Хроники Бейна (сборник)
Магнус завел за спину руку, махнул ею и, увернувшись от клинка Грейс, шагнул в открытую с дверь.
– Если кому-то станет известно, о чем этой ночью с тобой говорила мать, – сказала Грейс, – клянусь, я тебя убью.
– Похоже, вы и в самом деле думаете, что вам это удастся, – вздохнул Магнус.
И все-таки она была прекрасна, как отблеск солнца на стали клинка.
– Кстати, у меня есть подозрение, что, знай Джеймс Эрондейл, что я направляюсь сюда, он передал бы вам привет.
Грейс опустила меч. Глаз за опущенными ресницами не было видно.
– Какое мне дело до Джеймса Эрондейла? – спросила она.
– Мне кажется, вам не стоит так говорить. Полагаю, в некоторых случаях не клинок выбирает, куда разить.
Грейс подняла глаза. Они снова напоминали глубокие, спокойные озера.
– Клинку все равно, – ответила она.
Магнус повернулся и зашагал к ржавым воротам мимо зарослей черных роз. У самых ворот он обернулся и увидел, как в окне наверху колыхнулась занавеска. Разумеется, он предупредит обитателей Нижнего мира, чтобы они держались подальше от Татьяны и от ее мерзких планов. Он был уверен: независимо от предложенной цены, ни один из них не пойдет против нефилимов и Татьяне не удастся сотворить свое черное дело.
Но вот как помочь Джеймсу Эрондейлу, Магнус не знал. Грейс с Татьяной, должно быть, наложили на него заклятие. Они были способны на это, но зачем им это, он не понимал. Какую роль мог играть Джеймс Эрондейл в гнусном заговоре? Скорее всего, юноша просто стал жертвой чар прекрасной девушки. Любовь есть любовь, и разбитое сердце нельзя излечить заклятием, не лишив его навсегда способности любить.
Он не видел причины рассказывать Тессе с Уиллом о том, что узнал. Свои чувства к Грейс Джеймс держал в тайне, и Магнус поклялся, что не выдаст ее. Как раньше он никогда не злоупотреблял доверием Уилла, так и сейчас не собирался злоупотреб лять доверием Джеймса. Что толку Уиллу с Тессой знать, как зовут боль их сына, если лекарства у них все равно нет?
Он вновь вспомнил Камиллу – как ему было больно, когда он узнал правду, как противился этой правде, готовый разрезать себя на куски, лишь бы и дальше пребывать в неведении. Но в конце концов он был вынужден принять эту правду, превозмогая страдания.
К подобным мучениям Магнус относился отнюдь не легкомысленно, но даже смертные не умирают от того, что кто-то разбивает им сердце. Какой бы жестокой ни была Грейс, Джеймс рано или поздно оправится, даже несмотря на то, что он – Эрондейл.
Пару часов назад, когда он впервые увидел Грейс, у него возникло чувство, что перед ним стоит хищник. Она была совсем не такой, как Тесса, которая всегда успокаивала и поддерживала Уилла, заставляя его глаза смеяться.
По какой-то злой, жестокой иронии, думал Магнус, одного Эрондейла любовь спасла, а другого осудила на муки.
Он бы многое отдал, чтобы забыть слова Татьяны, звучавшие приговором. Он пообещал Тессе навестить их еще раз, но теперь понимал, что его единственное желание – поскорее бежать. Ему не хотелось думать, что о нем будут говорить Сумеречные охотники, что случится с ними и с их детьми.
Нефилимы бывают разные. Одному он предложил свою помощь, но ее отвергли. Вторая предложила совершить убийство, а третья приставила к груди острие меча.
Его прохладно-сдержанные отношения с Уайтлоу из нью-йоркского Института вдруг показались ему чудесными. Он прикипел к Нью-Йорку и не собирался ничего менять. И он был рад, что уезжает из Лондона. В душе его проснулась ностальгия по ярким огням Большого Яблока – города, где разбитых сердец было намного меньше.
– Куда? – спросил кучер.
Магнус подумал о корабле, державшем курс из Саутгемптона в Нью-Йорк, о том, как будет стоять на палубе и дышать свежим морским ветром, смывающим плесень лондонской атмосферы.
– Домой, пожалуй, – сказал он.
Хроники Бейна № 5. Рассвет в отеле «Дюмор»
В воздухе певуче просвистела стрела и легко, как нож в яблоко, вошла в грудь Алдуса. Он на мгновение выпрямился, взглянул на нее и упал замертво. На гранит брызнула кровь.
Конец сентября 1929 года
Юную вампиршу Магнус Бейн заметил сразу. Она фланировала в толпе, время от времени подергивая плечами в ритме шимми под музыку оркестра. Черные, блестящие, коротко стриженные волосы с прямой челкой придавали ей сходство с Луизой Брукс [10]. Синее, с серым отливом платье, отделанное бисером, едва доходило до колен.
Вампирша почти ничем не отличалась от трех дюжин других посетителей заведения, принадлежавшего Магнусу и подпольно приторговывавшего виски. Но в ней было что-то особенное, что-то неопределенное, странное.
Танцевала она, несмотря на быструю музыку, неторопливо, но страстно. Белизна ее кожи достигалась отнюдь не с помощью пудры. Остановившись перед саксофонистом, она стала извиваться в танце, как змея, посматривая на Магнуса. Когда их взгляды скрестились, из-под ярко-алых губ показались два маленьких клыка. Она хихикнула, хлопнула себя рукой по губам и через мгновение втянула клыки обратно.
Между тем Альфи, к этому времени уже крепко державшийся за стойку, используя ее в качестве опоры, продолжал рассказывать очередную небылицу:
– Вот я ему и говорю… Магнус, ты слушаешь?
– Слушаю, Альфи, слушаю, – ответил тот.
Альфи был статным, отличался великолепным вкусом в одежде и любовью к крепким коктейлям. Он рассказывал изумительные истории, и его улыбки были сногсшибательными. То ли банкир, то ли биржевой маклер – словом, финансист. В наши дни все, так или иначе, связаны с деньгами.
– …ты не можешь взять с собой корабль в гостиничный номер, толкую я ему. А он отвечает: «Почему не могу? Я же капитан!» Тут я ему говорю… в общем…
– Погоди, Альфи. У меня появилось небольшое дельце.
– Ты перебил меня на самом интересном…
– Буквально две минуты, Альфи, – сказал Магнус и похлопал друга по руке, – я сейчас вернусь.
Альфи проследил за взглядом колдуна, увидел девушку, кивнул и изрек:
– Аппетитный персик. Но, на мой взгляд, немного не в твоем вкусе.
– Мои вкусы не отличаются постоянством, – с улыбкой возразил колдун.
– Ладно, давай катись, за баром я присмотрю, – сказал Альфи и хлопнул рукой по стойке. – Можешь на меня положиться.
Магнус кивнул бармену Максу, и тот тут же налил Альфи еще один Саус-сайд [11].
– Промочи горло, пока меня не будет.
– Как мило с твоей стороны, – сказал Альфи, – славный ты парень, Драй [12].
Свой бар Магнус назвал «У мистера Драя». Теперь, когда на алкоголь наложили запрет, «сухой» – формально – была вся Америка, хотя на самом деле в большинстве заведений, особенно в Нью-Йорке, посетители могли наливаться «под завязку». В этом городе пили все, а то, что пьянство теперь было объявлено вне закона, придавало ему дополнительное очарование. Что же касается Магнуса, то он считал, что бар, подпольно торгующий алкоголем, стал величайшим достижением человечества: задушевным, праздничным, незаконным, но не аморальным – тень опасности, напрочь лишенная реальной угрозы.
Бар «У мистера Драя», как и большинство других, был небольшой. Таким по определению лучше держаться в тени. Он скромно притаился на 25-й Уэст-стрит, за фасадом магазинчика по продаже париков. Чтобы попасть внутрь, нужно было сообщить пароль швейцару, прекрасно знавшему свое дело и взиравшему на потенциального посетителя через узкую щелочку из-за массивной двери черного хода. Оказавшись внутри, вы попадали в роскошные владения Магнуса – десять столов и мраморная стойка (привезенная из Парижа), за которой виднелись полки из красного дерева, заставленные самыми экзотическими напитками.
