Наследник магната

– Сердце болит, – на автомате сказал я и сразу же захлопнул рот. Ну не дурак ли?! Не в том смысле же болит. Но Вера Ивановна округлила глаза, кивнула мне, и быстрым шагом удалилась к себе, а через пару минут принесла стакан воды и таблетку.
– Выпейте, поможет. А на ближайший день я вас запишу ко Льву Арнольдовичу. Вы себя не бережете, Кирилл Викторович. Только и работаете. Неудивительно, что прихватывать стало.
Я послушно выпил таблетку и не стал напоминать, что у веров здоровье отменное. Сердце и правда болело, было каким-то непривычно тяжелым. Что интересно делает сейчас Саша? Расстроена она? Или забыла, как страшный сон? Позвонит ли Никите, расскажет, что его сводный брат наложил на нее лапы?
На последней мысли я подскочил с кресла, напугав Веру Ивановну, которая, похоже, что-то рассказывала про врача. Она замерла, ожидая моего ответа, а я замер, глядя на нее.
– Наберите Никиту, Вера Ивановна. Мне нужно переговорить с братом.
– Хорошо, – удивленно ответила она. – Но у вас встреча через час в конференц-зале. Вы не будете готовиться?
Признаваться, что забыл или нет? У меня с той ночи мозг в перезагрузку ушел и, похоже, не включился обратно.
– Буду готовиться, а с Никитой переговорю позже, – ответил я и уселся обратно за рабочий стол.
– Я заварю чай, – сказала Вера Ивановна, радуясь, что все возвращается в привычный рабочий цикл. А я вдруг осознал, каково это, когда уже в понедельник хочешь выходных. Работать совершенно не хотелось. Впервые за десять лет.
Глава 3
Саша. Шесть дней назад
А на следующее рабочее утро меня ждал сюрприз.
– Александра, это что за декоративное говно? – раздраженно спросил наш шеф. Он приезжал к семи утра, когда основные заготовки были уже подготовлены. Эклеры, бисквиты, плотные кремы – готовка начиналась в пять утра. А к восьми утра наша кондитерская уже рассылала упакованную продукцию по столичным ресторанам.
И не дай бог кто-то портил основы!
– Простите, Арсений Петрович, но что случилось? – уточнила я на всякий случай, хотя уже догадывалась, в чем проблема. Утром за подготовкой ягодных начинок меня настигло возмездие за мое прелюбодеяние – у меня обострился нюх. Я как-то разом ощутила весь спектр запахов: от кислых ягод до удушающего запаха сахарной пудры.
Мне стало плохо. Замутило. И я рванула в туалет. Там я попрощалась с Тониным чаем и корочкой хлеба. На какое-то время мне стало даже лучше. И я списала все на нервы. Ага, как же!
Через час все повторилось, только при этом жутко разболелась голова. И мне пришлось доделывать свой фронт работы на автомате, смешивая ингредиенты по памяти. А не так, как я привыкла – по интуиции.
И вот результат.
– Случился Армагеддон, Александра. Вы запороли партию в «Гранд Буше». Это «говно» настолько сладкое, что даже наш голубок Вадик его не высрет. Понятно, что случилось?
Я опустила глаза на носки своих балеток. Все ненавидели Арсения Петровича. В сахарном гробу его видели, украшенным марципановыми листиками и розочками из масла – теми самыми, которые наш шеф так ненавидел. Но была очень веская причина, почему все терпели этот жуткий, ужасный характер – Арсений Петрович Каракин был лучшим кондитером России, и лишь одно упоминание в своем резюме его кондитерской обеспечивало вход во многие кафе и рестораны без собеседования. Я сюда попала с конкурса в своем пищевом техникуме, и это было огромным невероятным везением, ведь именно на этот конкурс пришел Каракин за компанию со своим другом-судьей. И именно в этот день мне испортили ингредиенты и пришлось импровизировать на ходу, создавая из спасенных остатков ром-бабу, которая изрядно удивила великого кондитера.
С тех самых пор Арсений Петрович то ли возненавидел меня, то ли решил создать из меня робота-кондитера. Я держалась из последних сил, но в своем нынешнем положении я вряд ли протяну и месяц.
– Понятно, Арсений Петрович. Могу я переговорить с вами в вашем кабинете? – спросила я, продолжая сверлить носки своих туфель.
 
Около меня послышался усталый вздох и лаконичное:
– Пошли.
Кабинет у Каракина был огромным. Я подозревала, что маэстро тут частенько спит – вон за той перегородкой виднелась кровать. Он был одиноким трудоголиком с паршивым характером, так что я все это время пыталась нащупать правильную линию разговора. С таким человеком про детей говорить бесполезно, но придется.
Арсений Петрович уселся за свой рабочий стол, откинувшись на спинку кожаного кресла, и уставился на меня, выжидательно разглядывая:
– Ну, я жду? Что ты хотела сказать, Александра?
Я обвела кабинет нашего дьявола еще раз, уже интуитивно чувствуя, что бывать я тут больше не буду и набрала воздуха в легкие, а потом на одном выдохе произнесла:
– Я беременна, Арсений Петрович. И у меня обострился нюх и исказилось некоторое восприятие запахов.
Каракин облокотился локтями на столешницу и нагнулся медленно в мою сторону. Взгляд его моментально стал цепким.
– И теперь ты не можешь нормально заниматься заготовкой ингредиентов, – продолжил он мою мысль без особых эмоций. Даже удивления не показал. Хотя, на какое удивление я рассчитывала?! Это ведь только я, Тоня и мой гинеколог знали о моем реальном положении дел в этом интимном вопросе. Для Арсения Петровича я была просто молодой девицей, и не особо умной.
Дьявол во плоти снова откинулся на спинку кресла и усмехнулся:
– Уволена.
– Что?
– Ты уво-ле-на, Александра, по собственному желанию.
– Но? – я надеялась попросить начальника, чтобы он перевел меня на какую-то административную работу, ну хоть посудомойкой, но…
– Какие еще «но»? Я взял тебя на место кондитера, мне поломойка на девять месяцев не нужна, и тем более девица, которая потом будет висеть на балансе со своим спиногрызом. Пусть папа твоего ребенка тебя и обеспечивает.
– Вы не имеете права. По ТК…
Тут Арсений Петрович поднялся с кресла и наклонился совсем близко.
– Не вынуждай меня, Александра, применять меры. Ты же хочешь после рождения своего ребенка работать по своей специальности хоть в каком-нибудь кафе в спальном районе. Или уже плюнула на карьеру?
У меня слова застряли в горле. Я сейчас больше походила на рыбу, выброшенную на берег. Я, конечно, понимала, что Каракин не будет за меня радоваться, ну такой уж он человек. Но чтобы вот так!
– Нет, я собираюсь стать лучшим кондитером России, – вдруг вырвались из меня злые слова. Я лишь мечтала о таком, просто мечтала, не ставя себе никаких целей. А тут выпалила Каракину такое в лицо! Теперь он меня в порошок сотрет и посыплет им марципаново-масляные розочки на моем же сахарном гробу.
Его смех ударил по моим взвинченным нервам, эхом отдался в грудной клетке.
– Потрясающая наивность. Ну что ж, за то, что рассмешила меня, Александра, я тебе даже премию при увольнении выпишу, но заявление ты напишешь сегодня же. Всего хорошего!
Я сглотнула вставший ком в горле от злости и обиды на этого дьявола, но из последних сил собралась и громко ответила:
– И вам всего хорошего, Арсений Петрович!
Особенным удовольствием стал звук хлопающей двери, которую я совсем не пожалела, когда выходила из кабинета. Но на лестнице пришлось облокотиться на стену – перед глазами все плыло. Вот такое «декоративное говно», а не рабочий день.
Глава 4
Когда я хоть немного успокоилась, то позвонила Тоне. Она хоть и работала аудитором, но в силу профессиональной любознательности знала почти все возможные законы.
– Тонь, – произнесла я грустным голосом.
– «Меня уволили», да? – опередила меня Антонина.
– Да, – понуро ответила я. – Без разбега сразу и припечатал после первой же ошибки.
– Дьявольское отродье, – прошипела Тоня и добавила: – Я тебе говорила, брось ты эту безумную работу. Так что не расстраивайся, мы сегодня напьемся с радости! Ой, ну я напьюсь, а ты на меня посмотришь, – поправилась Тоня, а я прыснула от смеха. Чтобы я без нее делала!