В плену королевских пристрастий (СИ)
Она направлялась к своим комнатам, когда в коридоре появился герцог Тревор, который вел за руки двух младших дочерей. Увидев ее, герцог остановился и сурово приказал дочерям:
– Быстро идите в свои комнаты и ждите там леди Розалинду.
Девочки, испуганно глядя на отца, почтительно склонились перед ним и скрылись каждая в своей комнате.
– Леди Розалинда, нам надо поговорить, – обернулся к ней герцог. – Лучше в Вашей комнате.
– Как Вам будет угодно, Ваша Светлость, – леди Гиз провела герцога в свою комнату и плотно закрыла дверь.
– Розалинда, леди Катарина сказала Вам, что поняла из фразы герцогини? – мрачно глядя ей прямо в глаза, спросил герцог.
– Да, Ваша Светлость, – леди Гиз решила не лгать, чувствуя, что даже небольшое лукавство герцогу в таком щепетильном вопросе может стоить ей очень дорого, – Ваша дочь поняла, что Вы воспользовались своим правом и силой в Вашу первую брачную ночь с герцогиней, и герцогиня спросила Вас намерены ли Вы и дальше использовать их до тех пор пока не разрушите все вокруг.
– Дьявол, – выругался герцог и стукнул кулаком по стене, а потом, шагнув к окну, отвернулся, схватившись рукой за широкую оконную раму. Он с трудом скрыл, как обрадовался этим словам Розалинды. Идя сюда, он как раз на это и надеялся. Надеялся, что Кэти именно так и поймет фразу, произнесенную герцогиней.
Сжимая до побелевших пальцев оконную раму, он мрачно проронил:
– Иногда оказывается что, то, чему научил детей совсем им и некстати… В общем, мне бы очень хотелось, леди Розалинда, чтобы то, что Вы узнали… о том, что я был… – герцог ненадолго замялся, словно подыскивая слово, и продолжил: – что был не очень обходителен с Ее Светлостью в нашу первую брачную ночь, не оказалось бы достоянием гласности…
– Ваша Светлость, я буду нема, как рыба, – заверила герцога леди Гиз, преданно глядя ему в глаза.
Однако тот ни на секунду не поверил в искренность подобного заявления, зная, как эта немолодая сплетница обожала оказываться обладательницей всякого рода тайн, которые тут же после этого переставали быть тайнами вообще. Но именно на это у герцога и был расчет.
– Я верю Вам, Розалинда… – герцог отошел от окна и стал нервно расхаживать по комнате. – Герцогиня, как видите, до сих пор не может простить мне этого… – продолжил он. – Хотя, конечно… я признаю, что немного перебрал и настаивал на своих разнообразных желаниях не слишком учтиво… Но дело-то прошлое… и я надеюсь, Ее Светлость со временем забудет об этом… и мне совсем не хотелось бы, чтобы сейчас все это стало известно при дворе. Король и так уже дал мне понять, что я слишком грубо обошелся с его кузиной… если же теперь поползут слухи… его это разозлит еще больше.
– Ее Светлость жаловалась на Вас королю? – глаза леди Гиз заблестели от восторга, что она узнала столь конфиденциальную информацию.
– Конечно… моя супруга с ее строгим, почти монашеским воспитанием никак не могла безропотно снести подобное. Поэтому она приложила максимум стараний, чтобы я раскаялся в своем столь неосмотрительном поведении, и ей это, надо признать, замечательно удалось… А сейчас еще эта выходка моей старшей дочери… – суровое лицо герцога исказила гримаса явного недовольства, и он тоном, нетерпящим возражений, продолжил: – Отныне леди Катарина больше не будет с нами ни обедать, ни ужинать. За младшими девочками будет приходить Рон, если герцогиня захочет их видеть… А Катарина, чтоб не выходила никуда… я не желаю ее видеть.
– Мне наказать ее?
– Сами решайте, Розалинда. Я думаю Вам виднее, как заставить мою дочь повиноваться, – герцог раздраженно повел плечами. – В общем, я даю Вам полную свободу действий, девочка должна стать покорной и послушной.
– Хорошо, Ваша Светлость, я постараюсь, – леди Гиз склонила голову.
– Итак, я надеюсь на Вас, – проговорил герцог и стремительно удалился.
Отперев дверь комнаты Кэти, леди Гиз вошла и с удовлетворением заметила, что та уже успокоилась и больше не плачет. Более того, увидев, что она вошла, Кэти тут же встала с кровати и, чуть присев, склонила голову:
– Леди Розалинда.
– Я рада, что Вы самостоятельно сумели успокоиться, леди Катарина, – кивнула она ей в ответ.
– Отец разговаривал с Вами?
– Да.
– Что он сказал? – Катарина со страхом взглянула на опекуншу.
– Ничего особенного… – повела плечом та, – кроме того, что Вам запрещено покидать это крыло замка до тех пор, пока Вы не научитесь себя прилично вести, – она немного помолчала, а потом продолжила: – Наказывать сегодня я Вас не буду. Однако в дальнейшем любое Ваше своеволие я буду строго пресекать.
– А мне совсем нельзя выходить? Даже во двор? – удивленно переспросила Кэти.
– К сожалению, да. Это непременное требование герцога.
– А я могу поговорить с ним? Я хочу извиниться…
– Мне не хотелось бы Вас огорчать, леди, но я вынуждена отказать Вам, потому что общаться с Вами герцог не желает.
– Но ведь тогда получается, что я буду здесь как заключенная… – подавленно проговорила Кэти, в ее глазах вновь заблестели слезы.
– А Вы что хотели, моя дорогая, надерзить герцогу и герцогине и чтобы это сошло Вам с рук?
– А если я буду слушаться? И все-все выполнять? Тогда он простит меня?
Во взгляде Катарины, обращенном на леди Гиз было столько мольбы, что та невольно растрогалась.
– Надеюсь, увидев, что Вы стали послушны, он изменит свое решение, – проговорила она, желая ободрить расстроенную девочку, и помолчав немного, добавила: – Я, по крайней мере, обязательно буду просить его об этом.
– Я буду очень стараться, – пообещала Кэти.
3
Кэти стремясь загладить свою вину перед отцом, поначалу прилежно выполняла все требования и задания леди Гиз, пытаясь показать, что стала очень послушной. Однако время шло, а герцог старательно избегал любых встреч с ней. И постепенно Кэти стало овладевать отчаяние. Ей начало казаться, что отец уже больше никогда не захочет видеть ее. Ведь даже младшие сестры общались с ним, да и с герцогиней теперь достаточно редко.
Герцог стал часто уезжать в столицу, возвращался из которой, чаще всего вместе с королем, и торжественные приемы в замке следовали один за другим. Король навещал замок Телдом с завидной регулярностью. Не проходило и трех дней, чтобы кавалькада разряженных дворян не появлялась в замке. Вскоре установилось даже что-то вроде расписания. По понедельникам и средам король со свитой охотились в замке и уезжали лишь поздним вечером. По пятницам же герцог устраивал для короля торжественный ужин с танцами и иными развлечениями, покидали который гости уже в субботу ближе к обеду, а нередко и после него.
И Кэти, и сестры могли только из окон наблюдать за изысканно одетыми придворными, въезжающими или уезжающими из замка, а также деловито снующими слугами. Шум въезжающих экипажей, стук копыт гарцующих верховых лошадей, громкие голоса гостей во дворе и веселая музыка, доносившаяся порой из раскрытых окон парадных зал замка, манили девочек, и они припадали к окнам, надеясь, хотя бы мельком увидеть в этой оживленной суете знакомую фигуру отца, герцогини или даже самого короля. Больше они никого не знали, потому что осмелились лишь про короля спросить у леди Гиз, которая не поощряла подобное любопытство своих воспитанниц и, старалась всячески пресечь его. В дни приезда гостей она запрещала им подходить к окнам и нагружала их заданиями и уроками особенно усердно. Однако, как только она уходила, чтобы, воспользовавшись каким-нибудь предлогом, самой пообщаться с гостями, девочки, не смотря на задания и запреты, вновь приникали к окнам, развлекаясь тем, что обсуждали наряды незнакомых им людей.
Как-то во вторник, когда в замке гостей не ждал никто, леди Гиз уехала в столицу. Ей надо было сделать покупки, выбрать новые наряды девочкам, и переговорить с очередной кандидаткой на роль их учительницы.