Позывной "Курсант" 3 (СИ)
По окончанию Школы мне будет всего лишь восемнадцать. Уже понятно, чекисты нашей особой группе отводят какую-то свою роль. Вряд ли нас спокойно отправят за границу полноценными разведчиками. По крайней мере, так быстро. Слишком молод. А мне надо. Мне необходимо непременно этого добиться. Это хоть и маленький, крохотный, но всё-таки шанс.
Я должен попасть в долбаный Берлин! И не только потому, что подобное развитие событий позволит оказаться в стороне от основной мясорубки. Оно даст возможность хотя бы попробовать избежать того ада, который предстоит пережить моей стране.
— Так вот…– Продолжил Шармазанашвили. — В этот тяжёлый момент, к сожалению, некоторые из наших товарищей утратили правильные ориентиры. Сбились с пути. Товарищ Ежов, который, как ты знаешь, верой и правдой нес врученное ему знамя борьбы с предателями и врагами…Его поведение, его действия сейчас вызывают много вопросов. А он, между прочим, народный комиссар внутренних дел! Он, как никто другой, должен быть крепок в своих убеждениях и точен в своих поступках…
Директор замолчал, нахмурившись. Видимо, ему никак не давало покоя выражение моего лица. А я, хоть убейся, не мог сосредоточиться и взять себя в руки. Те мысли, которые внезапно сформировались в моей голове с одной стороны меня пугали, а с другой — вдохновляли. И это просто выбивало почву из-под ног.
Я же не герой ни разу. Я не долбаный спаситель. Не супермен. Меня всегда в первую очередь интересовала только своя жизнь. Чтоб мне было хорошо и спокойно. Какого же черта я на полном серьезе стою и обдумываю перспективу спасения целой страны, блин.
Но при этом, одна только мысль:' А вдруг получится?' вызывает в моей душе неимоверно сильное желание действовать. С хрена ли я вдруг стал таким патриотом? Готов пожертвовать жизнью, что ли? Я попытался осознать свои внутренние ощущения. Реально готов? И с ужасом понял, да!
Поэтому Шармазанашвили я, конечно, слушал, но не особо вникал в смысл его слов. Черт с ним, с Ежовым, с чекистами, со всей этой братией… У меня тут крыша поехала!
— Реутов, такое чувство, будто ты витаешь где-то в облаках…– Директор школы не скрывал своего недовольства.
— Ни в коем случае, товарищ капитан государственной безопасности! — Гаркнул я и вытянулся в струнку.
Черт…надеюсь этот припадок любви к Родине у меня пройдет. Надеюсь, я начну мыслить адекватно…Иначе, хрен его знает, к чему все приведет…Может, это у меня дедушка где-то в глубине подсознания ерундой мается? Может, это его желания я принимаю за свои? Хоть бы, хоть бы… Тьфу-тьфу-тьфу…
— О чем я сейчас говорил? — Шармазанашвили прищурил один глаз.
— О товарище Ежове и о том, что он уронил вверенное ему знамя!
— Ну… — Директор Школы поморщился. — Ты, конечно, слишком буквально все понял, однако, если в общем, то да. Тогда давай перейдем непосредственно к самому главному. Мне нужно, чтоб кто-то приближенный к наркому рассказал подробности о каких-то его деяниях. Понимаешь? Кто-то значимый, имеющий вес не только в глазах товарища Сталина, но и заслуживший доверие всей партии.
Видимо мой вид из задумчивого превратился в удивлённый, потому что директор Школы тут же кинулся пояснять свои слова.
— Товарищ Сталин все видит, но он верит, что нарком одумается. Остепенится, так сказать, возьмет себя в руки. Однако есть люди, которые прекрасно понимают, если яблоко сгнило, его не сделаешь снова свежим и съедобным. Заместитель наркома…
Шармазанашвили еще не успел договорить, а я уже понял, чью фамилию сейчас услышу. Ну, конечно! Это же было понятно с самого начала. Лаврентий Павлович…Король умер, да здравствует король! В данном случае — король чекистов.
Просто Берии нужно, чтоб Сталин получил нечто конкретное. Нечто доказывающее, что Ежову пора на покой, причем, скорее всего, на вечный. Ну…или даже самому Сталину так нужно…Не суть. А Бекетов — один из немногих чекистов при высоком звании, кто до сих пор жив, здоров и прекрасно себя чувствует. Кстати, да…Херову тучу его коллег отправили к праотцам, а Игорь Иванович столько лет держится…Он ведь, получается, пережил их всех. И того, кто был до Ежова…Ягода, что ли…
Вот почему Шармазанашвили говорит так свободно со мной. За его спиной просто маячит тень Лаврентия Павловича.
Директор совершенно не боится, что я кинусь докладывать Бекетову о нашем разговоре. Вернее, он рассчитывает как раз на это. Тем более сейчас такие времена, когда родные по крови люди спокойно сливают друг друга, лишь бы уберечься самим. Мало кто рискнет ценой собственной жизни спасать одних чекистов от других. А я так тем более не собираюсь делать ничего подобного. Меня просто по началу удивило, с хрена это Владимир Харитонович совершенно без стеснений говорит бывшему детдомовцу о планах, связанных с наркомом.
Дело в том, что директор вообще ни черта не боится. Ситуацией с Цыганковым он меня пугает, дабы я сделал правильные выводы, с кем полезно дружить, а с кем нет. Вот с Шармазанашвили, читай между строк Берия, полезно. Бекетов — отличная кандидатура для доносчика. Именно то, что надо. А я — отличная кандидатура, чтоб озвучить эту мысль Бекетову.
В общем, все, что сказал Шармазанашвили после, мои догадки подтвердило. Мне весьма конкретно дали понять, мол, было бы очень неплохо, если бы Бекетов настрочил донос на Ежова. Уж не знаю, зачем им нужны доказательства вины наркома, если честно. Сейчас такое время, что и без доказательств все нормально. Однако именно в данном случае, выходит, необходима информация. И мне, как человеку, приближенному к Бекетову настолько, что он даже взял под контроль мою судьбу, нужно доложить своему благодетелю, так, мол, и так. Включите голову, Игорь Иванович. Поспособствуйте интересам Берии. Видимо, напрямую озвучить подобное предложение Игорю Ивановичу у чекистов возможности нет. Не могут они в лоб сказать, сдай Ежова и живи с миром. Хотя… В последнем я сильно неуверен. Как правило, те, кто принимали участие в судьбе своего начальства, в плохом смысле, конечно, рано или поздно шли по той же самой дороге.
— Ты хорошо понял? — Спросил Шармазанашвили напоследок, протягивая мне комсомольский билет.
— Конечно, товарищ капитан государственной безопасности! Все понял. Более того, имею огромное желание служить Родине лично. Очень надеюсь, что мое обучение пройдёт успешно. Я бы хотел стать настоящим разведчиком.
Директор Школы остался доволен моим ответом. А я был доволен, что мы, наконец, закончили беседу. Поэтому схватил билет и рванул в столовую.
Торжественная часть уже закончилась и детдомовцы сидели за столами, уплетая ужин, который сегодня оказался особенно вкусным. Правда лично мне кусок в горло не лез.
С одной стороны, «дружба» с Шармазанашвили нам с дедулей наруку. Кроме того, если я смогу донести Бекетову мысль, будто Ежова надо слить, велика вероятность, что достаточно быстро Игорь Иванович из моей жизни исчезнет. Вернее даже не так. Велика вероятность, что он вообще из жизни как таковой исчезнет. Плюс, пользуясь поддержкой Шармазанашвили, я может, всё-таки стану тем, кем мне надо стать. И окажусь там, где должен оказаться.
А еще я пришел к выводу, что мне не мешало бы переговорить с Клячиным. По сути, он ведь тоже к этому стремится. Хочет нагадить шефу. Единственное, что смущает, и очень сильно, любая возня пауков в банке заканчивается тем, что они просто уничтожают друг друга. Поэтому мне надо ухитриться не оказаться среди них.
В общем, голова пухла от мыслей. Конечно, я бы предпочёл обойтись без всей этой срани. Тихо-мирно отучиться и свалить в Германию. Тем более теперь, когда в моей башке появилась пугающая своей внезапностью мысль о спасении Родины, когда я вдруг захотел сделать что-то по-настояшему правильное. Но… Как говорится, раз пошла такая пьянка, режь последний огурец. Раз меня втягивают в подковёрные игры, я должен повернуть все так, чтоб мои карты оказались самыми фартовыми.
Соответственно, и во время ужина я ни с кем особо не говорил, и после него. Детдомовцы мне не досаждали, к счастью. У всех было приподнятое настроение. А тот факт, что я получил комсомольский билет отдельно от остальных, никому не показался странным. Пацаны сочли это закономерным. Типа, я же кто-то навроде лидера. Вот чекисты и выделили меня своим вниманием.