Корпорация «Гермес» 3
Юноске хватило ненадолго.
– Где мы, мальчишка? Где мы, черт тебя побери!? Верни назад! – второй залп прошел у меня над головой: я пригнулся, ударил наотмашь плетьми Диониса: родившиеся из ниоткуда виноградные лозы шипами стеганули по боевой броне старика.
– Думаешь, меня можно пронять такими игрушками? – сказал он, копировав мое предыдущее заклинание. Костюм на миг вспыхнул огнем. счищая с себе колкие ветви: ровно так, как я и рассчитывал. Дурман, покоившийся в них дымом ударил в ноздри старика, заставил его попятиться, открыться для атаки. Пришло время действовать и мне!
Прыгнул, и словно стрела обоими коленями въехал старику прямо в живот: несмотря на всю толщь защиты, боль он почувствовал. Дробовик в его руках в мгновение изменился, обратился тонким клинком. Размашисто. упреждая мой следующий удар, он рубанул наотмашь. И просчитался, потому как стремительным потоком Посейдона я перетек в сторону. Мокрая пощечина огласила повисшую в воздухе тишину, оскорблением застыв на лице владыки рода Деметры.
– Ах ты падаль! Я заставлю тебя! Никто не смеет… Вот так! – меч решил, что ему лучше стать копьем в руках хозяина. Какая же дивная игрушка ему досталась! Настоящее чудо инженерной мысли. Гефест был бы доволен, знай во что теперь мог обращаться его Метаморфус. Старик колол без особой техники, что делало только хуже. не позволяло предугадать, куда он ударит в последствии. Вряд ли он сам был столь хаотичен: скорее всего оружие оживало в его руках само. Из копья оно обратилось в винтовку: длинная очередь застрекотала. Я оказался проворней, решив не испытывать в этот раз, насколько хорошо выдержит выставленная мной защита. Перекатился, подхватил тело одного из бойцов Рина: его броня приняла на себя основной удар. С этим пора было заканчивать, иначе он попросту измотает меня своими нападками. а потом добьет простейшим из заклинаний…
– Го! Вылазь, щенок! – почуяв, что хвост победы на миг нырнул прямо в его руки, он хрипло загоготал. Я уже говорил, как обожая тщеславие смертных? В особенности тогда, когда им начинает казаться, что они в самом деле в состоянии противостоять богу на равных. Все божественное нутро во мне взывало к справедливости: подонок смел бросать нам вызов! Словно заклинания других олимпийцев, к коим я то и дело прибегал обрели голоса своих обладателей. И жаждали справедливого возмездия.
Вызов. Я повторил слово, кровью застывшее у меня на губах. Рин почуял неладное, когда я вдруг увеличился в размерах: исполином ударился головой в вдруг ставший низким потолком, грохнул кулачищем об пол – тот затрещал под нами. Возникшая прореха зияла мглой окружавшего нас мглистого экрана: почти что отдельная вселенная только для нас двоих. Вернувшись к прежним размерам, я перехватил его заклинание: ледяная пустошь должна была заволочь все вокруг трескучим холодом. Стоит ли говорить, что родство с Деметрой даровало Юноске защиту от ее холодного нрава? А вот от всего остального спектра ее же собственных умений уже нет.
Я скомкал ледяную пустошь, словно лист бумаги, выуживая из него одно плетение за другим, и словно плетьми ударил в ответ. Старика разом охватили насылаемые его же прародительницей невзгоды. Голод, слабость, отчаянье вперемешку со страхом: Рин широко раскрыл глаза от навалившегося удивления. Будто ему довелось увидеть конец мира, который однажды чуть не принесла его далекая «пра» бабушка…
Он перехватил Метаморфус, но опустил молот Гефеста прямо ему на руку. Броня не выдержала, расколотые пластины осколками разлетелись от могучего удара, старик же отчаянно взвизгнул: кажется, я сломал ему пару костей. Этого было недостаточно. Отшвырнув божественное оружие от него подальше, врезал кулаком прямо в мерзкий нос: тот хрустнул, а Юноске взвыл, пошатываясь, и падая предо мной на колени. Вторым ударом я выбил из него желание сопротивляться, третьим остатки гордости, до того, как завершился замах четвертого – он запросил у меня пощады…
* * *Жаль, что Саша этого не видит: ей бы точно пришлось по вкусу. Знал, что позвонит потом, будет ругаться, спросит – почему не предупредил? Она бы обязательно взяла камеру! Любителям, что пучили глаза, полагаясь на мощь линз в своих телефонах она не доверяла, хотела проводить съемки интересного собственной персоной.
Осколки стекла лежали у моих ног, кровь казалась пятнами вина на и без того красном ковре. Держал старика вниз головой над огромной пропастью: высота, с которой Юноске привык взирать на простых смертных из своей башни сейчас грозила обратиться для него в кратковременный полет.
Или в падение, что казалось мне более вероятным. Уверен, что сюда уже мчится полиция, а личная охрана из всех мер предосторожности мечтает заглянуть на огонек, но тщетно: мглистый покров, который я украл и тенекрадки, не позволял проломить его. По крайней мере, у представителей рода Деметры не было подобных заклинаний.
– Чего ты хочешь? Чего ты хочешь?! – теперь старик выглядел жалко и беспомощно. Я сорвал с него броню, оставил безоружным, сумел лишить большей части магических сил: даже имея возможности к сопротивлению, он отчаялся, признавая поражения.
– Компенсацию.
– Деньги? Забирай что принес, ты больше мне ничего не должен! Слышишь? Я все подпишу!
Я глянул на Аюсту – несчастная кошкодевочка сжалась на одном из многочисленных кресел. Зажмурилась, пытаясь забыть увиденное. Ничего, пара бокалов вина, налитые лично мной, да щепотка магии помогут ей быстро прийти в себя. И все же, наверно, не стоило приводить ее сюда: знал же, что обернется чем-то подобным. Просто надеялся, что хоть в том, кого нонче принимают в философы, и в самом деле есть капля мудрости и он решит, что худой мир лучше доброй ссоры.
Не решил и теперь висит вниз головой.
– Компенсацию. – еще раз повторил я. – Вы напали на представителя благородного рода, Рин. Го! У меня есть куча доказательств, против вас – неужели вы думали, что я окажусь настолько глуп? Сейчас вы готовы пообещать мне золотые горы, но стоит только мне сделать пару шагов, как вы тут же решите взять реванш. Если не физически, то морально. Оправите костюм, пригладите галстук и будете с улыбкой рассказывать репортерам, что я злокозненно напал на вас, пригласив на встречу под предлогом возвращения долга? А на меня спустите всех полицейских собак, каких только сможете найти…
– Дьявол! – выпалил старик, едва поняв, что я так легко раскусил его хитрый план. Я подбросил мерзавца, заставив того по щенячьи заскулить, поднял повыше и проговорил прямо в искаженное ужасом лицо.
– Мне требуется хорошая компенсация и гарантии, что вы не решите сделать что-то глупое. Отзовите своих цепных псов, – сказал, как только услышал грохот сапог за своей спиной. Тихий шелест выскользнувших из кожаных ножен клинков, треск магических заклятий – да среди его охраны оказался один знакомый мне Харон! Тот самый, что звал меня на аудиенцию к главе своего рода. В его глазах плясали озорные огоньки – проверить, кто же из нас лучше. С удовольствием бы удовлетворил его молчаливую просьбу, да не хотелось возиться. Я встряхнул своего пленника еще разок.
– Ну?
– Прочь! Подите прочь! Кто тронет этого… юношу хоть пальцем…
Они не шелохнулись. Прекрасно понимали, чего стоят его угрозы, когда он в таком положении. Я его убью, а им потом оправдываться перед другими членами семейства и доказывать, что глава рода сам приказал отступить. Не поверят, накажут. выставят виновными перед общественностью.
– Опустите клинки и убирайтесь! – на Юноске жалко было смотреть. Он прямо сейчас осознал, что та власть, к которой он привык, теперь, навсегда и очень легко выскользнула из его рук. Потому что даже преданные ему бойцы вместо того, чтобы понуро опустив головы убраться прочь, готовы стоять до конца, противясь его воле. Наконец, набрав побольше воздуха в грудь, он применил заклинание: холод затрещал морозом по стенам, льдом побежал по красивой обивке пола, узором лег на стекла огромных окон. Заискрила ни в чем неповинная техника, оружие в руках бойцов обратилось в хрупкие палки. Заклинания рассыпались, застывая прямо на лету: странно, а вот против меня он такой техники не применял. Я попытался ухватить хотя бы обрывки столь чудесной магии – и не смог. Может, потребовать от него как компенсацию именно его? Да что-то мне подсказывало, что оно принадлежит Сенату Философов, а он не отдаст его даже под страхом смерти.