Чингисхан. Сотрясая вселенную

То, что под рукой Алариха будет лучше, чем за одну реку от непобедимых гуннов, это очевидный вывод. Как бы там ни было плохо, в этой Италии, в придунайских лесах намного опаснее, пусть сейчас и кажется, что дело обстоит наоборот.
Еще был слух, что Аларих заключил договор службы римлянам и защищает сейчас северные пределы их державы. Вот в этом Эйрих видел большие перспективы для их небольшого племени.
К своему несчастью, Эйрих до этого дня не имел возможности попутешествовать по окрестным деревням, чтобы оценить истинную численность родственных готов. Зевта и Тиудигото не знали даже примерного числа воинов, которых может выставить их сообщество в случае объявления большого похода. Герцога [31] не избирали уже довольно давно, с тех самых пор, как произошла ссора с Аларихом и отказ их племени идти дальше на запад. Эта ссора произошла во времена неразумности Эйриха, причем Зевта вспоминает о посланнике Алариха, который страшно поругался со старейшиной Торисмудом. Вероятно, Аларих, если услышит об их прибытии, будет не очень рад.
«Нельзя же вечно дуться за дела давних времен?» – не очень уверенно предположил Эйрих.
Он сам, конечно, ничего не забывал и старался десятикратно воздать за обиды, но он жил достаточно долго, чтобы понимать, что не все люди такие. Есть и добряки, забывающие о понесенном уроне чести буквально на следующий день. И Эйрих питал надежду, что Аларих будет где-то посередине между этими крайностями и примет под свою руку раскаявшихся и все осознавших родственничков, потому что, если часть слухов о его не очень выгодном положении в Италии верна, ему отчаянно нужны воины.
– Аларих – самовлюбленный нюхатель собственных экскрементов, – заявил Зевта. – Гейрихилт правильно говорил, что нечего его слушать… Аларих – бедовый вождь, с таким не будет удачи…
Гейрихилт – это отец Бреты, бывший до самой смерти от стрел гуннов вождем их поселения, тогда находившегося сильно к северо-востоку. А ведь когда-то он назвал своего сына в честь особо сильного гуннского воина. Потом отношения испортились, гунны пошли на готов и покорили всех, кто не успел уйти за Дунай. С тех пор они обитают тут и надеются на то, что гунны забыли о беглецах…
– На все воля Всевышнего, – с философскими интонациями произнес отец Григорий. – Но в словах этого юнца все же есть зерно истины. Гунны – наша извечная беда, и они действительно могут пойти на юг любой следующей весной.
«Эх, как же тяжело воевать зимой… – подумал Эйрих, вспоминая свою прошлую жизнь. – Трава лежит под слоем снега, что вынуждает делать длительные остановки на выпас коней, войско движется о-о-очень медленно… Самое время, чем шататься по белому ничто, сидеть спокойно в юрте и кушать сочную баранину, запивая ее свежим айрагом [32]…»
Эйрих готов был поставить свой лук на то, что гунны зимой будут проводить время именно так, а не как они. Они же питаются грубым хлебом, иногда пробавляются мясом дичи, практически весь сезон держась рядом с римской печью.
«А гунны сидят в теплых юртах и радостно щурятся от шкворчания жира на туше барана над очагом… – с болезненной завистью подумал Эйрих. – А может, наплевать на все и податься к гуннам?»
Но он тут же отбросил эту мысль, потому что слишком многого добился среди готов. Если все будет идти так, как идет, то ему гарантировано место вождя, когда Зевта скоропостижно скончается…
– Нам нужно безопасное место подальше от гуннов, – повторил Эйрих свои слова. – Италия достаточно далеко, а если нам дадут там свою землю…
– Вчера мы видели милость римлян, – раздраженно хмыкнул Зевта. – Им нельзя доверять. Нужно отомстить им новым набегом…
– Раз мы заговорили о набегах, – решил заострить тему Эйрих. – Выборы вождя очень скоро. Сыны Бреты сами себя не выставят, а его жены сидят тихо. Значит, понимают, что никто не вступится за любого из сыновей, если ты бросишь им вызов на поединок.
Зевта задумчиво покивал.
 
– Но есть другие воины, – продолжил Эйрих. – Сейчас такое время, когда вождем может стать каждый, кто способен крепко держать топор. Надо, чтобы самые сильные не смогли заявить о себе.
– О чем ты говоришь? – насторожился Зевта.
– Если кто-то из них оступится и не сможет… – начал Эйрих объяснение.
– И думать забудь, – прервал его повелительным жестом отец. – Это священное право каждого – бороться за место вождя. Ты говоришь как римлянин. Мне это не нравится, сын.
– Да, ты прав… – не стал спорить Эйрих.
– Предлагаемое тобою греховно, сын мой, – решил вступить в диспут отец Григорий. – Но и слишком ярое следование старым обрядам – это грех перед Господом Богом нашим…
Зевта, как и все дружинники, больше уважал Вотана и остальных асов, нежели Христа, но сейчас был, пожалуй, самый неудачный момент, чтобы выражать свое отношение к словам отца Григория.
– Когда закончим с выборами вождя, – решил сменить тему Эйрих, – нужно подумать об объединении остальных деревень под одной властью.
– Хочешь выбрать герцога? – уточнил Зевта. – Я столько поединков не переживу.
– Выборы герцога – это старомодный обычай, как и говорит отец Григорий, – вздохнул Эйрих. – Можешь как угодно относиться к Алариху, но что-то в его действиях есть: он уже столько зим рейкс, что уже выросли те, кто не помнит, когда он им стал. Нам нужен кто-то вроде Алариха, но для нашего племени. Ты, отец.
Зевте такой поворот, причем никак не осужденный отцом Григорием, который, получается, ничего против этого не имел, пришелся по душе. Он всего лишь хотел стать вождем, вместо покойного Бреты, а теперь Эйрих предлагает ему нечто иное, более значимое и могущественное.
– Надо убить всех, кто бросит мне вызов, – решил Зевта. – Но как склонить остальные деревни?
– Сила оружия не подойдет, – произнес Эйрих задумчиво. – Нужно действовать как лисы, подбирая свой подход к каждому вождю и старейшине.
– Если мы поторопимся с выборами, то можем успеть в соседние деревни, ведь выбран может быть каждый гот, – предложил вдруг отец Григорий. – Три-четыре деревни – это то, от чего можно отталкиваться в уговорах остальных новых вождей.
– Когда начинаем? – засобирался Зевта, встав на ноги.
30 сентября 407 года нашей эры, Западная Римская империя, провинция Паннония, деревня без имени
– Кто-то еще хочет бросить вызов новому вождю? – усталым тоном спросил старейшина Торисмуд.
Зевта взмахнул топором и разбрызгал кровь с лезвия по утоптанной земле поля для поединка.
Толпа наблюдала с интересом, потому что выборы нового вождя – это то, чего не было на памяти даже старожилов. Когда старый вождь умер от гуннских стрел, Брета вышел в центр деревни, оставленной годы назад, и потребовал немедленного начала выборов вождя. Но никто не посмел бросить ему вызов, потому что все знали, что Брета – это видный мастер воинского искусства.
«И такая нелепая погибель…» – подумал Эйрих, глядя на то, как очередной претендент лежит на земле.
Черноволосый бедняга зим шестнадцати, имя которого Эйрих уже успел забыть, хоть оно и было озвучено старейшиной почти только что, пытался всунуть свои кишки обратно, но единственное, что у него получалось – выдавливать собственное дерьмо. Зевта подошел к нему и нанес милосердный удар топором в череп.
– Никто? – оглядел старейшина толпу. – Точно никто еще?
Три покойника, если считать только что убитого, отбили у присутствующих даже самое горячее желание представлять свою кандидатуру на роль вождя деревни. Даже не трупы сами по себе, а то, как легко Зевта превратил в них только что живых людей…
– Зевта, сын Байргана, объявляется с сего дня, – заговорил уже уставший от длительного стояния старейшина Торисмуд, – вождем нашей деревни! Хвала новому вождю…
– Хвала! Хвала! Хвала! – поддержали жители деревни.
– В честь избрания положено празднование… – продолжил старейшина. – Но, как вы знаете, недавно погибло множество славных воинов, поэтому чествование вождя переносится на следующее новолуние…