Зверь в тени
Вот тогда-то у меня и созрел новый план.
Я была вынуждена отложить спуск в тоннели, но я могла зайти в ювелирный отдел «Зайре» и расспросить о медном идентификационном браслете, который я увидела на запястье того незнакомца. Шансов было мало, но вдруг они продали последний браслет совсем недавно и запомнили, кто именно его купил. Это было довольно уникальное ювелирное изделие. «И что я потеряю, если даже ничего не узнаю? Попытка не пытка», – решила я.
Но я не подумала о том, какой большой и глупой коровой я буду ощущать себя, возвышаясь над миниатюрной продавщицей за прилавком. Ее накрахмаленная белая блузка идеально облегала тело, ворот-бант на шее был завязан очень кокетливо, словно призывал клиентов пофлиртовать, а помада оттенка «Персиковый иней» сочно увлажняла губы.
– Мы больше не торгуем такими браслетами, – сказала продавщица; ее теплая улыбка показалась мне искренней, и я немного расслабилась. – Они были популярны лет десять назад. Я тогда еще здесь не работала.
Я уставилась на стеклянную витрину:
– А в «Зайре» вообще продавались когда-нибудь медные браслеты, не помните?
– Гм-м, – задумалась продавщица. – Большинство наших изделий для мужчин выполнены из золота или серебра. Хотя… у нас есть несколько красивых медных подвесок, – она постучала пальчиком по стеклу над сердечком размером с монету в двадцать пять центов; его «дешевый» цвет был таким чистым, что выглядел почти розовым.
– Она милая, – улыбнулась я.
– Вы находите? – оживилась продавщица, окинув оценивающим взглядом мою зеленую рабочую рубашку, а потом опять хмыкнула: – Что-то к нам зачастили работники кулинарии. Вы уже вторая приходите к нам на этой неделе.
По моему затылку пробежал холодок.
– А кто приходил до меня?
Продавщица поводила пальцами по губам, как будто зашивала их:
– Конфиденциальность – основное правило ювелирного бизнеса. Мы никогда не интересуемся, кто и кому покупает наши украшения. Вы меня понимаете?
Тупик.
– В любом случае спасибо.
Я уже разворачивалась, чтобы уйти, когда мое внимание привлекла пара золотых сережек с шариками-висюльками. В тот вечер, когда мы выступали на ярмарке, в ушах Морин были точно такие же. В тот последний раз, когда я ее видела.
– Сколько они стоят?
Продавщица скосила взгляд, куда я ткнула пальцем.
– 49 долларов и 99 центов. Это 24-каратное золото. Мы держали их на прилавке, но кто-то остался недоволен пятипроцентной скидкой. Мы за один день потеряли три комплекта.
Морин могла своровать все три пары серег.
Продавщица собралась открыть витрину.
– Хотите рассмотреть их поближе? Это последний комплект.
– Нет, спасибо. Как-нибудь в другой раз, – поблагодарила я.
***По понедельникам ажиотажа не было, и в кулинарии находились только мы с Рикки. Много мы с ним не болтали, но в этом не было ничего необычного. Я гораздо сильней изумилась, когда во время закрытия он предложил подвезти меня домой.
– Я приехала на велосипеде, – сказала я.
– Я могу положить его в багажник.
Рикки не брился уже несколько дней, а его сальные пряди приобрели форму сетки для волос, которую он надел в начале смены. Глаза продолжали смотреть через мое плечо, как будто парень ждал прихода кого-то. Я даже проследила за его взглядом, но увидела только людей, спешивших затовариться.
– Нет, спасибо, не надо. – Я выключила свет, просигналив потенциальным клиентам, что кулинария закрылась. И понадеявшись на то, что дала тем самым понять также Рикки: наш разговор закончен.
А потом решительно пошагала к выходу. Но Рик метнулся следом.
– Ты уверена, что не хочешь поехать со мной?
– Абсолютно.
Раньше Рикки никогда не предлагал меня подвезти, а сейчас проявлял странную настойчивость. Мне не понравилось ни его предложение, ни его поведение. Не успела я занести руку, чтобы открыть дверь, как парень схватился за ручку, лишив меня возможности выйти. Я резко развернулась. Он заблокировал мне проход.
– Я тревожусь за Морин, – торопливо прошептал Рикки и вновь оглянулся.
Я даже подивилась, что когда-то находила его симпатичным. Да, тело у него было стройное, мускулистое и гибкое. И ростом он был на несколько сантиметров выше меня. Но лишь вблизи я разглядела на его лице забитые поры и почувствовала отвратный запах немытых волос. – Ты знаешь, где она?
Я покачала головой.
– Ты что-то слышала?
– Рикки! – раздался за его спиной низкий голос. – Ты еще здесь?
Парень клацнул челюстями:
– Да, Эд, заходи.
Снова повернувшись ко мне лицом, Рик вперил в меня пристальный взгляд.
– Она так и не появилась на вечеринке в тот вечер, после концерта, – скороговоркой произнес он, и я не поняла, была ли это попытка убедить меня в сказанном или нет. – Если кто-то будет уверять тебя в обратном, знай – они врут.
Я кивнула.
– А если узнаешь что-нибудь о Морин, сообщишь мне первому. Усекла? – наказал мне Рикки.
И, оставив меня наедине с беспорядочными мыслями, устремился к выходу.
***– Морин любила лошадей, – молвила миссис Хансен, поставив передо мной стакан с водой.
На его стенке были нарисованы пегие лошади с белыми гривами, скачущие галопом. А я мысленно помолилась, чтобы хоть стакан оказался чистым в этом доме, который с моего последнего визита каким-то невероятным образом захламился еще сильней. И к зловонию разлагавшейся тушки грызуна примешался запах мусора и пищевых отбросов. У меня даже на миг потемнело в глазах.
– Я этого не знала, – призналась я и тут же пожалела об этом.
Миссис Хансен посмотрела на меня так, словно я ее уличила во лжи. Но это выражение быстро исчезло с лица женщины. Похоже, она просто пыталась уцепиться за что-нибудь. Я была очень признательна ей за то, что она впустила меня в дом, хотя единственным местом, где мы смогли не то чтобы присесть, а просто встать, являлся пятачок у лестницы. Теперь даже проход к телевизору был перекрыт, завален белыми мешками, из которых разносилось жужжание плодовых мушек.
– Им, похоже, наплевать, – затрясла головой мать Морин. – Я о полиции. Хотя соседям, наверное, тоже. Проклятый район. Здесь никому ни до кого нет дела… Никто не беспокоится за судьбу девушек. Все боятся говорить правду. Я уверена, что Бет Маккейн они тоже не смогли заставить замолчать. Как и Морин. Они сильные девушки. Обе. До меня дошли сплетни. Хочешь верь, хочешь нет, но люди болтают, будто бы Морин сбежала. От меня сбежала…
Я поднесла ко рту стакан и притворилась, будто отпивала глоток. Мне необходимо было попасть в комнату подруги. Но стоило мне напугать миссис Хансен, и я бы упустила шанс. Мне было невдомек, зачем она приплела Бет Маккейн, но, к счастью, я уже накопила приличный опыт общения с теми, кого отец называл «экзальтированными и легко возбудимыми женщинами». В принципе, требовалось немногое: не допускать резких, спонтанных движений и не возражать, что бы они ни говорили.
– Я слышала, так сказал шериф Нильсон, – подыграла я миссис Хансен.
– В тот день, когда он сюда приезжал? – Мать Морин потерла руками предплечья. – Да, верно, вы с Брендой были здесь.
На самом деле именно мы сказали миссис Хансен о пропаже Морин, забили тревогу и настояли на звонке в полицию.
– Да, были, – кивнула я.
– Шериф в тот день ошибся, – заявила мать Морин. – Я не стала ничего ему говорить. И вы не говорите ничего Джерому Нильсону. Но я еще тогда знала, что дочь не сбежала. А теперь, когда три дня уже прошли, и он должен был бы это понять. Думаешь, он понял? Нет!
Я попыталась восстановить в памяти разговор того дня. Миссис Хансен поначалу вроде бы не волновалась из-за отсутствия дочери, но ее поведение резко изменилось, как только появился Нильсон.
– Он больше не заезжал?
Миссис Хансен вздохнула:
– Заезжал вчера вечером. Я по глупости сказала ему, что почти одновременно с исчезновением Морин пропали мои таблетки. Мое лекарство для сердца. И теперь Нильсон уверен, что Морин забрала их, чтобы продать или словить кайф, и не вернется домой, пока не будет готова.