Левиафан. Черное Солнце (СИ)
– Фергюсон! – прокричала Хель и седой кельт с клеймором тут же вырос подле нее. – Ты со мной. Где Улла и Гифу?
– Лучница на башне во второй линии, – отрапортовал воин. – Первая линия пала. Не знаю, как. Похоже, нас предали.
– Шаман? – процедила Хель сквозь зубы. В ее красивом высоком голосе звучали громы преисподней и у Карна от такого контраста по спине пробежали мурашки.
– Собирает змеев, – кельт тяжело дышал, его ноздри шумно втягивали прохладный горный воздух, а могучая грудь вздымалась и опадала рывками. Толи оттого, что он прибежал издалека, толи от ярости. А может – от всего сразу.
– Креон! Аргос! – вновь закричала Хель и откуда-то спереди в ответ ей донеслись не слишком членораздельные ответы, будто насильно вырванные из луженых глоток двух изъеденных шрамами войны рубак. Однако Хель, похоже, разобрала, что ей ответили.
– Держать вторую линию! Ждать меня! – голос богини смерти стал еще выше, еще сильнее, хлестнув по ушам жестокой звуковой волной. Воздух вокруг нее раскалился и начинал искрить неуправляемыми потоками энергии, а от каждого шага на земле оставались дымящиеся следы. Ярость Хель обретала зримые очертания, окаймляя ее тело подрагивающим темно-лиловым силуэтом.
Мидас поймал себя на мысли, что если бы у него не было Фавны, он бы пошел за этой женщиной хоть на край мира…
Хель тем временем продолжала выкрикивать короткие команды, к их группе молча присоединялись все новые и новые воины. Минотавры, цверги, даже пара молодых драконов! Не было ни суеты, ни паники – все отлично знали, что нужно делать. Спереди до них стали долетать пока еще отдаленные звуки боя, в небо поднялось несколько жидких дымных колонн.
Они миновали две высокие стены, сложенные из толстых черных бревен и обтесанных каменных плит, и направились к третьей. То есть, по сути, она была как раз второй – второй оборонительной линией. На севере Железный Перевал преграждало четыре таких укрепления, причем каждая последующая стена была выше предыдущей на добрый пяток метров.
На тот момент Карн и Мидас еще не знали, что за всю историю этого места никому не удавалось взять штурмом хотя бы первую стену, так что событие, которому они стали невольными свидетелями, выходило за все возможные рамки. По той же причине Хель обуяла неописуемая ярость, ведь здесь точно не обошлось без предательства! А когда они подошли ближе, богиня едва не вспыхнула, как факел, ибо ворота второй стены рухнули, прямо перед ее взором обратившись в груду щепы и искореженного металла, а в образовавшийся проход сквозь поднятое в воздух каменное крошево рванулись отряды нападавших.
И началась битва. Хель низко пригнула голову и побежала вперед, широко разведя руки в стороны. Она двигалась так быстро, что Карн и Мидас просто не успевали за ней. Хотя, может статься, не последнюю роль тут играло нависшее над ними «проклятие кельтов».
Фергюсон ревел за правым плечом богини – его горло источало древний боевой клич давно угасшего народа, а чудовищный клеймор, высоко поднятый над головой воина, рассекал воздушный поток с пугающим гулом. В его глаза горело пламя и он ни шаг не отставал от своей предводительницы.
Неожиданно слева появилась группа нагов, с головы до пят… то есть – до хвостов, закутанных в серые и коричневые лохмотья, размалеванные жуткими, вызывающими отвращение символами. Их вел невысокий поджарый мужчина, можно сказать – юноша, одетый столь же странно и несуразно. Его шею, грудь и руки обвивали ленты кожаных ремней, деревянных и каменных бус, с которых на прочных витых нитях свисали десятки амулетов и талисманов, мелких косточек, перьев, клыков и когтей неведомых хищников. Мидас сразу догадался, что это и есть Гифу, а Карн все понял по его тлеющей переливчатым пурпуром ауре.
Хель влетела в ряды нападавших, тут же отбросив их обратно к воротам. Она разила со скоростью молнии – ее руки и ноги устремлялись к противникам под всеми возможными углами и никому не удавалось защититься. Мидас моргнул, ему показалось, что за миг до удара правая рука богини стала черным клинком. Затем видение повторилось, но уже другая рука Хель, пробивая грудь зазевавшегося тритона, на краткий миг обратилась смертоносной косой с угольным лезвием.
Карн отлично видел, что происходит. Он не понимал, какими силами пользуется богиня, но каждый ее удар был атакой древнего оружия, а не хрупкой конечности. Образы покрытых вычурной резьбой и неизвестными ему символами клинков, секир, копий и глеф проецировались в момент удара из глубины ее ауры и отпечатывались на ткани реальности столь быстро, что ни у одного смертного существа не хватило бы реакции поспеть за ними. Поэтому она разила без промаха, даря своим врагам лишь по одному удару.
Но если Хель была воплощением войны, истинным ангелом смерти и разрушения, то Фергюсона можно было назвать эйдолоном холодной боевой ярости. Он бился мощно, но расчетливо, его дуговые удары с огромными амплитудами лишь казались медлительными, но на деле совсем не многим удавалось вовремя встретить его клинок. А тем, кому «хватало ума» принять клеймор в жесткий блок, приходилось едва ли не хуже тех, кто не успевал этого сделать. Оружие кельта раскалывало сталь на куски, а дерево перемалывало на волокна.
Они двигались на острие атаки – богиня и ее верный воин. Мидас увидел, как Хель неуловимым движением сделал подсечку минотавру, а когда тот завалился на спину, добила его призрачным молотом, обратив лицо существа кровавым месивом. Она тут же сделала шаг назад, уклоняясь от серии быстрых атак – на нее наступали два хвостатых сатира, оба орудовали короткими копьями и прикрывались круглыми щитами. Хель спружинила с отставленной назад ноги и вклинилась меж сатирами, раскинув руки в стороны. Ее ладони тут же превратились в два бритвенно острых кукри и неудачливые копейщики завалились на серый камень, неистово вопя – оба лишились ног чуть выше коленного сустава.
Хель продолжила атаку, она выполнила изящный пируэт, уходя от верхнего прямого удара широким клинком, и рубанула атаковавшего ее тритона наотмашь – снеся ему голову узким и длинным палашом. Затем выставила перед собой левую руку и сразу три вражеских клинка ударились о незримый щит, рассыпаясь черными искрами и осколками металла. Осколки посекли глаза нагу и цвергу, приземистый тенги успел уклониться, но лишь для того, чтобы в следующий миг выброшенная в его сторону рука Хель превратилась в острие рапиры и пригвоздила его лысую от природы голову к бревнам оборонительной стены.
Справа от богини Фергюсон выставил клеймор плашмя, поймав на него сразу два изогнутых змеиных клинка. Заметив это, фригийский царь подивился бы – каким чудом кельт сохранил в целости пальцы? Ведь в такой свалке даже опытный воин едва ли рискнул бы провернуть такой финт. Но Фергюсон был либо удачливым безумцем, либо столь умелым бойцом, каких древний бог еще не встречал.
Он свел клинки нагов влево, зацепив их усом длинного перекрестья и не дав врагам возможности высвободить оружие. Наги зашипели и попытались отступить, но первый тут же получил противовесом в зубы и захлебнулся своей злобой. Кельт, не останавливая движения, занес клинок над правым плечом, продолжая сжимать его одной рукой под перекрестьем, а другой – примерно во второй трети клинка. Затем он сделал шаг вперед и резким тычком вогнал широкое лезвие в грудь второго змея. Тот поперхнулся кровью и осел на каменистую почву.
Первого, все еще издающего какие-то звуки, Фергюсон отшвырнул ударом ноги и разворотил ему верхнюю часть тела, просто опустив на нее свой меч. Кажется, он даже не вкладывался в удар, но этого, учитывая невероятный вес оружия, и не требовалось.
Повинуясь инстинкту воина, кельт отступил и в пальце от его правого плеча опустился огромный лабрис – под стать клеймору самого Фергюсона. Минотавр проворно отдернул секиру и зарычал, вновь бросившись на врага. Он атаковал наискосок снизу вверх, стремясь разрубить человека от правого бедра до левой ключицы. Но кельт с улыбкой маньяка уронил клеймор навстречу лабрису – лезвия сшиблись с оглушительным звоном. Секира выстояла, но инерция удара отбросила ее в сторону и пока минотавр возвращал себе контроль над оружием, человек уже решил его судьбу.