Комдив

– Ты что тут понастроил, полковник?
– Всего лишь обезопасил узел обороны от обрушения. Это на случай, если дом обрушится: каркас из металлических балок и железные листы на потолке защитят первый этаж и не дадут ему сложиться. После этого тут будет ещё безопасней, так как сверху всё это станут защищать обломки дома.
В этот момент нас оглушила короткая очередь из крупнокалиберного пулемёта, кстати, американского «Браунинга-М2». То обстоятельство, что моя новая техника была вооружена американскими пулемётами, сказалось и на вооружении остальных подразделений. Хорошо хоть, что удалось выбить их побольше, и в итоге моя пехота имела достаточное количество американских пулемётов. С другой стороны, было проще со снабжением, так как к американским пулемётам было много патронов. В этом помещении были три окна, и возле одного из них на треноге и стоял «браунинг».
Подойдя к двум другим окнам-бойницам, начальство осторожно выглянуло наружу. Там как раз был Т-образный перекрёсток, а прямо напротив – улица, где метрах в трёхстах от дома начинал разгораться немецкий бронетранспортёр, который мои бойцы только что подбили из крупнокалиберного пулемёта. Вот показалась морда ещё одного бронетранспортёра, но снова прогрохотала очередь «браунинга», на морде бронетранспортёра засверкали искры попаданий, и он сначала остановился, а затем из-под его капота повалил дым и вырвались лепестки огня. Уцелевшие немцы выскочили сзади, через десантные двери, но далеко убежать не успели, попадали на землю. Звуки выстрелов в ходе боя были не слышны, так как стреляли много и везде.
– Полковник, это только тут такие укрепления или везде? – спросил меня командующий фронтом.
– Везде, товарищ генерал-лейтенант. У меня был почти месяц, чтобы подготовиться к обороне. Правда, мне в этом очень сильно помогли сталинградцы и предприятия города.
– У тебя только тут выстроена оборона или есть ещё линии обороны?
– Есть ещё одна. Я ведь не в одиночку город защищаю, так что если соседи отступят, то и я тут долго не удержусь, а иначе быстро в окружении окажусь. Мне и с окраины города отойти пришлось только потому, что соседи отступили.
– Товарищ Прохоров, поскольку я уже успел вас узнать, могу предположить, что у вас ведь заготовлены сюрпризы для противника? – Это уже Василевский решил прояснить мои планы по обороне своего участка.
– Разумеется, товарищ генерал-полковник. Специально для разведчиков и диверсантов подготовлены подземные проходы, чтобы они могли без проблем проникать на вражескую территорию. Да и для обороны устроены подземные переходы из дома в дом, так что при нужде можно быстро и безопасно подвести резервы или, наоборот, отвести войска.
Присутствовавший здесь же генерал Севастьянов лишь молча ходил с нами; пару раз спросили и его, но чисто по общеорганизационным вопросам. В итоге проверка закончилась без единого нарекания со стороны начальства, им всё понравилось, всем они остались довольны. Хотя нет, не всем – остались недовольны тем, что другие командиры не сделали так, как я.
Наконец начальство отбыло восвояси, и я облегчённо вздохнул, хотя и не особо переживал. Пришлось, разумеется, провожать их назад, до штаба Севастьянова, но тут всё было просто. Спроектированные Грачёвым по моему заказу командирские машины мгновенно получили распространение в армии, они сразу понравились генералитету и защитой, и проходимостью, и достаточным для военного автомобиля комфортом, да и внешним видом тоже. До штаба Севастьянова мы доехали быстро, впереди и позади шли бронетранспортёры с охраной – так, на всякий случай.
Высокое начальство, приехав, отправилось в столовую на обед, ну и мы с Севастьяновым за компанию тоже, а то время обеденное, желудок уже недвусмысленно намекал, что пора подкрепиться. Начальство пробудет у Севастьянова до вечера и только тогда выдвинется к Волге, чтобы уже в темноте на пароме переправиться вместе с машинами на другой берег: штаб фронта располагался именно там, поскольку это было безопасней.
После обеда мы с Севастьяновым откланялись. Перед отъездом я ненадолго зашёл к нему в кабинет.
 
– Уф, пронесло. А ты молодец, Игорь. Я боялся, что они к чему-нибудь придерутся.
– Да ладно вам, не первый день замужем. У нас всё образцово-показательно: не для чужого дяди старался, а для себя любимого.
Закончив разговор, я двинулся наконец к себе, у Севастьянова тоже нашлись свои дела.
А высокая комиссия тем временем обсуждала увиденное.
– Василий Николаевич, – обратился Василевский к командующему Сталинградским фронтом. – Не буду вас спрашивать, почему другие командиры не сделали так, как сделал полковник Прохоров, хотя следовало бы поинтересоваться ещё в ходе подготовки города к обороне, кто и как готовится. Однако крайне необходимо перенимать удачный опыт. Распорядитесь немедленно начать строить чуть позади позиций других частей, обороняющих город, такую же оборону.
– Распоряжусь, Александр Михайлович. Вот только, судя по увиденному, Прохорову активно помогали городские предприятия, а сейчас многие из них закрылись, так что могут возникнуть проблемы со строителями и материалами.
– А вы изыщите возможности. Если сами вовремя не сообразили, как можно укрепить оборону, то теперь крутитесь как хотите.
– Сделаем.
– И вообще, берите во всём пример с Прохорова, он хоть и молодой, но головастый.
Городову ничего не оставалось делать, как только соглашаться с начальством. И ведь, с одной стороны, Прохоров его, можно сказать, подставил, а с другой – показал, как надо устраивать оборону. Потери немцы от него несут просто огромные.
– А вы чего уселись тут и сидите? А ну марш вперёд, дырки в задницах [21]!
Унтер-офицер Конрад Шварц, увидев прячущихся от русского огня солдат, был возмущён до глубины души и сейчас гнал их вперёд. Решив подать им пример, он сам выскочил на открытое пространство улицы и практически мгновенно рухнул на землю с дыркой во лбу, а солдаты сразу снова попрятались. Лезть под пускай редкий, но убийственно точный русский огонь они не хотели: за те несколько дней, что они тут пробыли, они уже успели убедиться, что русские стреляют без промаха.
За те несколько дней, что прошли с момента захвата окраины города русских, носящего имя их вождя, немецкая дивизия понесла большие потери. Даже бронетехника в городе помогала мало. Казалось, русские были везде. В танки с бронетранспортёрами с верхних этажей и крыш домов летели противотанковые гранаты и бутылки с зажигательной смесью. Солдатам вермахта доставалось и сверху, и снизу: в них тоже летели гранаты и бутылки, а ещё фугасы с картечью. Иногда взрывом начиненных металлическими обрезками мин сносило целые небольшие подразделения, причём нередко на месте, которое уже проверили или где уже произошёл взрыв, спустя пару дней снова появлялось взрывное устройство.
Не лучше было и на передовой, там вовсе творился форменный ад. Русские превратили дома, в которых засели, в настоящие крепости. Многочисленные пулемётные точки отвечали морем огня на все попытки немецких солдат выдвинуться вперёд. У русских тут оказалось просто неприлично много пулемётов, и любые попытки атаковать их позиции пресекались массированным пулемётным огнём. Сложилась патовая ситуация, когда любые попытки атаковать противника приводили лишь к огромным потерям. Да что говорить, даже просто открыто появиться на позиции было смертельно опасно: русские снайперы, которых оказалось огромное количество, стреляли во всё, что только появлялось в их прицеле.
И это было только начало. Вскоре даже в собственном тылу ночью стало небезопасно.
Начальник разведки дивизии майор Коржов с грустью смотрел, как группа уже капитана Никонова скрывается в подземном ходе, чтобы чуть позже выйти в немецком тылу. Сейчас он готов был отдать всё, лишь бы оказаться на месте Никонова и в ночной темноте резать немцев. К большому сожалению, его новая должность уже не подразумевала личные выходы во вражеский тыл, даже более того, запрещала их: слишком многое он теперь знал из того, что ни в коем случае нельзя было знать противнику.