В плену королевских пристрастий (СИ)
Не прошло и часа, как герцог вернулся к ней в комнату. Кэти испуганно вскочила.
– Можешь не пугаться, – он презрительно скривил губы, – я пообещал супруге, что не трону тебя, и не стану другим приказывать тебя наказать… Однако после того, что произошло, допустить твое общение с кем бы то ни было, я не могу. Поэтому я заточу тебя в одной из башен замка. Смотреть за тобой будет глухонемая служанка. А сейчас переодевайся. Ты заслуживаешь лишь такой одежды.
Герцог бросил перед ней то, что держал в руках. Кэти увидела, что это домотканое длинное платье.
– Отец, я молю Вас… я, конечно, виновата… но пусть меня леди Гиз накажет… не надо меня в башню… я умоляю… – Кэти со слезами на глазах опустилась перед отцом на колени.
– Катарина, если через пять минут ты все не скинешь с себя и не наденешь то, что я принес, а потом, молча, не пойдешь туда, куда я тебя поведу, тебя переоденут и отведут насильно стражники.
– Отец, помилосердствуйте… не надо меня в башню… не надо стражников… я постараюсь вести себя лучше… правда… – Кэти склонилась к ногам отца.
– У тебя пять минут, – проронил герцог и отвернулся.
Всхлипывая и заливаясь слезами, Кэти поднялась с колен, сняла с себя дорогую одежду и надела принесенное отцом платье.
– Переоделась? – не оборачиваясь, спросил он.
– Да… – Кэти стояла босиком в сером холщовом платье до пят, и плечи ее дрожали от сдерживаемых рыданий.
– Услышу хоть звук по дороге, пожалеешь, – грозно произнес отец, повернувшись к ней, потом взял ее за руку и повел какими-то длинными лабиринтами коридоров, переходами и крутыми лестницами.
Шли они долго. Наконец, поднявшись по длинной винтовой лестнице, герцог постучал в большую, окованную железом, дубовую дверь, и та тут же распахнулась. За ней стояла дородного вида женщина с грубыми чертами лица.
Герцог прищелкнул пальцами и поднял вверх один палец. Женщина согласно кивнула и, промычав что-то нечленораздельное. Затем взяла Кэти за плечо провела ее через свою небольшую каморку, отодвинула засов на двери в самой дальней ее части и достаточно грубым движением втолкнула Кэти внутрь.
Кэти оказалась в достаточно просторной комнате с кроватью, накрытой шерстяным одеялом, и камином. Все стены комнаты были увешаны коврами, ковер лежал и на полу, а вот мебели никакой в комнате не было. Не было даже стола. Пять небольших окон высоко под потолком освещали комнату каким-то таинственным светом. Кэти опустилась на кровать, испуганно ожидая, что будет дальше. События не заставили себя долго ждать. Ее охранница, как сразу ее окрестила про себя Кэти, вперевалочку медленно вошла в комнату с охапкой дров, уложила их в камине и развела огонь. Потом подошла к сидящей на кровати Кэти, указала рукой ей на дверь, из которой вошла, погрозила пальцем и снова промычала что-то нечленораздельное.
– Я не буду убегать, мне некуда бежать… – всхлипнув, проговорила Кэти, но, вспомнив, что отец говорил, что служанка не только немая, но и глухая, отрицательно помотала головой, потом легла на кровать и, уткнувшись в подушку, заплакала.
Охранница постояла над ней, потом, придержав ее одной рукой, немного неуклюжим движением вытянула из-под нее одеяло и осторожно укрыла ее, после чего, тяжело вздохнув, вышла из комнаты.
Чуть повернув голову, Кэти сквозь слезы посмотрела ей вслед и подумала, что может она и не такая суровая, как кажется на первый взгляд.
Однако следующее утро заставило Кэти усомниться в правильности такого вывода.
Рано утром охранница жестко потрясла ее за плечо, а когда Кэти испуганно отстранилась, резким движением сбросила с нее одеяло и стащила перепуганную Кэти с кровати. Потом указала рукой на угол комнаты ближе к двери, ковер теперь там был завернут, а на полу стоял большой таз и два кувшина с водой. Затем она приподняла подол ее платья и, подергав за него, указала на кровать.
Ничего не понимая, Кэти испуганно замотала головой. В то же мгновение охранница с такой силой ладонью шлепнула ее, что Кэти вскрикнула. Охранница вновь указала на ее платье, кровать и таз, а потом, подняв из таза мочалку и мыло, протянула ей. Сообразив, что ей грозит всего лишь процедура купания, Кэти решила выполнить все требования. Незаметно вместе с платьем она сняла ключ герцогини и, спрятав его внутри платья, облегченно вздохнула.
Однако радоваться было рано, вода оказалась такой холодной, что Кэти, не раздумывая, выпрыгнула из таза, но тут же была поймана. Охранница снова с силой шлепнула ее, а затем, схватив за волосы, заставила залезть обратно в таз. Смирившись, Кэти покорно растирала мочалкой тело под потоками холодной воды, после чего охранница протянула ей полотенце и кивком указала на платье, лежавшее на кровати.
Кэти вытерлась и оделась. Охранница забрала полотенце и скрылась за дверью, а через минуту вернулась с миской и ложкой. Взяв их, Кэти увидела, что это та же самая каша, которую заставляла их есть по утрам леди Гиз, и которую она терпеть не могла. Только теперь каша лежала не на красивой тарелке, а в миске, и от этого казалась еще более невкусной. Тяжело вздохнув, Кэти уселась на кровать и принялась за еду. Ее охранница тем временем вынесла таз и кувшины, вытерла пол и, расправив ковер, вышла. Вернулась она минут через десять, забрала миску с еще недоеденной кашей и ушла. Кэти думала, что она скоро возвратится, но охранница пришла лишь к обеду. Отдав Кэти миску с супом и кусок хлеба, она удалилась. Кэти ела не торопясь, поэтому, когда охранница вернулась, суп был съеден лишь наполовину. Не обращая никакого внимания на ее слабые протесты, охранница забрала у Кэти недоеденный суп и унесла. На ужин Кэти получила кусок хлеба и кружку молока. Пока она ела, охранница вынула угли из камина, принесла дрова и развела огонь, потом, забрав пустую кружку, вышла и в тот день больше не возвращалась.
Через несколько дней Кэти поняла, что такой распорядок останется постоянным, при этом выяснилось, что ее охраннице невозможно ни что-то объяснить, ни о чем-то попросить. Если Кэти стучала ей в дверь, она не слышала, а если, когда та приходила, бросалась к ней и, теребя за руку, пыталась изобразить, что что-то хочет, та некоторое время смотрела на эти попытки, потом сильно шлепала ее и уходила. Кэти плакала, злилась, пыталась даже ругаться, но это никак не действовало на ее мрачную надсмотрщицу. Она лишь утром заставляла ее вымыться под холодной водой, а больше ее не заботило ничего. Если Кэти не ела, она уносила миску, словно не замечая, что еда нетронута.
Однажды вечером Кэти попробовала воспользоваться тем, что охранница разжигает камин, и тихо выскользнула за дверь. Однако оказалось, что дверь, ведущая из коморки охранницы на лестницу, была заперта на большой навесной замок, с таким огромным отверстием для ключа, что даже думать не приходилось, что ключ герцогини мог бы его открыть. Вернуться незаметно Кэти не успела. Охранница заметила ее исчезновение, вошла в свою каморку, за волосы вытащила оттуда Кэти, сильно отшлепала, потом забрала у нее хлеб с молоком, погрозила ей пальцем и, пробурчав что-то непонятное, ушла. Кэти испугалась, что охранница теперь совсем не будет давать ей еду, но уже следующим утром все вернулось к прежнему распорядку, и дни для Кэти потекли унылой однообразной чредой.
Как-то поздно вечером, сидя на кровати и от нечего делать, наблюдая, как в камине горят дрова, Кэти заметила, что в ее комнату залетел ночной мотылек. Он сел на край ковра на противоположной стенке, у камина, а потом заполз под него, и Кэти решила его поймать. Она встала, отогнула край тяжелого ковра и изумленно замерла. За ковром скрывалась небольшая дверь. Кэти отогнула ковер еще больше. Потом торопливо, словно боясь, что дверь исчезнет, нащупала ключ герцогини у себя на шее, сняла цепочку, вставила ключ в замочную скважину и повернула. Дверь тут же тихо отворилась, Кэти вынула ключ и, не раздумывая, шагнула за дверь.