Желтый ценник

Если родится дочь, отец обещал проставиться ящиком водки. Обещание выполнил, и даже с превышением: большими кольцами нарезал колбасу, лук, прибавил щедрые толстые ломти черного хлеба.
Отец Асю баловал. Она была его королевой. По мнению отца, она лучше всех танцевала, пела, прыгала, рисовала. Лучшие подарки доставались ей. Отец никогда не отказывался от шабашки и порой специально задерживался на работе, чтобы заработать лишний рубль. Иногда работал за кулек фиников для любимой дочери. Купить в магазине финики было невозможно, а вот перевезти мебель за финики, апельсины или конфеты порой получалось. Ася с удовольствием все это поглощала, потом запрыгивала в кабину отца, и они долго ехали на другую сторону горы, где располагалась автобаза. Потом начиналось таинство схорона инструментов. Отец заворачивал плоскогубцы, молоток, сумку с шайбами, лампами и другими железками в кусок брезента, туго перетягивал шпагатом, залезал в кузов, подпихивал тяжелый сверток под тайную половую доску, сверху клал запаску и пристегивал ее к бортам цепью с амбарным замком. На всю эту процедуру уходило как минимум полчаса. И хотя отец был уверен, что никто из гаража не позарится на его добро, он все-таки предпочитал убирать от греха подальше.
Ася протерла веревки от пыли, стала развешивать мокрое белье. Время от времени с улицы слышался говор. Но по большей части царило молчание и доносилось лишь тиканье часов. Это те самые часы, которые отец купил по случаю ее рождения. Большие настенные часы с черными цифрами на золотистом диске. Откинув витиеватый крючок, отец открывал дверцу со стеклянным окошком и черным полым ключом запускал волшебство воскрешения часового механизма. Отец заранее знал, что на пятом повороте ключа произойдет щелчок и часы оживут в новом дыхании времени. Теперь легким движением тронуть круг маятника и запустить его монотонное, кажущееся бесконечным движение.
В тишине Ася чувствовала и слышала приближение вечера. Время неслось и пожирало возможность что-то успеть. Его можно было сравнить с «великим колодцем», на дне которого всевозможными рыбами светились звезды. Колодец ненасытно поглощал время, а оно, натолкнувшись на крутые откосы колодца, образовывало воронку и уносилось вглубь, безжалостно прихватывая все, что попадалось на пути. За одно мгновение все вроде сильное и мощное враз превращалось в хрупкое и беспомощное. Против воронки времени никто не мог устоять. Если бы Ася обладала волшебным даром, она бы обязательно вычерпала из колодца пару ведер для матери. Пусть бы еще прожила пару лет.
Мать профессионально пекла пироги. И как бы Ася ни старалась, все равно перещеголять мать не могла. Мать работала пирожником в кафе. Еще не рассветало, а она уже открывала подсобку, включала тестомешалку. Лопасти медленно плыли по кругу, смешивая воду яйца, муку. Это тесто для пресных пирогов, в другое тесто добавлялись дрожжи, в третье – ваниль, в четвертое – сахар или карамель. Лопасти иногда менялись на проволочную грушу решетчатую лопату. Шесть ведер воды, пять мешков муки, пять-десять килограммов масла, специй, куча разностей для начинок, причем начинки готовились параллельно с тестом. Чан наклонялся, тесто живой массой переползало в огромный таз и теперь нуждалось только в теплоте и нежности. Не надо бить, мять, колотить. Чтобы получились вкусные и пышные пироги, нужны профессиональные руки матери. Мать работала по схеме два через два, – два дня работала, два дня отдыхала. В ее смену пироги никогда не задерживались на прилавке. Даже на вид они выглядели сладко и аппетитно.
Когда отец проснулся, Ася спала, сидя на стуле. Мокрое полотенце лежало на коленях, зажатое кулаками. Отец забрал полотенце, повесил на балконе, затем снял с вешалки куртку и прикрыл ею спинку стула и плечи дочери. Ася моментально проснулась, несколько мгновений возвращалась откуда-то издалека, затем вздрогнула, вскочила.
– Блин. Уснула.
– Спи. Я пока приготовлю ужин.
– Я не голодна.
– Я голоден, и ты голодна.
– Мне надо ехать.
 
– Успеешь. И вообще, оставайся у меня жить. Нам с тобой хватит моей пенсии, – сказал отец.
– Ну, пап, – вздохнула Ася, – ты опять за свое. У меня есть муж, дети. У меня есть семья.
– Я твоя семья, – и отец, словно угрожая, постучал палкой об пол. – Поняла? Я твоя семья.
Ася стянула куртку с плеч. Спорить с отцом было бесполезно.
– Поздно уже, поеду я. – Ася потянулась и вместо того, чтобы встать со стула, благополучно перетекла на диван. «Как хорошо!» – хотелось орать во все горло. Она с удовольствием расправила затекшую спину, вытянула ноги.
Отец, опираясь на палку, прошел вдоль дивана к двери, вернулся.
– Я здесь подумал, – остановился он против Аси. – Мне нужна женщина.
«Нужна так нужна», – машинально согласилась Ася.
– И ты мне ее найдешь! – и ткнул палкой так, что ее набалдашник замер в сантиметре от Асиного лба. Что это? Хотел напугать или специально метил в лоб? От удивления Ася округлила глаза.
– Мне нужна женщина, – повторил отец, и вновь его палка нацелилась уже в глаз.
– Я тебе что – сутенерша?! – разозлилась Ася, отбросила палку, встала.
– Ты не можешь мне помогать, я не могу жить один, что делать? – расстроился отец.
Ася понимала, что это тупик.
– Денег у меня нет, чтобы нанимать сиделку.
– У меня есть деньги. Ты же знаешь, что у меня ветеранская пенсия.
– Это сколько в цифрах? – задумалась Ася. Никогда не знала и не спрашивала. Отец с матерью жили скромно, и им вроде хватало.
– Двадцать восемь тысяч, – поделился отец.
– Ого!
Ася за него порадовалась. Даже навскидку можно было предположить, что государственная милость позволит решить отцовскую проблему.
Отец медленно жевал рисовую кашу с ямкой растопленного масла посередине. Не торопясь, он следил за тем, чтобы масло оставалось на месте и не уплывало в стороны. Однако с каждой ложкой стенки ямки истончались, и, хотя отец брал все меньше и меньше, островок прорвало и масло растеклось по тарелке. Отец промокнул его хлебом, надкусил и неподвижно замер. Хлеб еще делал круги по тарелке, собирая остатки масла и каши, а Ася уже стояла в прихожей.
– Я поехала. Не скучай. Попробуем найти тебе сиделку.
Солнце уже едва приметно коснулось горизонта. Закат разлился по всей ширине неба, но гораздо дальше Елабуги, ближе к Челнам. Остатки лучей тускнели, цеплялись за окна и балконы домов, крыши гаражей. Ася торопливо зашагала меж высоких тополей, облака над ними в свете заката похожи на розовые горы, с красно-желтыми круглыми макушками. Надо торопиться, последний автобус уходил через полчаса, но водитель иногда позволял себе вольность уехать раньше. Если опоздает, придется ночевать у свекрови или у отца. Но лучше успеть. Успеть узнать хорошие новости, узнать, что все получилось с КамАЗами, и уже завтра с утра заняться квартирными хлопотами. Тогда и с отцом вопрос решится, можно будет забрать его к себе.
Успела. Заняла место у окна. Автобус катил вдоль мачтовых сосен, так искусно презентованных всему миру Иваном Шишкиным. Рядом сидит девушка с таинственно-печальным взглядом. Наверное, студентка пединститута – и сейчас в романтической голове прокручивает зачет по Евгению Онегину.
Ася любила вечернюю дорогу, любила темные сосны за их изящество и стройность, за то, что дорого ценились художниками.
Наблюдая за деревьями, Ася уснула…
  
Глава 5
 
Ночь
 
Ася хотела забыть эту ночь навсегда. Она предпочитала о ней не говорить и ни с кем не обсуждать. И если Руслан с ней разведется, то пусть эта ночь останется абстракцией, а не итогом ее проигрыша.
Голоса на кухне Асю расстроили.
Во-первых, она узнала учительский тон матери Алевтины, во-вторых, саму Алевтину и, в-третьих, Руслана.
Больше говорила мать Алевтины. Ох и ядовиты были ее слова.
– Посмотри, какая у меня дочь раскрасавица. Зачем ты живешь с этой маймылихой…
И еще много слов и убийственных доводов против Аси.