Приключения Ромена Кальбри

Суббота ходил и по северным морям и рассказывал о своих путешествиях, стараясь вознаградить меня за рассказы о Робинзоне. Однажды их затерло во льдах, и они были вынуждены зимовать в открытом море. Целых шесть месяцев они жили в ледяной пустыне. Большая часть экипажа была навсегда погребена под снегом, собаки перемерли, не то от голода и холода, не то от недостатка света.
– Если бы у нас было достаточно масла, чтобы поддерживать огонь в лампе, – говорил Суббота, – они, может быть, и выжили бы.
Его рассказы были почти так же интересны, как рассказы Робинзона Крузо.
– А об этом написано в книжке? – спрашивал я.
И Суббота торжественно объявлял, что он это не вычитал, а видел своими глазами. Что же делать, если об этом ничего не было написано!
Надо признаться, что подобные беседы, конечно, не могли внушить мне желание спокойно жить на твердой земле. Это замечала и моя мать, и она беспокоилась о том, что природное влечение к морю все сильнее развивалось во мне благодаря особенностям моего воспитания у де Бигореля. Она обратила на это его внимание.
– Дорогая госпожа Кальбри, – ответил он, – я вам возвращу вашего ребенка, если вы находите, что я веду его по дурному пути, и вы бы не хотели, чтобы ваш сын этим путем следовал. Но вы не сможете его изменить. Ромен принадлежит к тем беспокойным людям, которые всегда ищут невозможного. Я согласен с вами, что такие люди редко бывают счастливы, но это часто ведет их к великим открытиям.
Дети – неблагодарный народ, и я в то время почти охотно покинул бы Пьер-Гант. Дело в том, что де Бигорель изучал крики птиц, надеясь овладеть птичьим языком. Он даже составлял своеобразный словарь и хотел научить меня этому языку. Но я ничего не понимал. Это приводило к тому, что он сердился, а я плакал.
Между тем этот язык был интересен, и теперь я очень сожалею, что помню из него всего лишь несколько слов. Де Бигорель утверждал, что он научился переводить все, что птица может выразить: «Я хочу есть… Пища там… Летим скорее… Давай устроим гнездо… Идет буря…» Но я был всего лишь глупым ребенком и не оценил предположения своего учителя о том, что животные могут говорить. Однако мы ведь понимаем музыку, которая говорит с нами вовсе не словами, и при этом не желаем знать, что птицы тоже ее понимают и что именно они дали нам первые образцы музыки. Наши собаки, лошади, кошки понимают наш язык. Что же странного в том, что де Бигорель хотел научиться понимать язык птиц!..
– Ты увидишь потом, – говорил мне де Бигорель, – как полезно то, что сейчас кажется тебе смешным. Твоя мать не хочет, чтобы ты стал моряком, но я с ней совершенно не согласен. Пойми, что те, кто идет в моряки в пятнадцать лет, возвращаются к сорока на берег с отвращением к морю. У тебя есть страсть к путешествиям – это у тебя от отца. Можно и путешествовать, и не забывать о матери. Я бы хотел приготовить тебя к путешествиям в малоизвестные страны для пользы отечества, чтобы ты мог обогатить его открытием новых видов растений и животных и ревностно трудиться для пользы науки, которой ты бескорыстно будешь служить. Это гораздо лучше, чем быть моряком и всю жизнь заниматься доставкой товаров из Рио-де-Жанейро в Гавр, а из Гавра в Рио-де-Жанейро. И если все сложится так, как я мечтаю, ты увидишь, что наши занятия пойдут тебе впрок…
Это была прекрасная мечта. К несчастью, она так и осталась только мечтой. Не знаю, сумел бы я стать таким человеком, каким хотел меня видеть де Бигорель. Все изменилось внезапно и именно тогда, когда я только начал ценить уроки этого удивительного человека. Вот как случилась эта катастрофа.
Обычно я сопровождал де Бигореля во всех его прогулках. Иногда он отправлялся один в шлюпке на острова Грюн, расположенные в трех лье [9] от Пор-Дье, чтобы понаблюдать за живущими там птицами.
Однажды старик отправился туда рано утром. Я еще спал, и мы были удивлены тем, что он не возвратился к обеду.
– Он, вероятно, пропустил время прилива и приедет вечером, – сказал Суббота.
 
Погода стояла тихая, море было спокойно, ничто не предвещало опасности, но Суббота не находил себе места.
Де Бигорель не вернулся и вечером. Суббота не ложился спать. Он развел большой костер на самом высоком месте острова. Я хотел остаться с ним, но он довольно сурово отослал меня спать. Под утро я все же встал и пошел к Субботе. Он ходил вокруг костра, пламя которого алым парусом поднималось высоко над островом, и прислушивался. Но ничего не было слышно, кроме плеска волн да глухого шума крыльев птиц, которые срывались со скал и летели на огонь. Вероятно, их разбудил свет костра, который они приняли за свет зари.
Наконец на востоке показалась бледная полоска рассвета.
– С ним что-то случилось, – сказал Суббота, – надо попросить лодку у Госсома и сходить на острова Грюн.
Острова Грюн представляли собой группу гранитных скал, где жили одни морские птицы. Мы скоро осмотрели все острова, но не нашли там ни де Бигореля, ни его шлюпки.
– Ее могло унести течением…
Суббота ничего не говорил мне, но весь день он оставался на берегу, и как только начался отлив, он пошел вслед за ним, обыскивая скалы. Вечером мы были уже в пяти-шести лье от Пор-Дье. Суббота все молчал и, только когда встречал рыбаков, спрашивал печальным голосом:
– Ничего нового?
Рыбаки понимали, о чем он спрашивал, и отвечали:
– Нет, ничего…
Иногда, видя слезы на моих глазах, Суббота гладил меня по голове и говорил:
– Ты добрый мальчик. Да, ты добрый мальчик.
Через две недели после необъяснимого исчезновения де Бигореля в Пор-Дье приехал какой-то господин де ла Беррье из Нижней Нормандии. Это был племянник де Бигореля и его единственный родственник.
Он долго расспрашивал нас о случившемся, потом нанял человек двенадцать и велел им обыскать берег. Поиски продолжались три дня. К концу третьего дня де ла Беррье прекратил поиски, сочтя их бесполезными. Очевидно, де Бигорель погиб, а его шлюпку унесло течением.
– С чего вы взяли? – кричал Суббота. – Почему вам так хочется, чтобы он погиб? Течение могло унести шлюпку, не опрокинув ее. Может быть, господин де Бигорель пристал к английским островам и завтра вернется к нам.
Видя искреннее горе Субботы, никто не возражал ему, но, вероятно, все были убеждены, что де Бигореля больше нет в живых.
На другой день де ла Беррье позвал нас, меня и Субботу, и объявил, что никто из нас не нужен ему в Пьер-Ганте, что дом он запрет, а нотариус позаботится о животных, пока их не продадут.
Суббота был так возмущен этим распоряжением, что не нашелся, что ответить. Он пробормотал что-то, а потом, обратясь ко мне, сказал:
– Собирай вещи, мы сейчас же уйдем отсюда.
Покидая остров, мы встретили по дороге де ла Беррье. Суббота подошел к нему и сказал:
– Очень может быть, что вы племянник моего господина, а потому наследник его по закону, но я уверен, что вы не можете быть хозяином этого имущества, даю вам слово честного моряка.
Мать уговорила Субботу пожить у нас, пока он устроится в деревне, но он оставался в нашем доме недолго.
Каждое утро он уходил на берег и продолжал поиски своего пропавшего хозяина. Это продолжалось недели три. Как-то вечером Суббота объявил нам, что завтра отправится на английские острова, а может быть, и в Англию.
– Потому что, как видите, море ничего не выбросило на наш берег; возможно, оно и не взяло ничего.
Матери моей очень хотелось порасспрашивать его, но он ничего не прибавил.
На прощание он сказал мне:
– Ты добрый мальчик. Заходи иногда на Пьер-Гант и приноси хоть щепоточку соли нашим коровам. Они тебя тоже любили…
  
Глава VI
 
Дядя Симон
 
У меня был еще один дядя, в котором кровь Кальбри, однако, совсем не сказывалась: он предпочитал морю твердую землю. Он жил в Доле, занимал должность судебного пристава, и единственной целью его жизни были деньги. Моя мать, обеспокоенная моей судьбой, когда я вернулся домой из Пьер-Ганта, написала дяде, прося у него совета. Месяц спустя он появился у нас в Пор-Дье.