Сын Сталина

Во двор медленно вползал странный угловатый агрегат, который Сашка определил как французскую поделку «Лаффли-50». Бестолковая башня, из которой диаметрально противоположные друг другу торчали пулемет и короткоствольная пушка «Пюто», тонкая шестимиллиметровая броня – все это не делало броневик особо опасным противником, но у штурмовиков было не слишком хорошо с противотанковыми средствами – ДШК был слишком тяжел, чтобы сбрасывать его вместе с парашютистами, а работы по разработке безоткатных ручных гранатометов находились еще в начальной стадии. Так что…
Размышления его прервал тяжелый грохот разрыва. Лейтенант Горохов сорвал со стены кусок провода, быстро связал им четыре гранаты и метко забросил связку прямо под моторный отсек броневика. Теперь это чадо французского военного гения, чадя, горело метрах в пятнадцати от дворца…
Попытка штурма, уже четвертая по счету, прекратилась. И снова заговорила артиллерия. Хорошо хоть, что у албанцев не было приличных калибров и приличных расчетов, но и 75-мм снаряды шнейдеровских скорострелок, падающие в опасной близости от тебя – далеко не самое лучшее, особенно если отвечать просто нечем…
Штурмбатовцы и албанские добровольцы поспешили укрыться и отползли от окон прочь. Вероятность попадания снарядов именно в них, а тем более – пробития стен, конечно, минимальна, но от случайных осколков никто не застрахован…
Пушки грохотали едва ли не целый час, но опять не нанесли особого урона. Пока потери защитников дворца составляли лишь шесть «двухсотых» и пять «трехсотых», причем из штурмбатовцев ранен был лишь один, да и тот – легко.
Гремучая смесь из итальянского жизнелюбия, халатности и разгильдяйства способна превратить в фарс любое полезное начинание. Уже на марше выяснилось, что у половины командиров нет не то что карт местности, а даже кроков, пусть хотя бы самых примитивных. Кроме того, войска, подбодренные зажигательной речью комиссара Террачини и его же обещанием применить самые жесткие меры к отстающим, рванули по узкой дороге чуть ли не наперегонки.
В результате уже в начале пути на мосту через реку Эрзени случилась авария: столкнулись танкетка и грузовик с бензином, водитель которого пытался обогнать колонну бронетехники. Собирался ли этот итальянский парень идти в атаку на своем грузовике, или же он считал, что десантникам в Тиране более всего необходим бензин – осталось неизвестным. Но от столкновения грузовик взорвался, а танкетка загорелась, и ее экипаж еле успел выскочить из пылающей машины.
Впрочем, это было только начало. Итальянцы просто решили показать, на что они способны. И доказать, что скучно с ними не будет…
– …Санти! Санти!
– Чего тебе?
– Вон там! Видишь, возле куста? Двигался кто-то…
– Не видел.
– Да ты слепой, точно крот! А у меня – глаз сокола! Я тебе говорю: двигался кто-то…
Лязг пулеметного затвора.
– Ладно, как говорили в Абиссинии руссо: осторожного и Иисус бережет. Сейчас проверим…
Дробный перестук пулеметной очереди. В ответ гремят винтовочные выстрелы…
– Верно, Тони. А ну-ка, давай: чеши к лейтенанту и скажи, что тут засада албанцев. А я им сейчас еще добавлю…
Патруль берсальеров решительно вступил в бой…
– …Что там, Джованни?
– Пулемет чешет, товарищ старший легионер! Албанская засада!
Козимо Брази, получивший за немецкий поход медаль «За отвагу» – лично подорвал гранатами польский танк «Рено», сдвинул набекрень каску, потом подтянул подбородочный ремень и резко свистнул в четыре пальца.
– Ко мне! Люка, возьмешь четверых и обойдешь этих гадов с тыла. Остальные – со мной, вперед! Ребята, покажем этим королевским псам, что марксизм это – победа!
Передовой дозор дивизии краснорубашечников «Rossa Roma» [197] мгновенно рассыпался, уходя от пулеметного огня, и ответил на обстрел слаженными винтовочными залпами. Одновременно с этим пятеро лучших гранатометчиков поползли в обход. Имеющие фронтовой опыт бойцы вжимались в землю и старались не шуметь. Сейчас они обойдут проклятых албанцев и покажут им, как умеют воевать настоящие коммунисты…
 
Атаки жандармов и албанской армии на королевский дворец в Тиране прекратились лишь с наступлением темноты. Наконец небольшой гарнизон перевел дух, и бойцы смогли немного отдохнуть, но Сашке такая роскошь была недоступна. Во главе десятка албанских коммунистов он принялся за инвентаризацию имевшихся во дворце запасов. Белов уже давно понял, что тщательно разработанный план албанской операции полетел к чертям, так что требовалось разобраться: сколько они смогут продержаться, с учетом наличного оружия, боеприпасов и продовольствия?
На кухнях и в кладовых нашлось достаточно самых разнообразных продуктов, но поваров не имелось, поэтому обошлись ветчиной, яблоками, сыром и сухими бисквитами. Кто-то из албанцев вызвался сварить на всех кофе, и это оказалось единственным горячим блюдом в их меню.
После кофе состоялся военный совет. Двое командиров-штурмбатовцев, двое албанских коммунистов и Сашка вырабатывали новый план действий…
– Так как на макаронников надежда плохая, прошу высказывать ваши предложения, – произнес Белов. – Начнем с самого младшего. Товарищ Мехмет Шеху, [198] вам слово.
– Я думаю, что нам… – начал Шеху, медленно подбирая слова. – Нам следует ударить ночью самим. Занять штаб, расстрелять генералов. Тогда итальянцы войдут в столицу уже свободной, красной Албании…
Глаза Шеху горели яростным огнем, и Сашке было ясно: дай ему волю – рванется вперед, в атаку на превосходящие силы. Правда, скорее всего, в этом бою и погибнет…
Александр окинул быстрым взглядом остальных собравшихся. Али Кельменди чуть улыбался, а штурмбатовцы сидели с каменными лицами, на которых явственно читалось: «Хороший ты, албанец, парень. Жаль только, что дурак…»
– Понятно, товарищ Шеху. Что скажет лейтенант Горохов?
– Прорываться надо, – лейтенант сплюнул на паркет. – Попробовать прорваться навстречу итальянской Красной Армии. Дворец удержать мы, скорее всего, не сможем: пушками завтра они нас все-таки достанут.
– Понятно. Лейтенант Смирнов?
– Согласен. Сутки мы еще продержимся, но патронов у нас будет меньше, а трехсотых – больше. Прорываемся сейчас.
– Товарищ Кельменди?
– Хорошо бы, конечно, удержать дворец. Мы могли бы заявить о себе, получить больше автономии у Муссолини: он все-таки несколько излишне властен и переоценивает достоинства авторитарного метода управления. Хотя, конечно, в некоторых случаях это совершенно необходимо, но в данном, конкретном случае…
– Так что вы предлагаете? – прервал его Александр. – Конкретно?
– Знаете, товарищ Сталин, я полагаю, что следует попробовать продержаться еще сутки. Во-первых, итальянцы все-таки движутся к нам, да и снарядов у албанской армии не так много.
– Принято, – произнес Белов. – Я тоже против прорыва: мы плохо знаем местность, а в чистом поле наши потери от стрелкового оружия будут значительно выше. Но если итальянские войска не подойдут и завтра, то – прорыв. – Он потер переносицу, помолчал… – Товарищи, прошу довести до сведения ваших подчиненных принятые решения. Все свободны.
Когда командиры разошлись, Сашка отправился к радистам.
– Ну, что? – спросил он, входя в подвал, из которого тянулся провод антенны. – Что говорят из Рима?
– Очень просят продержаться и клянутся, что отважные берсальеры и красные рубашки вот-вот войдут в Тирану… – Радист закурил и продолжал: – Только врут они, по-моему, товарищ корпусной комиссар. Если бы у них хоть что-то получалось, нам бы точные сроки сообщили. А так… – Он с чувством харкнул на пол и неожиданно закончил: – Им бы наших командиров – порядок бы навели. Ну, нельзя воевать так, словно на танцы пришел и с парнями из соседнего колхоза схватился…