Их второй шанс (ЛП)

Поскольку это было именно то, что она сделала, Ноэми не могла притворяться, что это не так.
— Я скучала по тебе.
— На хуй это, — он покачал головой раз, потом другой. — На хуй это, Ноэми. Ты не можешь выбросить меня, как вчерашний мусор, и ожидать, что я буду благодарен за то, что ты оставила мне крошки, если только я приползу к тебе обратно. Это отстой, и ты это знаешь.
Так и было. У неё не было никакой защиты против этого. Что она должна была сказать? Что она так сильно скучала по нему в те первые несколько месяцев разлуки, что зашла так далеко, что начала процесс отказа от своей должности главы семьи в пользу передачи её кому-то другому? Она так и сделала, но, в конечном счёте, больше некому было помочь. Семья Хаксли содержала более ста человек, как членов самой семьи, так и обслуживающий персонал. В семье были и другие взрослые члены, но никто не мог управлять финансами и вести политические игры так хорошо, как Ноэми, особенно после того, как её отец — бывший глава семьи — оказался проклятым предателем. Если бы она уклонилась от выполнения своего долга, пострадали бы люди, за которых она несла ответственность.
Чем было её счастье по сравнению с этой реальностью?
Так что, да, она месяцами мучила себя мыслями о том, как бы ей всё это заполучить... и так ничего и не придумала. Ожидалось, что она удачно выйдет замуж, чтобы продвигать интересы Хаксли на этом фронте, а также получить различные награды в бизнесе. Исаак мог быть лучшим мужчиной, которого она когда-либо знала, и она могла любить его — даже до сих пор — безмерно, но у него не было титула. Хуже того, что, по мнению знати Талании, его мать была родом из России. То, что он служил в дворцовой охране, вызывало раздражение, но за его спиной были король и оба его консорта, и никто ничего не мог с этим поделать.
Выйти за него замуж?
Она поставит под угрозу положение Хаксли, подорвет могущество семьи таким образом, что это может оказаться необратимым.
— Ноэми.
Она откинулась и заставила себя встретиться с Исааком взглядом, зная, что он увидит, как всё это лихорадочно проносится в её голове. Исаак, нахмурив брови, вглядывался в её лицо.
— Ноэми, — повторил он, как будто она призналась во всём в мгновение ока. — Это святилище прошлого, или ты надеешься на будущее?
— Я не знаю.
Правда сама сорвалась с её губ, раня их обоих. Она не имела права давать надежду. Она была сама не своя, как и Исаак, если уж на то пошло. Он был обязан своей верностью короне, а не ей. Старая поговорка о том, что мужчина не может служить двум хозяевам, относилась к ним обоим, как бы ему ни хотелось возложить ответственность за их нынешнее положение на неё. Их отношения строились с осознанием того, что они никогда не смогут ставить друг друга на первое место. Никогда.
Исааку было удобно забыть об этом, когда это его устраивало, но Ноэми не могла позволить себе такой роскоши.
Ничто не изменило этого момента, правды, которая лежала между ними, как живое существо.
— Я не знаю, — повторила она. — Какое у нас может быть будущее?
— В этом-то и вопрос, да? — но гнев исчез с его лица, сменившись какой-то эмоцией, которую она не решалась назвать. Он подхватил её под зад и легко поднялся на ноги, как будто она была ребёнком, а не взрослой женщиной. Исаак безошибочно обошёл мебель в гостиной, прошёл по короткому коридору и оказался в её спальне. Для других членов семьи Хаксли, когда им приходилось бывать во дворце, были другие апартаменты, поменьше. Эта комната принадлежал ей и только ей.
Исаак захлопнул за собой дверь и положил Ноэми на кровать с гораздо большей осторожностью, чем прикасался к ней до этого момента. Он бросил презерватив на одеяло рядом с ней, его взгляд стал горячим и тяжелым, когда он опустился на колени рядом с кроватью.
Она приподнялась на локтях и посмотрела на него, чувствуя, как сердце бьётся где-то в горле.
— Я думала, ты собираешься отыграться на мне.
— Поверь мне, Ноэми, сегодня вечером я вымещу на тебе всё, что чувствую. Начиная с твоей прелестной розовой киски. Ты всё ещё хочешь меня, не трудись это отрицать. — Он наклонился, и его дыхание ласкало её клитор. — И я умираю от желания попробовать.
 
Глава 4
Исаак лучше, чем кто-либо другой, знал, какой стервой может быть надежда. Надежда открывает перед мужчиной новые возможности, а затем забирает их, как только он забывает о себе и тянется к тому, чего хочет больше всего. Чего Исаак хотел больше всего? Единственную, на поиски которой он потратил слишком много лет, не надеясь назвать её своей в полном смысле этого слова?
Ноэми.
Всегда Ноэми.
Она никогда не понимала, что он отказался бы от всего, если бы это означало, что они будут вместе, никогда не могла объяснить себе такой уровень самопожертвования ради личного счастья. Её верность, её преданность долгу — это были те вещи, которые он любил и ненавидел в ней в равной мере. Они сделали её такой, какой она была, но также означали, что ей навсегда суждено уйти от него.
Однажды это будет навсегда.
Кроме…
Будь она проклята за то, что дала ему хоть малейшую надежду. Она не хотела признаваться, что означал презерватив, который она прятала в их любимом месте для секса, как какой-то талисман на удачу, который мог вернуть его к ней. Отлично. Ей не нужно было признаваться в этом. Исаак знал. Он всегда знал, о чём думает Ноэми, иногда даже раньше, чем она сама.
Она скучала по нему. Она хотела вернуть то, что было между ними.
Это не имело значения. Это не могло иметь значения. Исаак долгие годы был её маленьким грязным секретом, и он никогда не вернётся к этой роли, даже ради того, чтобы удержать её в своей жизни.
Может быть, пришло время изменить правила, разрушить их ожидания до основания и пересмотреть будущее. Это могло и не сработать. На самом деле, он был чертовски уверен, что всё рухнет у него на глазах. Что значат три дня перед лицом пожизненной обусловленности?
Он не узнает, пока не попробует.
Исаак схватил Ноэми за бёдра и дёрнул к краю кровати. Тем легче будет добраться до неё. Он просунул руки ей под попку и поднёс к своему рту. Первая дегустация неё… Чёрт, но её вкус всегда сводил его с ума. Он жадно облизывал её, подгоняемый её криками удовольствия и тем, как её пятки впиваются в его плечи. Она была мокрой от предыдущего оргазма, и он трахал её языком, желая быть ближе, чтобы оставить свой отпечаток на её коже.
Он приподнялся, чтобы обхватить губами её клитор, слегка посасывая, дразня.
И Ноэми, его упрямая, драгоценная Ноэми, потеряла последний из своих фильтров. Она закинула руку за голову, чтобы поправить одеяло, её глаза горели голубым огнем и желанием, губы шевелились, когда с них срывались греховные слова.
— Это всегда был ты, Исаак. Чёрт возьми, но для меня это всегда был ты.
Боль в груди усилилась, вызванная осознанием того, что она, возможно, говорит ему самую сокровенную правду, но как только удовольствие пройдёт, это ничего не изменит.
Это не имеет значения. Теперь это правда, и к чёрту всё остальное.
Он посасывал её клитор сильнее, впиваясь зубами в чувствительный комочек нервов, и Ноэми выгнула спину.
— О, блядь, не останавливайся. Заставь меня кончить, детка. Ты знаешь, как мне это нравится.
Да, он это знал. Он действительно, чёрт возьми, это знал.
Исаак продолжал натиск, всё это время наблюдая за ней, ожидая того самого момента, когда её захлестнет оргазм. Ноэми никогда не выглядела более дикой и искренней, чем в момент оргазма, и он привык жить ради тех моментов, когда с неё срывались маски.
Прямо. Как. Сейчас.
Она кончила с его именем на устах, самым прекрасным из того, что Исаак слышал за долгое время. Он знал, что не стоит ожидать, что она будет удовлетворена этим. Не его Ноэми, жаждущая каждого мгновения наслаждения, нуждающаяся в том, чтобы каждое мгновение, проведённое с ним, было наполнено воспоминаниями, как будто это могло оградить её от реальности, к которой она всегда предпочитала возвращаться.