Креольская принцесса

– Вы были в британских водах?
– Возможно, хотя я мог бы с этим поспорить.
– Да, их не стоило провоцировать, – нехотя согласился Гальвес. – Значит, ты бросил якорь.
– Да, сэр. Я выбрал осторожность и поплатился за это.
Гальвес хмыкнул.
– Что случилось?
– Когда мы остановились, их капитан и три матроса приготовились перейти к нам. Они были вооружены до зубов и, кроме того… – Рафаэль скрипнул зубами. – Их лица были измазаны краской, головы бриты, к подбородкам прицеплены искусственные бороды. Я готов поклясться, что это были британцы, но у их капитана был легкий акцент. Возможно, французский.
Гальвес пожал плечами.
– Лягушатники злопамятны. Но зачем прятаться под английским флагом?
Рафаэль выпрямился.
– Я не знаю, но, как только до меня дошло, что нас провели пираты, я дал команду открыть огонь. Очень быстро все заволокло дымом. Послышались крики, и тут меня ранили и я упал. – Вспомнив пронзительную боль, которую он ощутил в тот момент, Рафаэль потер плечо. – Похоже, они решили, что я мертв. Я пришел в себя в луже крови и увидел, что пираты заставили моих людей выносить из трюма ящики с золотом. Я понял, что нужно что-то делать. Я заполз в укромную нишу, где у меня был спрятан мушкет и пули. Я заранее договорился со своими людьми о серии условных знаков на случай непредвиденных обстоятельств. Это были в основном свистки. – Он ухмыльнулся, вспомнив ужас пиратов, когда его матросы внезапно побросали ящики и легли на палубу, пока Рафаэль прикрывал их огнем из мушкета. – Мои люди заслуживают медали, сэр. Мы отплыли, прежде чем они могли нас остановить. Было тяжело, но мы выжили.
Гальвес помолчал.
– Да уж, – наконец сказал он. – Бывают катастрофы, но нужно уметь восстанавливаться после них.
Он не сердился. Не обвинял его. Рафаэль знал, что будь кто-нибудь другой на месте губернатора, он отдал бы его под суд или сразу повесил. Именно поэтому Рафаэль был предан этому человеку. Как он мог ему отплатить?
– Я верну золото, сэр. Я вернусь в Мобил, найду логово пирата и привезу золото вам.
– Да, но сначала надо, чтобы зажило твое плечо. А я тем временем пошлю Поллока забрать припасы и порох. Потом подумаем о золоте.
– Чем дольше мы будем думать, тем меньше будет шансов его вернуть.
– Терпение, – ответил Гальвес, подняв руку, когда Рафаэль попытался встать. Губернатор сел за стол. – У тебя письмо от нашего друга из Пенсаколы?
– Да, конечно. – Смутившись, что забыл о таком важном вопросе, Рафаэль сунул руку в карман камзола. – Вот. – Он передал Гальвесу толстый конверт, который всегда носил с собой. – По крайней мере это не попало к врагу.
– Да. Если есть что-то, более ценное, чем трюм, набитый золотом, так именно это. – Гальвес сорвал печать, вынул лист бумаги и пробежал его глазами. Губернатор хищно ухмыльнулся. – Учитывая данные о форте Шарлотт в Мобиле, которые ты добыл, Испания скоро будет контролировать все побережье залива. – Он посмотрел на Рафаэля исподлобья. – Можешь идти, Гонсалес. Приведи себя в порядок и отчитайся Поллоку. После этого скажи, что я хочу его видеть.
– Да, сэр. – Рафаэль с трудом поднялся на ноги и отдал губернатору честь. – Спасибо за доверие. Я вас больше не подведу.
Гальвес махнул рукой, продолжая читать. Рафаэль вышел из кабинета. Он уже начал придумывать план, как возвратиться в Мобил. Он вернет золото. А если при этом ему удастся провести хотя бы часок с одной милой креолкой, тем лучше.
Мобил
Март 1777 года
В бухту Чачалучи-Бэй возвращалась весна. Дикие цветы росли тут и там вдоль индейских троп в зеленой глубине лесов. Лиз хотелось остановиться и нарвать их. Голубые цветы, ее любимые, напоминали ей о Рафаэле, который пел песню «De Colores». Она шла по лесу, мягко ступая по сосновым иголкам, принесенным ветром, и осторожно касаясь пальцами нежных лепестков.
Она решила, что Рафаэль уже добрался до Нового Орлеана. Возможно, он подарил чайницу маман, а сестре Софии кружева. Той повезло, что у нее такой брат.
 
С другой стороны, ее Симон лучший из братьев. Поэтому она гуляла по лесу, уверенная, что сможет убедить его вернуться домой.
Ну, почти уверенная. Симон мог быть очень несговорчивым, когда ему казалось, что Лиз лезет в дела папá и Жюстин.
Ну а что еще она могла поделать? После того как их посетил дедушка, папа пил все больше и больше, несмотря на то, что Лиз выливала все пиво, которое находила, в воды залива. Кроме того, он приносил детям все меньше и меньше еды. Днем ранее он ругал весь свет, когда обнаружил, что его заначка под лестницей пропала.
Да, она готова была выслушать Симона, только бы ему удалось уговорить папá успокоиться.
Лиз не могла не вспоминать счастливые времена, когда Люк-Антуан был младенцем, папа и Жюстин только поженились и любили друг друга, а она и Симон были предоставлены самим себе. Иногда ей хотелось вернуться в те времена, когда они с Дейзи устраивали чаепития, пока Симон с друзьями рыбачил в бухте и охотился в лесу. Это было еще до того, как она поняла, что ее кожа уже никогда не будет светлой, как бы она ни терла лицо, и что ее волосы никогда не будут такими же шелковистыми, как светлая грива Дейзи.
С тех пор как они начали делать высокие прически и носить длинные юбки, жизнь стала очень сложной. Теперь она занималась лишь тем, что доставала еду себе и родным, хотя ее сердце находило успокоение только тогда, когда она читала книги в библиотеке дедушки.
В городе и окрестностях жили молодые люди, с которыми она могла бы создать семью, но это означало, что ей пришлось бы бросить Жюстин и малышей буквально на произвол судьбы. У нее на такое не хватало духу.
Споткнувшись о ветку, она отшвырнула в сторону букет цветов и смахнула со щеки набежавшую слезу. Рафаэль не возвращался, а от мечтаний толку было мало, о чем Симон напоминал ей неоднократно. И поскольку он в семье был самым практичным человеком, ему следовало помочь ей найти способ развеселить папá.
Сквозь деревья она заметила суденышко Симона и окликнула брата. Но свет на воде заставил ее замолчать и затаить дыхание. Странно. Она знала здесь каждую ветку и кочку. Что-то было не так. Она остановилась и прислушалась. До ее слуха донесся какой-то стук, словно бы кто-то рыл песок.
Что задумал Симон?
Она подошла ближе, прячась за деревьями. Лиз заметила брата, который стоял по колено в яме в десятке метров от воды, сосредоточенно работая лопатой. Ей было непонятно, выкапывает он что-то или пытается зарыть.
Она стояла и размышляла, стараясь понять, куда так часто уходит Симон и почему не хочет общаться с Дейзи. Ходили слухи, что в маленькую экономику их городка начались вливания крупных сумм денег. Стоит ли ей привлечь его внимание? Или продолжать наблюдать?
Она снова подумала о разговоре с бабушкой в тот день, когда умерла мать. Слова бабушки поселили в ее душе веру, благодаря которой она искала Иисуса в повседневной жизни и в людях, которых встречала каждый день. Иногда она слышала его в заразительном смехе Дейзи, ощущала в детских поцелуях малышей, видела в глубинах океана за окном. Когда она танцевала с Рафаэлем, то почувствовала какой-то неописуемый огонь. Неужели это был Бог?
Возможно.
Но где был Господь теперь, когда Рафаэль уехал, ее мать и бабушка умерли, отец спивается, а с Дейзи они видятся лишь изредка из-за своих забот?
– Позволь мне посмотреть, отец.
Она заморгала, расправила плечи и вышла из-за дерева.
– Симон! Что ты делаешь?
Он резко выпрямился и поднял лопату.
– Лиз! Что ты здесь делаешь?
Он посмотрел на частично засыпанную яму в песке. Он не мог ее скрыть, потому и не пытался. Но он не был рад ей. И не ответил на ее вопрос.
Симон опустил лопату и замер, сжав губы.
Лиз осторожно подошла к брату. Она его не боялась, просто не могла сообразить, что спросить у него, чтобы он сказал ей правду.