Вирус

— Как всегда, мой друг, вы точны до минуты.
— Коран гласит, что…
Но это было все, что услышал Голь.
Эль-Муджахид обожал длинные витиеватые цитаты из священного текста, и как только он приходил в должное настроение, Голь сам подзуживал его. Он иногда заставлял себя мысленно произносить «бла-бла-бла», чтобы не потонуть в доктринах. Работало безотказно, и он натренировался снова включать слух, когда Воин завершал свою речь излюбленным высказыванием: «Нет Бога, кроме Аллаха, и я его гнев на Земле!»
Напыщенно, но цепляет. Голю нравилась эта часть про «гнев». Гнев полезен.
— Удивительно точно, — отозвался он, пропустив мимо ушей слова эль-Муджахида. — Ваши люди достойны всяческих похвал за свою приверженность делу и воле Аллаха.
Голь был отколовшимся пресвитерианцем. Не совсем атеистом — он верил в некоего Бога, существующего где-то там, просто не считал, что к Предвечному можно обратиться вот так запросто, потыкав в кнопки быстрого набора… Конечно, звонить никто не запрещает, только ответа не дождешься все равно. Голь считал, что религией надо пользоваться — хотя бы себе самому во благо — и отказывается от этого лишь глупец. Тогда как умному человеку она дает некоторую власть над другими. И надо быть придурком с суицидальными наклонностями, чтобы позволить себе даже намек на лицемерие или насмешку. Будь ты хоть трижды спонсором, тебя порежут на куски и разбросают по всему Афганистану при малейшем подозрении в неискренности. Ведь если манеры Воина отличались излишней театральностью, то вера его всегда была абсолютной и шла от самого сердца.
Араб кивнул, благодаря за комментарий.
— Вы останетесь на обед? — спросил Голь. — У меня с собой курятина. И свежие овощи.
— Нет, — ответил Воин, с очевидным сожалением покачивая головой. — Завтра я должен быть в Ираке. Один из моих лейтенантов угнал британскую полугусеничную машину. Я прослежу за установкой противопехотных мин, а затем мы должны оставить машину там, где ее смогут найти американцы или англичане. Мы все обустроим как следует… Передняя часть будет повреждена взрывом, внутри они обнаружат одного-двоих британцев. Очень серьезно раненных, неспособных разговаривать, но еще живых. Такое срабатывало у нас уже много раз. Они больше беспокоятся о раненых, чем о деле, и это даже глупейшего из людей убедит, что в их сердцах нет Бога и священная воля не направляет их руки.
Голь склонил голову, признавая его правоту. Он восхищался тактикой эль-Муджахида, в немалой степени потому, что тот понял психологию союзников — они всегда шли на риск наперекор здравому смыслу, отчего диверсии ловко удавались людям, подобным эль-Муджахиду, а такие, как Голь, загребали деньги без особого труда. Поскольку задолго до того, как число американских военных в стране достигло четырехзначной цифры, три субсидируемых Голем компании заключили контракты на производство улучшенных пластмасс и сплавов — и для колесных транспортных средств, и для защиты людей.
И теперь половина всех солдат на поле брани была облачена в антишрапнелевые полимерные шорты и нательные рубахи. Они спасли от гибели всего несколько человек, однако это не повлияло ровным счетом ни на что, за исключением цены, установленной на переговорах с заказчиками. Дело было сделано. И теперь чем больше вреда нанесет эль-Муджахид своими хитроумными ловушками, тем больше продукции будет закуплено. Хотя пластмассы, нефтехимия и сплавы составляли всего одиннадцать процентов от бизнеса Голя, они все равно приносили шестьсот тридцать миллионов в год. Ситуация, как ни крути, выигрышная!
— Что ж, понимаю, мой друг, — произнес Себастьян, вкладывая в голос искреннее сочувствие. — Отправляйтесь с миром, и пусть Аллах благословит ваш путь.
Он видел, какое воздействие эти слова оказали на великана. Эль-Муджахид выглядел по-настоящему растроганным. Просто прелесть!
Амира давным-давно натаскала Голя, что следует говорить, когда дойдет до вопросов веры, а он был хороший ученик и к тому же первоклассный актер. После второй встречи с Воином — именно тогда Голь по едва заметным признакам понял, насколько тщательно досматривается его багаж, — он начал брать с собой потрепанный экземпляр французского издания «Введение в ислам: путь истинной веры», книжку, написанную европейцем, который отказался от прежней жизни, чтобы сделаться значимым и в высшей степени искренним голосом в исламской политике. Голь и Амира проводили целые часы над этой книгой, подчеркивая ключевые пассажи, проверяя, достаточно ли обтрепались края самых важных страниц, убеждаясь, что закладка каждый раз оказывается на другом месте. Эль-Муджахид никогда не заговаривал вслух об обращении Голя, но, видно, почти убедился в том, что тот на праведном пути, поскольку проявлял к гяуру все большую теплоту. Он обращался с ним теперь как с родственником, хотя раньше держал его на расстоянии.
 
— Я вовремя завершу все необходимое для перехода к следующему этапу плана, — сказал Воин. — Надеюсь, вам не придется об этом беспокоиться.
— Нисколько. Если не верить вам, то кому же верить? — (Они оба улыбнулись при этих словах.) — Все необходимое для транспортировки подготовлено, — прибавил Голь. — Вы будете в Америке примерно второго июля… самое позднее, третьего.
— Слишком мало времени.
Голь отрицательно покачал головой.
— В плотном графике нет места для случайного стечения обстоятельств. Доверьтесь мне, мой друг. Есть вещи, которые я умею делать очень хорошо.
Эль-Муджахид минуту поразмыслил, затем кивнул.
— Что ж… мне нужно идти. Меч ржавеет в ножнах.
— А стрела в колчане зазубривается от безделья, — произнес Голь, завершая старинный афоризм.
Они встали и обнялись, и Голь страдал все время, пока великан с энтузиазмом мял его в объятиях и хлопал по спине. Этот человек был совершенно неотесанным грубияном, мощным, как медведь.
Они обменялись еще несколькими любезностями, и Воин строевым шагом вышел из палатки. Вскоре раздалось урчание грузовика. Голь выглянул наружу, наблюдая, как эль-Муджахид и его солдаты удаляются в вихре коричневой пыли и дизельных выхлопах. Машина перевалила через гребень холма и исчезла из виду.
Теперь он мысленно сосредоточился на своей настоящей работе. Нет, о пластиках, полимерах, защитном обмундировании для янки он не задумывался ни на секунду. Сейчас ему предстоит другое: встретиться с Амирой и навестить ее лабораторию, чтобы посмотреть, что подготовил его прелестный доктор Франкенштейн.
Сотовый телефон завибрировал в кармане. Голь посмотрел на дисплей, улыбнулся и нажал кнопку.
— Все зашифровано?
— Разумеется, — ответил Тойз, как отвечал неизменно.
Тойз скорее разучился бы дышать, чем забыл включить телефонный скремблер.
— Добрый день, Тойз.
— Добрый день. Надеюсь, у тебя все в порядке.
— Я гощу у наших друзей. На самом деле твой любимец только что отбыл.
— И как там поживает эль-Паразит? Какая жалость, что я его не застал, — сказал Тойз, и яду в его голосе было столько, что хватило бы прожечь танковую броню.
Тойз — урожденный Александр Чисмер из Пурфлита — никогда не скрывал своего отношения к эль-Муджахиду, грубому, несдержанному, неопрятному. Тойз представлял собой полную противоположность — стройный и элегантный молодой человек, от природы утонченный и, насколько мог судить Голь, совершенно не отягченный какой-либо моралью. Тойз хранил верность двум вещам: деньгам и Голю. Любовь к первому граничила с эротизмом, чувство ко второму было лишено всякой романтичности. В сексуальном плане Тойз был всеяден, однако его вкусы распространялись на дорогих моделей обоих полов, обладающих тем, что некогда величали героиновым шиком. Кроме того, в бизнесе Тойз отличался непревзойденным профессионализмом, поэтому нерушимая стена отделяла его обязанности в качестве персонального помощника Голя от так называемой личной жизни.
А еще он являлся единственным человеком на свете, которому Голь доверял.
— Он просил передать, что любит тебя, — сказал Себастьян, и Тойз издал злобный смешок. — Как там продвигаются приготовления к путешествию?