Кексики vs Любовь (СИ)
Ну, то есть козу она делает фотографу, ясно понятно, и скорей всего — её ненаглядному Рашиду. Но выглядит все так, как будто сейчас она надо мной злорадствует.
“Ага, снова пришла ко мне за советом?”
Так, Юлечка, вдох-выдох, мысли из головы вон, и жми на волшебную кнопочку. И терпи, терпи эти несносные гудки, не смей давать заднюю и сбрасывать.
А может, все-таки…
— Аллеу!
У Маринки безмятежный, такой невинный голос — но я даже не сомневаюсь, что у неё сейчас на губах — самая удовлетворенная улыбка, на которую она вообще только способна.
— Доброе утречко, Мариш. Я не отвлекаю?
Сама поняла, что вышло заискивающе.
Слишком заискивающе для старшей сестры, которая столько времени вела себя с младшей как с непутевой, помешанной на тряпках дурочке.
— Ну вообще-то! — судя по голосу Маринки — она тоже все правильно расслышала. И только что преисполнилась чувства собственного достоинства в два раза сильнее, чем обычно. — Вообще-то отвлекаешь. Я тут вообще-то чай пью!
— О-о-о! — тяну трагично. — Да, ты права. Это очень важное, требующее сосредоточения мероприятие. Не буду отвлекать.
— Стой-стой-стой, — Маринка спохватывается, осознав, что еще чуть-чуть — и мое предложение капитуляции аннулируется в связи с непониманием сторон, — а что ты хотела? Что-то случилось?
— Ну, что со мной случилось после твоего гребаного красного платья на встрече выпускников, ты в курсе вообще-то, — мрачно бурчу я, — и в виду того, что это ты причастна к этому удручающему событию, я требую своей законной поддержки.
— На основании? — хихикает паршивка, явно слегка позабывшая, что старшая в нашем тандеме все-таки я. И что от меня и отхватить можно. Было когда-то… Эх! И где те счастливые времена, а?
— На основании любящей и, я надеюсь, все еще любимой, сестры, — надбавляю подозрительности в голосе, — или что? Все-таки уже не любимой? Ты все-таки решила меня променять на эту твою бьюти-блогершу? Как там её? Настя Метелкина?
— Метельская! — поправляет Маринка, и в её голосе даже по телефону слышны ехидные чертики. — А что такого? Она не так уж и плоха.
— Твои любимые фисташковые эклеры она готовить не умеет, — замечаю как будто мимоходом, возводя глаза к потолку.
Да-да, у меня тоже есть свои козыри!
С той стороны трубки пару секунд царит задумчивое молчание.
С одной стороны — эта фифа вечно на диете.
С другой стороны — я балую её теми-самыми эклерами раз в год, на день рождения. И она точно знает, от чего может отказаться.
Поправочка: от чего она еще ни разу в жизни не отказалась, с того самого момента, как я освоила этот рецепт.
— Что за мероприятие? — наконец решается Маринка. — Куда Тимурчик тащит тебя на этот раз? Если опять в океанариум — мать, тут моя магия бессильна.
— Не мать я тебе, бесстыжая, — возмущаюсь я в лучших чувствах, — и нефиг меня так старить. А то не дождешься ты от меня ни спасибо, ни пожалуйста.
— Можно подумать, я так его от тебя дождусь, — ворчит Маринка, но я бросаю взгляд на часы над кроватью и понимаю, что времени осталось катастрофически мало. С учетом того, что я до сих пор не научилась нормально стрелки подводить — я уже, можно сказать, опаздываю.
— Дресс-код — ресторан. Крутой, как… бицепс Бурцева.
— Обед или ужин?
— Обед.
— Ага, понятно, значит, задача — не показаться вырядившейся клушей…
— Надо, чтоб казалось, что я даже не готовилась.
Как только это озвучила — вспомнила про проклятые стрелки, поняла, что план на самом деле обречен на поражение. Я же обычно не крашусь! И Бурцев это уже видел даже. Правда, есть еще надежда, что он просто почти слепой. Ведь он это видел, видел и меня без утягивающего белья в ванной, и… Отказался почему-то после этого к себе домой валить.
— Ну смотри, у тебя есть то миленькое белое платье в розовый цветочек.
— Нет, — сразу отметаю я, — оно же прямо вслух орет — я ужасно хочу, чтобы ты заметил во мне нежную розу.
— А ты как будто против, чтобы Тим её-таки заметил, — хихикает Маринка.
— Я… Не то чтобы против… Но и не за! Точнее — не настолько “за”, чтобы одеваться как нежная барышня.
— Ну и дурочка, — безмятежно фыркает сестрица, — у того платья так плечи шикарно открытые. Добавила бы себе секса, глядишь, Тим и салфетницу бы сожрал.
— Исключено. Это вряд ли пойдет на пользу бывшему язвеннику, — категорично стою на своем я. Удерживаю на языке мысль, что вообще-то из-за пресловутых спущенных рукавов на плечах я и не хочу это платье надевать. Не люблю открывать верхнюю зону своих рук. Столько там… Спорных участков!
— Дай угадаю, белый жакет и тот топ с блестками с позапрошлого Нового года тебе тоже предлагать не стоит? — траурно уточняет Маринка. Я прям слышу у неё отчетливый подтон “угораздило же меня ввязаться в такой утомительный проект, как привередливая Юлечка”.
— Нет, конечно! Ты что, с ума сошла? Я же говорю, должно быть красиво, но выглядеть так, будто я не готовилась, — на секунду задумываюсь и поправляюсь, — ладно. Пусть будет не “красиво”. Хотя бы “симпатично”. Это можно?
— Можно, — мрачно вздыхает Маринка, — но я почти уверена, что ты так замуж никогда не выйдешь.
— Свят, свят, свят.
— Иди в кладовку.
— Куда?
— В кладовку. Или ты забыла, где она у тебя находится?
— Я помню, — ворчу, выгребаясь из спальни, — только это ты, по-моему, забыла, где я шмотки держу.
— Я забыла? — ехидно парирует Маринка. — Да я в твоем гардеробе ревизию навожу чаще, чем в своем. И уж точно быстрей тебя скажу, что у тебя где лежит.
— Ну, в этот раз ты что-то перепутала, госпожа Сусанна, — бурчу, аккуратно, боком протискиваясь в кладовку. На самом деле тут тоже надо было ремонт сделать, да вот только у меня никак не доходили руки!
— Тут ничего нет, — говорю, спотыкаясь взглядом об коробку с новогодней елкой, палки для скандинавской ходьбы, на которых только что мох не растет, три рулона обоев, оставшихся после ремонта гостиной. Это не кладовка. Это кладбище нереализованных планов.
— Полка на самом верху. Круглая черная коробка.
— Нет! — я понимаю, что это такое, как только мой взгляд упирается в искомый объект. — Ты с ума сошла?
— Ты ведь это никогда не надевала.
— Да! — восклицаю в сердцах. — Потому что у этого комплекта было вполне конкретное назначение.
— Которое твой бывший Женечка благополучненько засрал, да, я помню, — фыркает Маринка, — ну и что теперь? Прикид благополучно будет съеден молью на твоей антресоли?
— Ну а что еще?
— Носи его, Юлечка. Носи и наслаждайся. Сама прекрасно знаешь — он прекрасен.
Ну, к этому утверждению у меня возражений не было. Наряд и вправду был исключительный. Даже я, весьма холодная к шмоткам барышня, когда его покупала — ощущала себя принцессой.
— Но он ведь не для этого…
— Одежда, Юлечка, создана не для “того” или “этого”, — поучительно капает на мозг Маринка, — одежда создана для того, чтобы её носить. И этот комплект сейчас идеально тебе подходит. Не слишком яркий, и достаточно необычный. Привлечет внимание, но не будет резать глаза. Ты ведь этого хочешь?
— Ну… Да… Наверное…
Признаться, я и сама пока не очень понимала, чего именно хочу от Бурцева, какой реакции, каких мыслей. Я, между прочим, до сих пор ощущала в себе пустоту от одной только мысли, что мы с ним встречаемся.
— Тогда одевайся, дурища. Сколько у тебя времени?
— Ой, бля!
Глава 21. В которой происходит маленький розыгрыш и большая катастрофа
Последующие полтора часа протекали под знаком “ничего не успеваю, но очень стараюсь”.
К курьеру, который приехал за тортами я вылетела в розовом халате, одном шлепанце и с расплывшимся пятном вокруг левого глаза — стрелка не удалась, пришлось срочно её смывать, чтобы удалась. Впихнула ему две сумки-холодильника, ткнула носом в прилепленные на них бумажки с адресами, взяла с него непреложный обет, что он точно понял, что и куда везти.