Желтый ценник

– Руслан где?
– С детьми сидит дома.
– Че сам не приехал?
– Денег нет на автобус. Я на попутках.
– Дам! Только в долг, – резко вскинулась свекровь.
Ася обреченно вздохнула. Вот судьба и решилась. Отступать некуда.
  
Глава 7
 
Твое место…
 
На часах девять утра, рынок открывается в шесть. Непонятно, зачем так рано, все равно люди раньше девяти не приходят. Ася завернула на Ленинский проспект, идти до рынка примерно минут пятнадцать, на автобус не села, экономила деньги. Перед входом остановилась. Надо собраться с духом, чтобы вступить в тот, другой, непонятный мир предпринимательства. Честно говоря, она уже устала от целого месяца этого сосредоточенного и мрачного обдумывания.
Время шло. Ася сторонилась, пропускала людей в ворота, а сама никак не могла решиться переступить порог Ей казалось, что еще один шаг – и у нее на груди или спине появится желтый ценник распродажи. Если и это не сработает, дальше жизнь ее спишет на свалку. Она как тот увядший букет тюльпанов, который однажды свекровь пыталась вернуть к жизни. Восстанавливая тургор, бесконечно его поливала. Из всего букета поднялся только один цветок, чему свекровь была рада, остальные пришлось выбросить.
Тургор – это сложное слово отец Руслана вычитал в одной из книг и однажды, заболев, применил к себе: «Мой тургор жизни совсем иссяк». Ася это запомнила и очень часто примеряла на себя, на свою жизнь.
«Ну не на каторгу же тебя отправляют!» – разозлилась Ася на свою трусость и слабость. Очень захотелось есть. Сейчас бы горячего чая, хлеба с маслом. Ни того и ни другого давно не было. Ася потрясла кистями рук, ладонями крепко прижала уши к голове, потом сделала глубокий вдох-выдох, задержала дыхание, медленно и широко раскинула руки, словно сбросила с себя весь негатив. Этому их научил преподаватель философии в институте, теперь Ася часто его вспоминала, красную бархатную скатерть на его столе и такую же растяжку на весь кабинет с коротким словом «Думай».
Сквозь ворота проникал звук дрели. Грузчики тащили тележку, переполненную баулами и сумками. Рядом устало шла женщина в синем трико, желтой футболке с ярким павлином на груди. Павлин переливался на солнце яркими блестками и подмигивал стразными глазами.
Ася миновала ворота, залепленные всякими объявлениями, и пошла вдоль рядов. Напротив некоторых палаток были свалены сумки, во многих уже был порядок, аккуратно развешанные на цепочках блузки и футболки, пара мест пустовала черными беззубыми провалами. Этот ряд был самым козырным – хорошо просматривался еще от входа. Но сюда, скорее всего, не сунешься. Ася стала присматриваться к лицам продавцов, чего раньше никогда не делала. Для нее продавцы всегда были серой массой. Сначала выбиралась вещь, а только потом уже приходилось обращать внимание на продавца.
К звуку дрели добавились гортанные звуки двух женщин, видимо, соседок по палаткам. Они кричали что-то про «мое место… администрация…», что-то друг другу доказывали, пихали тележки, сумки, дергали цепочки с развешанными вещами. Увидев Асю, мгновенно затихли и расплылись в улыбке: «Пожалуйста, кофточку, новый, свежий привоз из Польши, босоножечки, большие скидки, шундый матур кульмэк…» Ася трусливо отшатнулась, женщины тут же потеряли к ней интерес. Одна вытащила из сумки термос, вторая вспомнила «о вкусных печеньках на сливочном масле».
Вчера приезжал Саша, привез бутылку водки, пачку сливочного масла. Руслан от спиртного отказался. Саша уговорил бутылку в гордом одиночестве, потом, расчувствовавшись, стал хвалиться, что купил гараж, холодильник. От каждого слова Руслан все больше мрачнел. Саша хлопал рюмку, закусывал сливочным маслом и упрекал Руслана в том, что он продал машину.
– Я, понимаешь, вынужден был тебя уволить, но ты можешь вернуться. Мне нужен водитель. Мне ж пьяному за руль нельзя. Дурить начинаю. Вчера со штрафстоянки машину забрал, за пять дней штраф отвалил – на полмашины хватит. Я тебе, друг, зарплату обещаю – деньги небольшие, но на хлеб хватит. Я смотрю, у тебя и хлеба даже нет, закусить нечем, – сочувствовал Саша, а сам хоп – рюмку, хоп – масло.
 
Руслан сдерживал себя, злился.
– Вот что ты сегодня собирался делать? – хлопал Саша Руслана по плечу. – Молчишь? А я с семьей в хамам записался. Представляешь, турки открыли у нас в Челнах хамам, говорят, там девицы танцуют танец живота. Поехали со мной. Хотя нет. Жена будет против. Опять хай-вай поднимет, будет упрекать, что ты меня спаиваешь. Ведь спаиваешь? – хитро улыбнулся Саша.
Руслан обнял проходившую мимо Асю за талию, ласково прижал.
– А мы с Асей в мечеть собирались.
Ася удивилась. Она, как и Руслан, была неверующей. Никогда не вникала в каноны молитв и обрядов. Свое неверие оправдывала современной гордыней, высшим образованием, душевной ленью. Но в противоречие с верующими не вступала. Справляла поминки, приглашала стариков читать молитву, давала хаер. Это могло выглядеть противоречиво, но не отказывалась от соблюдения мусульманских обычаев и праздников, назначение которых совсем не понимала. Когда надо, прятала волосы под платок, перекатывала пальцами тридцать три бусины четок, шептала бессвязные пожелания в раскрытые для молитвы ладони. Делала это скорее не для веры, а для желания не вызвать упрека со стороны старших и родителей.
– Зачем в мечеть? – вновь хохотнул Саша. – За милостыней?
Руслан вновь нахмурился.
– За благословением, – нашлась Ася. – Я собираюсь выйти на рынок.
– Барыжничать? – удивился Саша. – Смело! Весьма смело. Хотите, отвезу. – Саша, видимо, решил поймать Руслана на слове. Он был уверен, что они не поедут, откажутся. Да не дураки же они на самом деле, чтобы выходить на рынок.
Оскорбленный отказом Руслана работать у него водителем, Саша дождался, когда они войдут в мечеть, потом уехал. Он был уверен, что Руслан приползет на пузе, а Саша еще подумает, брать ли его обратно.
Когда Руслан с Асей вышли из мечети, она его упрекнула.
– Почему ты отказался?
– Потому что он нас кинул. Если кинул однажды, кинет и дважды… и многажды.
– Но ты же не знаешь точно.
– Я точно знаю. Ему негде было взять деньги. Он все-таки получил эти КамАЗы и мне не сказал. На наши с тобой деньги покупает холодильники и гаражи. Нашими же деньгами будет платить мне зарплату.
– Если бы согласился, мне бы не пришлось выходить на рынок.
– Потерпи немного, это временно. Скоро все устаканится, закончится вся эта перестройка.
– Я жду уже год, а становится все хуже, – фыркнула Ася.
– Ну потерпи. Мы же вместе, а вместе мы…
– …Сила.
Ася прошла семь рядов. С каждым рядом торгашей становилось заметно меньше, видимо, сказывалась их удаленность от входа, значит, снижалась их престижность и востребованность. А может, покупатели здесь появлялись гораздо позже. Пока дойдут до последнего ряда, время пройдет до обеда и взамен потраченным деньгам придут усталость и раздражительность. До последних рядов часто доходили только те люди, которые изначально ничего не собирались покупать, или те, кто не умел принимать решения. Они могли ходить месяцами, долго думать, долго покупать, а потом, вернувшись домой и получив чье-то «фи», уже с утра топтаться у прилавка с требованием вернуть. Это Ася знала по себе. Сама не раз так делала.
Поговорить об аренде места с одной из женщин, которая раскладывала флаконы с одеколоном, оказалось дурацкой затеей. Ася смотрела на женщину и не понимала, чего та испугалась. Вроде ничего плохого не спросила, не нагрубила.
– Опять чужое место заняла? – буркнула другая, таща тележку. Она даже не остановилась. Просто прошла мимо, но напоследок обернулась, припугнула: – Анька приедет, нахлобучит.
Женщина с одеколонами сосредоточенно уставилась в свою сумку, по ее мрачному виду можно было понять, что она ни за что отсюда не тронется и пропади все пропадом, если вдруг кто посмеет ее тронуть.
Ася все кружила и кружила по рынку, по рядам, от входа до продуктового павильона, вокруг кафе с запахом жареных пирожков, вокруг вагончика администрации с мятой металлической крышей, и все уговаривала себя не сдаться, не сбежать.