что безумно тебя люблю. Но со времени вашего отъезда в Ливию мама сильно изменилась, отдалилась… – неуверенно говорит Дарья. – Ты сама в конце концов видишь, что творится. Мне она ничего не говорит, а ведь я уже не ребенок. У вас свои тайны, свои дела, а я в стороне. Сейчас, когда родился этот чудесный ребенок, я вообще могу удалиться. Знаешь ли ты, что мама, собираясь к вам в больницу, сказала мне, что если я буду так копаться, то могу остаться дома?! Вообще я здесь не нужна! Потому что кого может заинтересовать такой человек, как я, когда… – замолкает она, сильно трет лоб рукой и под конец пару раз глубоко вздыхает.
– У мамы свои тайны, которыми она со мной тоже не делится, – шепчет Марыся.
– Не думаю, чтобы она кому-нибудь что-нибудь рассказала, даже Лукашу, – подводит итог Марыся. – Поэтому все так, как есть. Маму нужно подлечить…
При этих словах дверь тихо открывается, и в комнату на цыпочках входят Лукаш и Хамид.
– Да, мои господа, маму нужно подлечить, но не знаю, какой психиатр справится с этим и выдержит. После первого сеанса он по собственному желанию заточит себя в больнице или застрелится, – грустно улыбается Лукаш.
– О, все уже вместе! Семья в комплекте! – врывается в гостиную Дорота с шумом и снимает черную абаю [4].
– Сейчас уже вся. – Муж обнимает ее и почти силой притягивает к кровати Марыси. От Дороты несет сигаретами, она мелко дрожит всем телом.
– Все в порядке, любимая?
Лукаш с беспокойством оглядывает жену.
– Никто не кричит, не плачет? – Мать скептически кривит губы. – Видно, меня тут не было.
Мгновенно обернувшись, она надевает плащ и выходит. Оставшиеся смотрят друг на друга с удивлением, не понимая, что делать. Лукаш выбегает вслед за разнервничавшейся Доротой.
* * *Молодая мама с ребенком покидает больницу через три дня, хотя, конечно, могла бы там находиться и целую неделю. Люкс, удобства, которые ее окружали, были очень приятны.
Она не должна была ни о чем беспокоиться, все подавали под нос. Как только она нуждалась в помощи, то звонила в дежурку медсестер или докторов, которые прибегали через минуту. Но Марыся твердила, что все равно не как дома и уже пора наладить жизнь по-своему, задать ей новый ритм.
– Если ты уволила квалифицированную няню, то кто тебе поможет с малышкой? – беспокоится Хамид, видя неудачные попытки жены перепеленать новорожденную. – Может, попробуем взять кого-нибудь другого?
– У меня есть прислуга Нона, и я сама хочу заняться собственным ребенком. Поверь, мне не нужен тот, кто распоряжался бы у меня, словно у себя дома.
– А что будет с кормлением?
Муж наблюдает упорные старания Марыси, у которой, к сожалению, не прибыло молока в достаточном количестве.
– Я должна буду прикладывать Надю к груди так часто, как только она будет хотеть.
– Это значит постоянно.
Хамид замолкает и смотрит на заплаканное личико дочери, которая пытается высосать из маминой груди хоть каплю и очень нервничает от того, что ничего не течет в ее пустой животик.
– Я буду сцеживать молоко этим прибором.
Марыся тяжело вздыхает, поднося устройство с присоской и помпой.
– Доктор сказала, что, когда маленькая чертовски проголодается, ее можно будет докормить из бутылочки.
– Ты же знаешь, что полезнее всего натуральное кормление. Или я могу еще что-нибудь предложить?
Хамид спрашивает неуверенно, но Марыся согласно кивает головой.