Трудовые будни барышни-попаданки 4 (СИ)
Правда, слабый аромат увядших цветов — видимо, свиньи взяли лежалый товар — перебил другой, более резкий и неприятный. Возможно, он должен был бы оказать снотворное действие, но думать, будто я могу упасть в обморок от такого химического опыта, — надеяться, что я свалюсь мертвецки пьяным после двух бокалов шампанского.
Похоже, устроители «пира Гелиогабала» поняли, что не рассчитали. Арфа замолкла.
— Да что это за паноптикум у них? — пробормотал прежний собеседник, полураздевшийся на краю соседнего ложа.
В эту минуту дверь отворилась, и в залу вошли несколько лакеев. Двое несли знакомые кубки.
— Из чаши выпить необходимо всем, — сказал распорядитель, стоявший сзади них. Голос стал властным.
Странные химические розы не дали своего эффекта — значит, нас надо опоить. Со мной такое не пройдет!
У ближайшего посетителя воли к сопротивлению оказалось меньше. Он безропотно сделал глоток и опрокинулся на сидевшую девицу.
Финита ля комедия!
Я встал, сбросил маску и дурацкую ткань.
— Я, генерал-лейтенант Бенкендорф, требую, чтобы мне немедленно представился хозяин этого противозаконного заведения!
Кто-то из товарищей по несчастью встрепенулся, послышался ропот: «Вы правы, что за безобразие?» Однако напиток, поглощенный гостем прежде, сделал свое дело.
— Ваше высокопревосходительство, — с поклоном молвил распорядитель по-немецки, — в ваших интересах следовать правилам. Насилие — недопустимая вещь, но, если вы не оставляете другого выбора…
Пока он вежливо говорил, лакей с чашей шагнул ко мне, а другой нырнул за спину. Я буквально представил, как один выкручивает мне руки и толкает к другому, а тот вливает напиток.
…В Байротском пансионе, еще до первой дуэли, мне не раз приходилось драться с уличными мальчишками, буквально охотившимися на пансионеров. Сражался я с ними не саблей, а палками, камнями и кулаками. Тогда же запомнил, что если противников больше одного, то бой следует начать первым.
Поэтому я повернулся и не жалея руки впечатал кулак в свинскую маску — негодник отшатнулся, наступил на соседнее ложе и повалился. Я шагнул в сторону, выхватил саблю и ударил мерзавца с чашей обухом клинка по запястью. Сосуд полетел на пол, сгустив аромат в помещении…
После этого — еще шаг в сторону. Легонько поиграть-посверкать лезвием, показывая, что дальше — в капусту.
Как я и ожидал, лакеи-свиньи, или злодеи-свиньи, не кинулись на меня толпой.
Зато произошла неожиданность. Злодей, стоявший от меня в пяти шагах, вынул пистолет и взвел курок. Это же повторили два других свина.
— Ваше высокопревосходительство, — столь же вежливо повторил распорядитель, — в ваших личных интересах…
Он, трое помощников, плюс еще два, познавшие мой гнев. Один боится даже тронуть руку — не перебил ли я ее, зато другой, со съехавшей маской, готов опять напасть со спины. Плюс подмога в виде еще одного свина, переступившего порог.
Показалось или нет, но коллеги по несчастью, встрепенувшиеся, увидев мое сопротивление, предпочли вернуться в забытье.
А второй, мерзостный сонный сосуд рядом, на столе.
Да минует меня чаша сия.
Глава 33
Недолгий осенний вечер выдался сухим и даже немного солнечным. Саша и Алеша, временно ставшие обладателями самоката, вдоволь нагулялись, поэтому легли рано, опять оставшись без сказки.
Сложнее оказалось с Лизонькой. Она выспалась днем, надеялась, что вечером мы пообщаемся. А тут — мама внезапно собралась в путь.
Пришлось объяснить и быть максимально честной.
— Доченька, я должна помочь папе. Ему может прийтись очень трудно, и я поеду к нему.
Лизонька удивленно взглянула на меня. На секунду сморщила носик — хотела засмеяться, увидев в моих глазах шутку.
И не смогла. Поняла, что все серьезно.
— Маменька, возьми меня с собой! Я тебе стану помогать! Пожалуйста, не оставляй меня!
— А давеча хотела оставить и уплыть в Грецию, — как бы невзначай напомнила я. Кто-то мог бы подумать — балует барынька доченьку, с рук спускает недетские шалости. Но нет. Эта история еще не закончена. Урок еще будет. Но без боли, без нервов. Без измывательства. Только забыть так просто я не дам.
Я села на стул, показала Лизе — садись. Пусть глаза будут почти вровень. Особенно если в них слезы. Но это — не ко времени разговор. И девочка сама это поняла, вытерла лицо, закусила губу. Заставила себя сосредоточиться. Молодец.
— Доченька, есть вещи, которые могу сделать только я. Если ты поедешь со мной, я буду думать о тебе и не смогу помочь папе. Ты должна остаться и успокаивать братьев, если они заплачут. Если я знаю, что ты дома, что ты спишь, а Зефирка рядом, на коврике, — это настоящая помощь для меня. Пожалуйста, помоги!
Да, небольшая манипуляшка… А что еще делать?
Несколько секунд на дочкином лице менялись гнев, обида, тоска. А потом Лизонька горько вздохнула и обняла меня.
— Маменька, поезжай скорей и не возвращайся без папы! И себя оберегай!
Я поцеловала дочку. Отдала необходимые указания, сама пошла собираться. Мне предстоял визит в высший свет, пусть и с сугубо деловой целью.
Поэтому пришлось потратить время на одевание и прическу. Кремовое платье с букетами по белой дымке, вышитыми серебряной нитью. Легкая шляпка с искусственными перьями: мой принцип — не обижать птичек. Минимум тщательно подобранных драгоценностей и аромат-коктейль.
Будто на бал собираюсь. Да, скорее всего, на бал. Значит, оденусь подобающе.
Прическа и макияж заняли столько времени, что на пароходе успели развести пары, а также завести на палубу лошадей и закатить экипаж. Искать наемную карету в городе нет времени. Морским путешествием коней мучить бы не стала, но путь по реке — без качки.
— Добрый вечер, Эмма Марковна.
Старый кучер Еремей уже был на борту и беседовал с лошадками. Третий человек, после Павловны и беглой девки Ариши, встреченный мною в этом мире. Простой, понятливый, надежный.
Мой главный конюшенный начальник, всюду при мне: в Голубках, в Москве, в Питере. Пароходы пароходами, но главный транспорт по-прежнему верховой да гужевой. Еремей в преклонных годах освоил грамоту, книги читал по конскому хозяйству, иногда просил учеников переводить иностранные. Был и практиком, и теоретиком, а с посторонними вел себя с таким достоинством, что его иногда принимали за отставного офицера и вполголоса сочувствовали: вот как судьба-злодейка человечка повыкрутит.
— Здравствуй, Еремушка.
— Отчаливаем? — спросила Настя.
Я кивнула, и уже несколько минут спустя кораблик шел вниз по Неве, в центр огромного города.
* * *Река Фонтанка шире каналов. Только поэтому капитану удавалось проходить между бесчисленными пришвартованными барками. На некоторых суденышках шумела ночная жизнь: песни, ругань. То и дело эти звуки сменялись изумленно-испуганными:
— Глянь-ка! Хоромина с дымом! Господи, обереги!
Я тихо посмеивалась, вспоминая Емелю, который промчался по главной улице на печке. Только непозволительно было мне, как Емеле своей печкой, давить прохожих. Поэтому на носу сверкал зеркальный прожектор, освещавший фарватер метров на сотню вперед, а по бортам горели лампы. Иногда пароход деликатно гудел, так что мы подарили ночной Фонтанке настоящее звуковое-огневое шоу.
Шли медленно, дважды останавливались перед мостами — поднять разводной пролет. Чтобы обошлось без задержек, я щедро коррумпировала дежурных будочников, так что они, сбросив шинели, сами крутили колеса.
Но почему же я велела идти именно к указанной цели — Аничкову дворцу, позже ставшему Домом творчества юных, а сейчас резиденции великого князя Николая Павловича? Интуиция. Подведет или нет?
Мы еще не причалили, когда я поняла — не подвела. Доносилась музыка, окна в залах светились. Невзыскательный человек той эпохи сказал бы «сверкали». Но и мне издали было понятно — свечей в этот вечер не жалеют.