Крымская война. Книга 3. Русская война. 1854

– Григорий Дмитриевич, – на этот раз он говорил совсем не тем казенным голосом, что раньше. – А теперь рассказывайте все. Я ведь помню ваши прошлые показы, и сколько вы всего утаили. Так в чем был подвох сегодня?
– Разве тут можно было что-то утаить? – удивился Бутаков.
– Я думаю, Григорий Дмитриевич бы справился, – Нахимов в меня верил.
– Так что? – буравил меня взглядом Корнилов. – Был подвох или нет?
– Был, Владимир Алексеевич, – выдохнул я, а адмирал улыбнулся, довольный, что сумел меня просчитать. – Подвох в двигателях. Заставить сразу пару работать одновременно на одном валу мы так и не смогли. Слишком сложно состыковать давление в разных котлах, чтобы они не мешали друг другу, а давали дополнительное усилие.
– Но зачем тогда их два? – спросил Бутаков.
– А чтобы враг, когда ему утекут эти сведения, помучился, – я широко улыбнулся. – А у нас в итоге просто будет несколько валов и винтов. Просто к первому тесту все не успели собрать, вот и решили устроить такую вот диверсию.
– Ха! Ну вы даете, Григорий Дмитриевич! Диверсию! – Нахимов довольно врезал мне по плечу. – И между нами… Возьмете в первый полет?
– Мы планируем подниматься в воздух через неделю. Вот доломаем полностью эти паровые машины, соберем новые с учетом ошибок, тогда и полетим. Я вас приглашу, Павел Степанович.
Нахимов довольно улыбнулся, а Корнилов только рукой махнул.
* * *
Полететь нам, правда, пришлось раньше. Пятого ноября разразилась настоящая буря, по сравнению с которой та, что была первого числа, показалась детской шалостью. Ветер бросался на берег так, словно собирался опрокинуть скалы. По улицам грохотал град и летала черепица, а за окном было видно, как поднимаются огромные валы, готовые перехлестнуть через самую высокую мачту. Даже в Большой бухте кораблям приходилось непросто, что уж говорить про союзные суда в Балаклаве и особенно у Евпатории.
Когда на следующий день непогода немного успокоилась, я сразу же поспешил к дому Волохова. По пути мне попалось несколько еле переставляющих ноги команд, что ночью удерживали наши корабли на плаву. Не лучше выглядели и адмиралы, когда я к ним заглянул – кажется, ни один из них не спал, и сейчас, несмотря на окончание бури, пришло самое тяжелое время.
– Затопленные корабли на траверзе бухты раскидало, – Корнилов был мрачнее тучи. – Александр Сергеевич уже спрашивал об этом и, уверен, до конца дня потребует возобновить преграду.
– Нам придется подчиниться приказу, – Нахимов старался не смотреть на своего старшего товарища.
– Капитан, сейчас не время и не место! – первым меня заметил Истомин и собрался было выставить с совещания, но я не дался.
– Я заказал мины! – выпалил я. – Десять дней тому назад, сразу после Инкермана. Князь Меншиков дал добро и пообещал, что нам привезут три сотни морских зарядов конструкции Нобеля и Якоби. Так что, если мы сможем их дождаться, корабли не надо будет топить.
– Сколько их ждать? Не раньше февраля, – задумался Истомин, разом забыв, что еще недавно пытался меня прогнать. – Враг может напасть и раньше.
– Ему тоже досталось от шторма, – возразил я. – Сколько англичанам и французам потребуется времени, чтобы восстановиться? Чтобы после Балаклавы и вчерашней ночи прийти в себя? А если они все же рискнут дать бой… Пусть у нас не будет затопленных кораблей, но бастионы-то на месте. Пушки – тоже. Порох – сухой! Мои ракетчики и пилоты тоже в случае чего выполнят свой долг. Так что, разве мы не справимся?
Повисло молчание.
– Мне нужна информация о повреждениях флота врага, – наконец заговорил Корнилов. – Причем нужна сегодня!
– Разъездам потребуется пара дней, чтобы все узнать, – возразил тихо стоящий в стороне генерал Моллер.
– Либо сегодня мы точно будем знать о потерях врага, – покачал головой Корнилов, – либо Меншиков не захочет рисковать.
– Может, «Ласточки» смогут справиться быстрее? – посмотрел на меня Нахимов.
– «Ласточки» сами не долетят до Балаклавы и тем более до Евпатории, – я покачал головой. – А вот «Севастополь» сможет.
 
Не хотел показывать дирижабль раньше времени, но если один его полет поможет спасти остатки наших линейных кораблей, то пусть. Проведем последние тесты прямо в воздухе.
* * *
Ветер еще не утих. Иногда налетит рывком, словно пугая, а потом исчезнет без следа.
Из-за этого внутри ангара «Севастополя» казалось, что кто-то колотит по стенам. Не самое приятное ощущение, когда баллон дирижабля заполняется водородом. С ним проблем оказалось не меньше, чем с паровыми машинами или подшипниками – еще повезло, что у Волохова уже были хранилища для светильного газа, которые он нам выделил. Ну, и его мастера, которые по методу Лавуазье нагревали воду, пропускали пар через раскаленный металл для получения нужного нам газа.
Когда я впервые увидел конструкцию, даже вздрогнул. А потом вспомнил, что встречал что-то подобное в будущем. Осажденный Ленинград, полки аэростатического заграждения, входящие в систему ПВО города, и маленький завод, который как раз таким образом и получал водород. Дорого, совсем не экономно, но тогда другого выхода не было – аэростаты заставляли самолеты немцев летать выше, где их было проще сбить, еще и прицельному бомбометанию из пикирования мешали…
И у нас сейчас выбора тоже не было.
Баллоны внутри дирижабля заполнялись один за другим, превращая провисшую ткань в плотные стенки. Вот «Севастополь» оторвался от земли, и теперь его удерживали только специальные тросы, которые мы закрепили на проведенных по бокам ангара рельсам. На них мы удержим его тут, на них же и выведем наружу.
Тест паровой машины, тест двигателя и винта, спуск и набор газа из дополнительных стальных баллонов – мы проверили все, что только возможно. И лишь после этого я отдал приказ команде дирижабля занять свои места. Пилот – Григорий Щербачев. Как же просился на это место Степан, но я спросил, готов ли он отказаться от «Ласточек» ради этого, и казак не смог сказать «да». Механик – Михаил Михайлович Достоевский. Пришлось взять одного из своих инженеров. Не хотелось ими рисковать, однако в первом полете мне будет нужен рядом именно тот, кто сумеет не только заменить готовые узлы, но и найти проблему, о которой мы пока можем даже не подозревать.
– Как же это невероятно! – место у окна занял Павел Степанович Нахимов. В этом полете не адмирал, а навигатор.
– Матросы на месте, – а это доложил Димка Осипов. Молодой мичман так и не нашел себя в «Ласточках», как его друг Лешка Уваров, не полюбил ракеты, как Сашка Алферов. Но вот громада «Севастополя», который он излазил снизу доверху еще во время постройки, прямо-таки покорила парня. И вот вместе с двумя нижними чинами он вошел в первую команду.
Надеюсь, я все предусмотрел.
– Вывести «Севастополь»! – чтобы отдать приказ, я подошел к окну, дождался взмахов руками от Лесовского и только потом вернулся к штурвалу. Мне притащили его с затопленного «Трех святителей». Как сказал Ильинский, который все это и провернул – на удачу и чтобы продолжить славные боевые традиции.
Первый полет был уже близко. Тарахтящая паровая машина на платформе Руднева медленно тащила нас навстречу солнечному свету.
 
Глава 4
 
Всегда грызу заусенцы, когда волнуюсь. Не самая лучшая идея, когда рядом еще не утихла эпидемия холеры.
– Малый ход, – я включил минимальный ход цилиндров для обоих винтов, и «Севастополь» подался вперед, натягивая удерживающие его канаты.
Мы заранее обсуждали, как лучше взлетать. Просто вверх, положившись на подъемную силу водорода, или же постараться взять процесс под контроль. Опыт полетов на «Ласточках» и «Карпах» прямо-таки требовал второго подхода – так и была придумана схема с работающими на старте двигателями.