Проданная сводным братьям (ЛП)
Её глаза остекленели, когда он погладил её под платьем.
— Я разумный человек. Так что я постараюсь облегчить тебе задачу. Если ты согласишься на неделю, можешь притвориться, что мы незнакомы. Ты можешь притвориться, что ненавидишь то, что мы с тобой делаем, если тебе от этого станет легче. Борись с нами. Кусай нас. Мне всё равно. Ты можешь притвориться, что тебя похитили и заставили, если это сделает всё это более приемлемым, — Кил опускает взгляд между ног Хонор, как будто там происходит что-то, открывающее новую истину. — О, тебе нравится эта идея, не так ли? Тебе это очень нравится.
Ноги Хонор дрожат, а спина выгибается, когда Килиан усердно работает над ней. Её рука опускается на моё бедро, сжимая, пока она борется с растущим давлением. Затем её ногти впиваются в меня, и она вскрикивает.
Килиан прижимается к ней губами, заглушая её стоны. Он овладевает её ртом, выжимая из неё всё до последней капли удовольствия. Когда он, наконец, отпускает Хонор, она прислоняется ко мне, совершенно обессиленная.
— Сколько угодно притворяйся, что тебе это не нравится, но я знаю, что это не так. Ты не можешь скрыть то, что тебя заводит, красотка. Ты хочешь изображать невинность, но на самом деле ты хочешь быть нашей добровольной жертвой, не так ли?
Хонор моргает, всё ещё ошеломлённая силой своего освобождения. Похоже, что Килиан сейчас серьёзно не в себе, но он не ошибается в ответах Хонор. Чем более жестоким и властным он становится, тем больше ей это нравится. Снаружи она невинна, но внутри такая же извращённая, как и мы.
— Мы заключили сделку? — он требует.
Мы с Лайлом затаили дыхание, когда вопрос повис в воздухе. Затем тихий голос произносит слово, которого я совсем не ожидаю.
— Да.
***
— Чёрт, — бормочет Лайл, когда «Клуб Скарлет» остается далеко позади. Килиан за рулём, а я на переднем сиденье. Мой младший брат сидит сзади один, после того как ему не удалось уговорить Хонор отвезти её обратно в отель. Забавно, что она согласилась быть нашей игрушкой на целую неделю, но не доверяет нам подвезти её и на несколько кварталов. — Не могу поверить, что это была Хонор.
— Я не могу поверить, что мы трахнули ее. Все мы.
Я не могу выбросить эту мысль из головы. Я продолжаю прокручивать в голове каждую секунду, когда прикасался к её бледной красоте, и теперь, когда я знаю, кто она, всё по-другому. Я лишил девственности нашу сводную сестру. Я был у неё первым. Хотя я знаю, что ей это доставило удовольствие, у меня в груди давит чувство, что это совсем не то, чего я хотел бы для неё.
— Что сделано, то сделано, — ворчит Килиан, но ему это тоже не нравится. Хонор всегда вызывала в нас сильные чувства, и такой поворот событий выводит это на новый уровень. Как может что-то настолько неправильное казаться таким приятным? У меня это никак не укладывается в голове.
— Но это ещё не всё. У нас впереди целая неделя.
Мой член возбуждается от этой мысли, в то время как разум продолжает твердить мне, как это чертовски неправильно. Не то чтобы я был ханжой. Я совершал извращения с бывшими подругами и знакомыми, но Килиан не отличается умеренностью. Если Хонор должна притворяться жертвой, как мы узнаем, что зашли слишком далеко?
Мысли Лайла направлены в другое русло.
— Интересно, почему она выбрала ник Воробышек?
— Помнишь, как вы кормили птиц, — говорю я, внезапно вспоминая. — В саду, который Виктория посадила на заднем дворе, — Килиан опускает плечи. Мы не часто говорим о матери Хонор.
— О да. Я забыл об этом, — голос Лайла смягчается. — Была одна малиновка, которая ела практически с руки Хонор. Она стояла так неподвижно, а когда малиновка улетала, смеялась так, будто это было лучшее, что с ней когда-либо случалось.
По мере того, как мы едем на север, воцаряется тишина. Цель нашего путешествия волнует всех нас. Монтгомери-хаус. Особняк, который принадлежал семье нашей матери на протяжении нескольких поколений. Место, где Хонор жила с нами.
Место, где нас ждёт наш отец.
Килиан уверенно сидит за рулём, но я чувствую, как его настроение портится. Лайла тоже. Нам нужно придумать план, как, чёрт возьми, Хонор и мы втроём переживём эту неделю, не причинив никому вреда. Если бы это зависело от меня, я бы дал ей денег и позволил уйти. Я бы подавил странное желание, которое она пробудила во мне, и похоронил все воспоминания, потому что я знаю, что так будет лучше для неё.
Но это не вариант. Только не с таким твёрдым намерением Килиана получить то, за что он заплатил.
Но я знаю своего брата. Дело не только в выгодном соотношении цены и качества. Для него это нечто большее, хотя он никогда бы в этом не признался.
И Лайл тоже. Он обожал Хонор, и, увидев её снова, он, должно быть, вспомнил всё это. Сможет ли он уйти сейчас? Скорее всего, нет.
Как всегда, мы не будем говорить об этом. Мы умеем скрывать свои чувства и притворяться, что их не существует.
И, как всегда, мысль о том, что мы увидим папу, выявляет худшую версию нас самих.
Я ни за что не позволю, чтобы это повлияло на Хонор. Мой отец уже достаточно предал её за одну жизнь. Я не позволю этой тьме когда-либо коснуться её, даже если для этого придётся заплатить ей деньги, посадить на самолёт и никогда больше не видеть её по истечении недели.
Но я молю Бога, чтобы до этого не дошло, потому что, несмотря на то, насколько всё это неправильно, я уже предвкушаю встречу с ней снова.
8. Озлобленный герой
Килиан
Монтгомери-хаус — это парадокс мрамора и горгулий, плюща и цветочных клумб, величественное нагромождение камней, искусно превращенное в чудовищное поместье. Он окружён достаточным количеством земли и лесов, чтобы изолировать его от остальной части района, если так можно назвать разрозненное объединение смехотворно дорогих объектов недвижимости, принадлежащих богатейшим из богачей. Это наше право по рождению, всё это часть семейного имущества, которое мы когда-нибудь унаследуем.
Я чертовски ненавижу это.
Слишком много воспоминаний, и не так уж много из них хороших.
Хонор часто играла здесь с нами. Прятки в лабиринте английского сада или купание в пруду за ним. Мы все вчетвером. Мы были единым целым, «грозная четверка», как называла нас Виктория. Пока эта сука не предала нас и не оставила с ним. После всего, что я сделал, чтобы защитить Хонор.
Теперь я мужчина, и сентиментальность — пустая трата времени, но в детстве это было чертовски больно.
Я объезжаю столетний фонтан и паркуюсь прямо перед входом — мраморным чудовищем с римскими колоннами и высокой верандой. Здание нависает надо мной, как дурной сон, огромная тень в свете звёзд. Это тяжёлое напоминание о том, кто мы такие и откуда пришли.
О том, кем мы должны быть.
Я выхожу первым, мне нужен свежий воздух, но Лайл и Нейт быстро следуют за мной. Хлопающие дверцы машины звучат как выстрелы в ночной тишине.
В глубине души я хотел остаться в клубе на всю ночь. Обнаружить Хонор под маской было шоком, но теперь, когда она наша, я хочу, чтобы мои грёбаные деньги стоили того. Моя спина вся в шрамах от всех тех побоев, которые я перенёс, и самое время получить что-то взамен. Если она пробудет у нас всего неделю, я собираюсь показать ей, как это делается, и, если она притворится, что ей это не нравится, будет ещё лучше.
Может, это и к лучшему, что она подождёт до завтрашнего вечера. Позволит её воображению немного поработать. А потом покажу ей, что её воображение — ничто по сравнению с реальностью того, что я собираюсь с ней сделать.
Массивная дубовая входная дверь с выбитой на ней фамильной печатью скрипит, когда я её открываю. Это такая же удачная метафора, как и любая другая, описывающая здешнюю жизнь. Снаружи она чертовски роскошна, но не нужно много усилий, чтобы показать, как мало к ней прилагается заботы.
— Он дома? — спрашивает Нейт. Он бросает взгляд в сторону западного крыла, где находится кабинет отца. Из-под двери в конце коридора пробивается свет.