Креольская принцесса

– Я ищу сестру. Ты ее видела?
– Лиз? – Конечно, он имел в виду Лиз, потому что маленькой Женевьеве было всего четыре года. – Да, она ночевала у меня, но ушла рано утром. Она собиралась…
И в этот момент Дейзи сообразила, что Симон, вероятно, ничего не знал о доне Рафаэле Гонсалесе. Она никогда не врала Симону, но, возможно, ей не стоило рассказывать ему все.
– Куда?
Симон нахмурился. Он всегда хмурился, когда думал, что Лиз попала в беду. Он оперся плечом о доску и сложил руки на груди.
Дейзи практически обожествляла землю, по которой ходил Симон, но иногда он все же слишком заботился о младшей сестре.
– Я так рада, что ты приехал в город сегодня, – с улыбкой сказала она, подходя к нему. – Мне нужна свежая вода из источника для детей. Ты можешь взять ведро и…
– Конечно. После того, как ты мне расскажешь, где Лиз.
Он не злился. По крайней мере пока, и не на нее. Он просто, как обычно, был неумолим.
Дейзи была с ним знакома с тех пор, как ей и Лиз исполнилось шесть лет. В то время Симон был десятилетней уменьшенной копией своего симпатичного отца. Они встретились вскоре после того, как умерла ее мать. В тот день Дейзи нехотя пошла с отцом в магазин. Лиз и Симон, в потрепанной одежде, но тем не менее довольные, были поглощены тем, что устраивали забег черепахи и жабы в одном из боковых проходов магазина, пока их красивая мулатка-мать торговалась с месье Жераром о цене на пару носков для мужа.
Конечно же, Дейзи моментально влюбилась в Симона и ходила за ним по пятам несколько месяцев, пока он не начал выпрыгивать из-за деревьев и пугать ее, доводя до слез. Некоторое время после этого она не обращала на него внимания. Однажды, в тот день ей исполнилось тринадцать, она увидела его сидящим у них на крыльце в ожидании Лиз. Он листал брошюру, которую преподобный Гарретт оставил для отца Дейзи, чтобы он распространил ее среди солдат.
– Что это за глупости? – Он сунул брошюру ей под нос, трясясь от гнева. – Папистские идолопоклонники? Это так ты думаешь обо мне?
– Я… я, конечно нет. – Дейзи прикрыла дверь на кухню, взяла брошюру и уселась рядом с Симоном. Она покрутила бумагу в руках. – Где ты это взял?
– Лежало прямо здесь, возле ступенек. Твоя семья англикане, даже не пытайся отрицать.
В его голосе, хриплом и низком, чувствовалась обида, которая расстроила Дейзи.
– Да, но я не верю всему, что здесь написано. На самом деле я большей части даже не понимаю. Пожалуйста, Симон, ты же знаешь, что я твой друг, то есть друг Лиз.
Не решаясь посмотреть на него, она плотно сжала руки между коленями.
– Ну… я люблю Господа, как и ты. И вам не стоит оставлять подобные вещи, чтобы они валялись на земле, где их может кто-то увидеть, прочитать и оскорбиться, особенно если вы в это не верите.
Дейзи быстро посмотрела на него, радуясь тому, что его голос смягчился. Невыносимый старший братец Лиз незаметно превратился в мужчину. Его лицо стало более мужественным, тело окрепло, и он теперь возвышался над ней, словно башня.
А перед ним стояла тринадцатилетняя девочка, которая в этот день впервые уложила волосы в прическу. Когда он посмотрел на нее, что-то между ними произошло. Она почувствовала это по тому, как порозовели ее щечки, по тому, как почти незаметно изменилось выражение его лица. Он больше не злился, он был озадачен.
Теперь, три года спустя, когда они стояли в школьной комнате возле ее стола, Дейзи поняла всю полноту власти, которую она имела над ним. Если бы она хотела отвлечь Симона, ей нужно было лишь подойти ближе и положить ладонь ему на запястье.
Но он внезапно ухмыльнулся и сделал шаг назад.
– Нет, дорогуша. Не смотри на меня так своими глазками и не надейся, что я забуду, зачем сюда пришел. Что замышляет моя сестра?
Дейзи надула губки, обычно это давало ей возможность получить все, что она хотела.
– Симон…
Он смотрел на нее, не мигая.
Дейзи взглянула на часы и вздохнула. Она явно не успеет дописать слова на доске.
– Сейчас полвосьмого, а дети будут в восемь. Пойдем посидим на крыльце, и я расскажу тебе о доне Рафаэле Гонсалесе де Риппарда.
 
Рафаэль откинулся на спинку стула, стоявшего на палубе «Принцессы», старого, но еще пригодного для морских путешествий судна под управлением хмурого Симона Ланье. Испанец попытался убедить себя, что его единственный интерес состоит в том, чтобы укрепить влияние Англии на берегах Мексиканского залива.
Унзаге [11] не понравится его задержка. По крайней мере пока он не услышит отчет Рафаэля о проделанной разведывательной работе, которую он выполнит во время этой чудной интерлюдии с очаровательной юной креолкой. То, что она оказалась одной из тех самых Ланье, было занимательно. То, что у нее было привлекательное лицо цыганской принцессы, было восхитительно, но об этом его начальству знать не обязательно.
Лиз сидела лицом к Рафаэлю, одной рукой держась за борт судна. Черные локоны девушки развевались на ветру, а глаза цвета топаза щурились от яркого солнца. Она часто подавалась вперед и указывала пальцем на разные местные достопримечательности. При этом ее платье так сильно облегало грудь, что Рафаэль с трудом мог сосредоточиться на том, что она рассказывала о заливе Бэй-Минетт, бухте Чачалочи-Бэй, парке Маллет-Поинт и устье реки Бон-Секор. В такие моменты ее хмурый братец Симон, который узнал о прогулке от Дейзи Редмонд и примчался на пирс, чтобы присматривать за сестрой, предостерегающе посматривал на Рафаэля, напоминая ему, чтобы он не смел забываться.
– Сеньорита Лиз, – начал испанец, желая отвлечь внимание озабоченного брата, – вы должны мне рассказать, как вы связаны с Ланье из Нового Орлеана.
Он заметил, что на лице Симона чувство покровительства сменилось откровенной враждебностью. В то время как глаза девушки сияли невинностью, взор его черных глаз пылал непреклонностью, а брови грозно сходились на переносице. У юноши была темная загорелая кожа, а кудрявые черные волосы собраны в хвост. Брат и сестра были во многом похожи. У Симона был такой же большой рот, полный белых зубов, которые сейчас были ощерены, словно волчьи клыки.
– Мы к ним отношения не имеем, – холодно заметил Симон Ланье.
Он отвернулся и занялся парусом. Лиз пододвинулась ближе к Рафаэлю и смущенно улыбнулась.
– В нашей семье есть дурная кровь. – Она бросила взгляд на брата. – Это связано с бывшим губернатором Луизианы О’Рейли…
– Лиз, не смей произносить имя этого человека. – Симон сплюнул в море.
– Но, Симон, это глупо! Мы не можем вернуть дядю Гийома…
– Я сказал, не смей! Я позволил тебе пустить этого испанца к нам на судно, потому что нам нужно его серебро, но не вздумай обсуждать с ним наши личные дела. Отцу бы это не понравилось. Comprendre? [12]
Лиз посмотрела на брата. В ее глазах блеснули слезы, а подбородок задрожал от волнения.
– Я понимаю, что ты тупица. Мир – это большая шахматная партия, и королю Людовику в ней поставили мат. Нам же, не черным и не белым, предстоит тут жить, а грубость не сможет изменить прошлое.
Симон сжал губы. Через пару минут он отвернулся и начал энергично работать шестом, чтобы их суденышко не налетело на песчаную отмель.
Лиз расстроенно посмотрела на Рафаэля:
– Прошу прощения за этот инцидент…
– Не стоит извиняться, сеньорита, это пустяки. – Он взял ее за руку и нежно поцеловал поцарапанные пальцы девушки. – У меня привычка задавать неудобные вопросы. Мама колотит меня за это каждый день.
Когда девушка улыбнулась, он с довольным видом подался назад. Что ж, пусть ему и не удалось убедить красивую английскую розу провести ему экскурсию по городу Мобил, однако французская камелия, казалось, расцвела от его прикосновения. До конца дня она могла поведать ему много интересного.
Дон Рафаэль отправился обратно в Новый Орлеан, а Лиз осталась помогать Симону привязывать суденышко к пирсу и ждать следующего желающего прокатиться на пароме. То, что она общалась с человеком, который носил титул «дон», заставило ее посмотреть на мир по-другому. До этого дня она отчасти разделяла враждебность брата к испанцам. Она не знала дядю Гийома так же хорошо, как Симон, но она понимала боль, которую принесла его смерть деду и отцу. Защищая этого конкретного испанского джентльмена, Лиз почувствовала, что в ее представлении о мире что-то изменилось.