Не бойся, тебе понравится! (СИ)

— Ты думаешь, из-за эльфийки? — удивился Шад.
— Подозрительно совпало, не находишь? — заметила она.
— Подозрительно, — согласился он, хмурясь. — И мне сегодня опять про эльфийский лист докладывали, — добавил задумчиво. — Как раз недалеко от этой их лаборатории долину нашли, местные жители чуть не плакали, когда его приказали уничтожить — мол, отродясь такого урожая не было. Думаешь, это из-за того, что она отрезанная? А как тогда её вообще отпустили?
— Может, сами не сообразили? — пожала плечами Ярая. — История знает мало отрезанных от корней, и если они жили в и без того плодородных местах, как заметить воздействие?
— То есть ты уже уверена, — подытожил Шад. — Думаешь, поэтому они забегали? Много ли от одной эльфийки навара, — хмыкнул он.
— Не скажи, — орчанка качнула головой. — Дело не в том, что одна эльфийка может увеличить плодородность земель вокруг себя, ты прав, не такая величина. Я тут кое с кем поговорила… В Старом Абалоне урожаи снимают по три-четыре в год, да такие, что больше никому в мире не снились. Вообще-то считается, что это всё таланты эльфийских магов. А если не только они?
— И что? — нахмурился Шад.
— Землями с родовыми рощами и вокруг них владеют несколько кланов. Они имеют с этого основной навар, а остальные эльфы — не имеют ничего. А еще между Старым и Новым Абалоном есть ряд противоречий. Они вроде бы заодно, тесные родовые связи и всё такое, но найдутся желающие обострить.
— Думаешь, они сами не знают, как это работает? — скептически уточнил шайтар.
— Кто надо — знает, конечно. Небось тогда и забегали: когда кто надо узнал, что эльфийка попала не в те руки. Но если эта теория подтвердится, скандал выйдет такой, что опыты над военнопленными померкнут.
— В чём скандал-то? Эльфы себе этими рощами жизнь продлевают. И что?
— А что, если можно высадить новую рощу? И больше того, не обязательно укоренять эльфов именно там, на землях кланов, а можно проводить процедуру где угодно? Старый Абалон сейчас ослаб по сравнению с тем, что было даже сто лет назад, уступил инициативу. Заокеанские эльфы ценят его как прародину, берегут рощи, заботятся о своих корнях. При этом в Новом Абалоне хватает сил, которые хотели бы поспорить с кланами за влияние. Если этой информационной бомбой правильно воспользоваться да заложить куда надо…
— Хочешь сказать, раньше этого никто не предполагал?
— Почему? Есть теория, у неё есть последователи. Но эльфам она страшно невыгодна, и они её старательно давят. Там лишний раз хвостом без дозволения кланов не махнут. Мой преподаватель эльфистики слышал эту теорию и тоже относится к ней скептически. А здесь бегает живое доказательство.
— Не проще тогда её прибить?
— А тут тоже интересное! — Вопроса Ярая явно ждала и обрадовалась. — Отрезанных никогда не казнили. Ни разу. Они умирали сами, не выдержав разрыва с корнями, но если выживали — их не трогали. Изгоняли, травили, презирали, но никогда не казнили. Традиции не велят мараться, считается, что убить такого — покрыть себя позором. А если это банально опасно? Ни одна традиция не возникает на пустом месте. Если жизнь эльфа сказывается на растениях вокруг, то не станет ли его смерть этакой маленькой экологической катастрофой? На шайтаров-то им плевать, но это будет доказательство почище живой эльфийки.
— Звучит правдоподобно, — медленно кивнул Шад. — А сказки зачем?
— Заказала пару литературных исследований по эльфийским традициям, а пока доедут — пытаюсь по сказкам угадать. Ты знаешь, что у эльфов нет религии, например? И никогда не было. Мы верим в Предков, у людей своих верований полно: хочешь тебе — один бог, хочешь — целый пантеон. А у эльфов только Мать-Природа, которая даже не божество, а просто персонификация окружающего мира, они ей никогда не поклонялись. И в сказках у эльфов нет никаких волшебных помощников. Ну, знаешь, всяких там золотых кобылиц, соломенных куколок, говорящих зверей… Не знаю, кто в вашем фольклоре это место занимает, наверняка кто-то есть. Ты чего? — растерялась она, когда муж отобрал книгу, захлопнул и завозился, чтобы подняться.
 
— Собираюсь укладывать тебя спать, — проворчал он. — Сказок ты уже сама начиталась. Вот еще я эльфийский фольклор не изучал ночами!
Ярая рассмеялась и не стала спорить: всё это прекрасно терпело до завтра.
  
Глава девятая, решительная
 
Ввязываясь в политику, Шаиста отдавала себе отчёт, на что идёт. Сознавала, что власть — это не только и не столько удовольствие, сколько тяжёлая кропотливая работа. Бывало трудно, бывало обидно, бывали минуты слабости, но работа эта ей нравилась. Нравилось упоительное ощущение победы, когда удавалось переиграть противника, а момент коронации она искренне считала одним из лучших в своей жизни.
Сегодняшний день не относился к числу самых неудачных и трудных. Да, поругалась с сыном, но это недостойная внимания мелочь в сравнении с тем моментом, когда ей доложили о его смерти, и несколькими неделями после, когда Шаиста, вынужденная держать лицо перед подчинёнными, ночами выла в подушку. Да, мальчишка связался с неподходящей женщиной и упорствует в своём заблуждении, но это наверняка временно, да и претендовать на что-то эльфийка, не способная принести наследницу, не сможет. Просто досадный момент. Пройдёт.
Но отчего-то под вечер стало невыразимо тошно. И одиноко. Странно чувствовать себя настолько пронзительно одинокой после того, как целый день провела в разговорах с множеством шайтаров, так что едва не осипла, и от разговоров уже начало тошнить.
Уже давно стемнело, когда Шаиста, закончив все дела на сегодня, закрыла кабинет и вышла. Секретаря она отпустила пару часов назад, он для чтения сводки мировых новостей не требовался. Немного поколебавшись на пороге, она решила навестить Халика. Насколько женщина знала своего давнего любовника, директор музея в это время занимался бумагами. Он любил просыпаться поздно и работать ночью: говорил, хорошо, тихо, никто не отвлекает. Шаиста, встающая с рассветом, с трудом это понимала.
Работу в музее она последнее время вспоминала ностальгически. Всё же искусствоведение и история родной страны ей тоже нравились, и, если бы жизнь сложилась иначе…
Дворец она успела отлично изучить, все ходы и выходы, так что в музейную часть попала быстро. По дороге встретилась пара постов охраны, где её моментально признали и пропустили без вопросов — случайные шайтары в здешнюю охрану не попадали.
Пустой музей успокаивал. Горело только дежурное освещение. Шаиста шла по знакомым залам между витринами, почти не видя экспонатов, но — отлично помня каждый из них. Шаги гулко разносились под сводами, гремели в неподвижной тишине, заставляя чувствовать себя неуютно и стараться ступать потише. Неловким казалось тревожить покой этого места в неурочный час и беспокоить древние вещи.
В хозяйственных коридорах стало спокойнее, там было не так гулко и гораздо светлее, но — всё так же пустынно. Здесь вообще числилось не так много сотрудников, а ночами кто-то встречался только в реставрационной мастерской в самой глубине музейного крыла да охранники на обходе.
В такой тишине, да из приоткрытой двери, девичье звонкое, жеманное хихиканье Шаиста заслышала издалека. Внутри колыхнулось что-то недобро-мутное, шаг непроизвольно ускорился.
Через полтора десятка метров коридора, остававшихся до кабинета директора музея, картина прояснилась окончательно. Девица, в которой Шаиста без труда узнала Гути, молодую помощницу Халика, взывала к разуму любовника. Тот, однако, не реагировал. Да и в женском голосе звучало скорее кокетство, чем тревога: прерываться она точно не хотела.
Шаиста запнулась возле самой двери, волевым усилием заставила себя разжать кулаки. Несколькими глубокими медленными вздохами призвала к порядку всколыхнувшуюся силу. Очень плохая идея — срываться здесь, где неподалёку полно опасных артефактов. Не дайте Предки, на шаманскую ярость отреагирует какой-то из тролльих алтарных камней, мало не покажется никому. А музей хранил очень древние и сильные экспонаты, ей ли не знать!