Анастасия

Каролина больше не вышла к нам. Я вообще больше никогда не видел эту милую и такую обворожительную, мою первую женщину, чей образ оставил в моей памяти столько тепла и благодарности.
Когда мы с дядей возвращались домой, он всю дорогу молчал, делая вид, что ничего не произошло. Первым не выдержал я.
– Дядя, а когда…
Но я не успел задать ему этот вопрос.
Он тут же перебил меня короткой и весьма жестокой фразой:
– Никогда! – отчеканил он. – Забудь о ней. Она выполнила свою миссию. И не пытайся встретиться с ней без моего ведома. Тебя не примут. Даже дверей не откроют. Я плачу этой девушке довольно, чтобы она исполняла ровно то, что от неё требуется. Не думай о ней больше, чем она того заслуживает. Для этого и существуют дамы полусвета. Они и нужны нам именно для таких целей и не более. Через неделю ты уезжаешь в Цюрих. В Цюрихе ты будешь вести жизнь полную аскезы и затворничества. Увы. Но там тебе не стоит ни с кем связываться и заводить интимные знакомства. Я тоже прослежу за этим.
– Но!? Как так можно? – вскричал я в слезах. – Я ведь вам не марионетка. Я – живой человек.
Неожиданно он обнял меня.
– Не кричи, – он мягко похлопал меня по спине. – Я потому так забочусь о тебе, что безумно тебя люблю. Люблю, как сына. А своих детей у меня уж, видно, никогда не будет, – с грустью произнес он. – Пойми, в Европе всей этой заразы еще больше, чем у нас. Как ты можешь гарантировать чистоту любой женщины, если даже непорочные, на первый взгляд особы, бывают заражены этой гадкой болезнью. И одно лишь свидание может напрочь испортить тебе не только здоровье, но и саму жизнь. А потому крепись, мой милый. И я очень надеюсь на твое благоразумие. Пойми, что разумность истинных аристократов должна заключаться и в этих, сугубо интимных вещах. Особенно в этих. Знаешь, каких любовниц себе подбирали мой отец и дед?
– Каких же?
– Тех девиц, что выросли в их поместье. Специально отобранных сельскими знахарками. Но и этого мало. Потому что многие болезни передаются девочкам от рождения и с молоком матери. А далее их проверял на чистоту лекарь. Наши мудрые отцы и деды всегда сближались только с девственницами. Причем, здоровыми девственницами. И только такой, разумный подход в этой, очень важной стороне жизни даст тебе возможность прожить долго и быть здоровым человеком.
Меня растрогали заботливые слова дяди, но в тот же вечер дух бунтарства проснулся во мне с ещё большей силой. Я плакал от тоски по моей первой любовнице. Я до смерти желал её увидеть. Я не послушался дядю и на следующий же день поехал на Ильинку к дому Каролины. Когда я позвонил в двери, ко мне вышел швейцар и холодно сообщил о том, что Каролина Михайловна уехала. Я не поверил ему и долго стоял на улице, глядя на её окна. На миг мне показалось, что тяжелая портьера отогнулась, и я увидел образ моей мимолетной возлюбленной. Но может мне это только показалось.
Той весной и в начале лета мои родители часто гостили в деревне. Там у нас было огромное поместье. В тот же вечер я поехал туда. По дороге я тихо плакал, утирая украдкой горячие слезы. Меня не радовали ни по-летнему теплая погода, ни бурное цветение первых цветов. В поместье вкусно пахло скошенной травой и печеными пирогами. Сейчас я всё это вспоминаю с такой огромной грустью о безвозвратно минувших подмосковных вечерах в нашей усадьбе. А тогда, не смотря на теплоту июньского вечера, всё вокруг мне виделось мрачным и пустым. Я безумно тосковал по Каролине.
Увидев отца, я поинтересовался, приедет ли сегодня дядя? Тот пожал плечами. Мне непременно хотелось поругаться со своим вездесущим и жестоким, как мне тогда казалось, родственником. Но дядя, как назло, не посетил в этот вечер нашу усадьбу.
У родителей в эти дни гостили их приятели – чета врачей Пирожниковых. Сам Пирожников был земским доктором, а его миленькая супруга Нюта помогала ему в качестве медсестры. В ту ночь, когда я приехал на дачу, сам Пирожников убыл на сложную операцию, а Нюта осталась с маман.
Эту Нюту сложно было назвать красавицей. У неё были несколько тяжеловатые черты лица. Она почти не пользовалась белилами и косметикой. Но, в то же время в ней было нечто, что делало её весьма привлекательной для мужчин. Скорее всего, дело было в её пышногрудой фигуре.
 
От отчаяния, что я не смогу более увидится с Каролиной и от злости на дядю я немного нахамил матери и вёл себя за столом несдержанно. Я, пожалуй, слишком вызывающе посматривал в сторону Нюты. Как мне показалось, она пару раз смутилась и ответила мне коротким взглядом серых, чуть выпуклых глаз. При этом она улыбнулась. Я был в таком состоянии духа, что мне чудилось, что сам чёрт теперь не брат, и что все женщины мира должны падать предо мною ниц. А потому, совершенно обнаглев, прямо среди ночи я отправился в комнату к Нюте и тихонько постучался.
Дверь быстро отворилась, и на пороге со свечой в руках появилась простоволосая и растрепанная Нюта. В темноте она показалась мне моложе и ниже ростом.
– Георгий Павлович, это вы?
– А вы ждали кого-то другого? – вдруг развязано отвечал я.
– Я, собственно, вообще никого не ждала. Муж уехал на операцию. Вернётся только завтра, – недоумённо прошептала она.
– Вот и хорошо, – я бесцеремонно шагнул к ней в комнату.
Это сейчас я вспоминаю о том, насколько же я рисковал тогда. А если бы Нюта подняла крик? А если бы она устроила скандал? Но, к счастью для меня, всего этого не случилось.
– Проходите. Вы о чём-то хотели поговорить?
– Я хотел показать вам фурункул на ноге, – соврал я.
Я отчетливо помню, что выбор мною Нюты был не случаен. Я логически рассуждал, что она, как медик, просто обязана быть здоровой. И к тому же, она была замужем.
– Какой еще фурункул? – переспросила она.
Но я уже не стал её слушать. Я помню, что глупо хмыкнул, словно бульварный соблазнитель, и повалил ее на кровать. От неожиданности она даже особо и не сопротивлялась моему дерзкому натиску. Под тонкой сорочкой у Нюты не было никакого белья. Руки ощутили мягкость и округлость женских форм. Тугие, чуть прохладные груди поразили меня своей полнотой и тяжестью. Нюта оказалась полнее, чем Каролина. Но все оценочные суждения пришли ко мне намного позже. Недолго мешкая, я тут же овладел ею. Короткий урок, данный мне Каролиной, не прошел даром. Я нравился себе всё больше и больше. Я видел, что Нюта осталась довольна таким внезапным поворотом. Она вся обмякла и, обняв меня за плечи, отдалась любовному соитию. В конце она даже застонала от удовольствия, но я закрыл ей рот властным поцелуем. Я боялся, чтобы ее стоны не услышали мои родители. В ту же ночь я взял её еще два раза. Я долбил её всю ночь. Я помню, как она, опешив от такого натиска, пыталась хоть как-то поговорить со мной.
– Разве я вам нравлюсь, Георгий Павлович?
– Да, – кивал я в темноте. – Очень.
– А давно вы в меня влюблены?
– Давно, – врал я.
– Надо же, а я и не замечала, – словно девочка хохотала она, утыкаясь в мое плечо.
Под утро я ушел к себе.
За завтраком я увидел, что Нюта надела новое платье со множеством оборок, слегка нарумянилась и припудрила крупный нос. В этот день она просто порхала, напевая какую-то песенку. Временами она пристально посматривала на меня. Но чем больше она глядела в мою сторону, тем более гадко становилось у меня на душе. Не дожидаясь обеда и не сказав никому ни слова, я возвратился в тот же день в Москву. Через неделю я уже уехал в Цюрих.
* * *
– Ну, довольно. Всё это я рассказал лишь для того, чтобы ввести вас в курс моих нравственных ориентиров.
Граф вновь закурил сигарету и, сделав несколько затяжек, откинулся на спинку стула.
– Мне уже пятьдесят, но о многом я помню сейчас так, словно бы всё это случилось вчера. А есть череды лет, из которых я вообще не могу вспомнить ничего значимого.
Я начал свой рассказ издалека, так и не успев поведать о самом главном. О том, что до сих пор заставляет сжиматься моё сердце от стыда и боли. Я еще не рассказал вам о своем близком друге. О Мите Кортневе.