По завету крови (СИ)
Пользуясь прекрасной памятью, пилигрим десятки раз прокрутил в голове события прошлой ночи. Он всегда так делал: вспоминал все, вплоть до самых мелких деталей и запахов, повторял в голове каждое движение, заново переживал страхи и пытался справиться со всеми сложностями. Вот здесь нужно было шагнуть вправо, отбивая удар — тверже поставить руку, а тут — поостеречься и немного выждать.
Охваченная пламенем балка проломила пол, и всю избу охватило жгучее пламя. Попытка покинуть ветхое деревянное укрытие окончилась провалом!
Огонь наступал со всех сторон и уже опалил кожу толстяка, развалившего у стены. Половицы под грузным телом выгорели, и оно с грохотом обрушилось в горящие врата ада. Пилигрим еле успел закрыться рукой от облака взметнувшихся искр. Невыносимый поток жара заставил его отступить обратно в хлипкое убежище.
Поплотнее захлопнув шкаф, он порадовался, что на несколько минут отсрочил смерть и стал думать, как спасти свою шкуру. Завитки едкого дыма просачивались в щели между дверьми и створками. От этого внутри стало еще тесней. Испепеляющий жар должен был давно взорвать картонную коробку, но этого так и не произошло.
Вокруг воцарилась подозрительная тишина. Пилигрим приоткрыл дверь и оказался в уютной прохладе чьего-то дома. Удивленно озираясь по сторонам и еще не веря в свое спасение, он выбрался наружу, притаился и постарался осмотреться. В комнате было темно, но ему удалось рассмотреть очертания мебели в просторном помещении.
Убедившись, что вокруг все было спокойно, пилигрим прокрался к двери и выбрался наружу, все еще не понимая, что происходит.
Он стоял прямо посреди деревни, возле жилища злополучного старосты. Переживать о том, что его могли заметить, не стоило. Чуть в стороне от поселения, в лесу, плясали отблески яркого зарева. Изба должна была протянуть еще долго. В подобных случаях люди никогда не расходились до самого конца, а иногда могли сплясать народный танец на пепелище.
Угрюмо набросив капюшон на лоб, пилигрим шмыгнул в подворотню. На улице не было ни души, но стоило избегать внимания случайных прохожих. Ведь именно эти праздные господа повинны в провале стольких гениальных побегов.
Скоро никем незамеченный беглец благополучно выбрался за околицу и направился к горному перевалу. Ночной прохладный воздух быстро остудил разгоряченное тело и кипящую кровь. Так думалось проще. Он провел линии между предметами, людьми и событиями, повертел картинку под разными углами и понял: шкаф служил неким проходом между домами лесника и сельского старосты. Просто удивительно! Такое вообще возможно?!
Пилигрим подосадовал, что не сможет вернуться и проверить, как работало магическое устройство. Вряд ли деревянная мебель могла пережить такой пожар.
Оставалось понять роль управителя во всей паутине хитросплетений. Раз человек без страха наведывался ночью к такому доброжелательному хозяину, между ними бесспорно имелась некая связь.
— Но староста мог и не знать об этом проходе, — стал рассуждать пилигрим.
— Да, и просто так полез в шкаф после заката! Наверное, перепутал его с кроватью! — оборвал он сам себя и погрозил пальцем пустоте. — Ах ты, толстый негодник, зачем полез в дом к упырю?
Сложи хоть тысячу костров догадок, человеческая душа все равно — потемки. Люди заключают разные контракты. Обычно в них столько разных букв, что голова пойдет кругом. Не мудрено, что некоторые ставят свою важную закорючку, не дочитав и до середины. А потом кому-то приходится лезть в логово к людоеду…
Бок снова заныл, но пилигрим знал, что с ним все будет в порядке. Он плотно перетянул грудь сразу после того, как выбрался из деревни.
Переломанные кости хорошо срастались, и пара трещин в ребрах его бы точно не убила. Зато этим могли заняться дикие звери, ледяные ветра или холод. Не стоило забывать, где он находился. Горы строго наказывали за любой просчет. Здесь даже маленькая неприятность могла быстро превратиться в огромные проблемы. Так крохотный камень, сорвавшийся со скалы, вызывает сход смертоносной лавины.
Пилигрим уже давно поднимался по накатанной, чуть тронутой изморозью тропе вверх по склону, но вдруг остановился и внимательно осмотрел каменную глыбу возле тропинки. Повернувшись, он поднял палец к глазам и соединил пик Тмедьи — самой высокой местной скалы с верхушкой высоченной столетней ели. Перед ним росли кусты северной акации, являя собой последнюю преграду в этой короткой экспедиции. Стараясь не оставлять следов, он сошел с дороги и стал пробираться через плотные невысокие заросли по побитой морозом траве. Скоро послышался шум воды.
Голубоглазому путешественнику раньше не приходилось пользоваться этой тропой. Его изыскания обычно лежали намного выше, среди пиков самых недоступных скал и холодных пещер. Подобных ему называли гороходами, а он к тому же был верхолазом, эти — самые опытные среди горных путников.
Они умело избегали проклятья Утаивской цепи. Там, наверху, никто не дал бы им «отложенный срок». Говорили, царь-Холод приберег для таких храбрецов кое-что особенное и самолично являлся по их душу. Несмотря на опасность, эти люди почти не спускались в долины и подолгу пропадали в диких ледяных краях.
Матерый гороход не спроста выбрал неизвестную тропу. Готовясь к спуску в Рагос, он случайно встретил одного из старых товарищей, который с готовностью поделился картой этой области.
Далеко не всем удавалось стать передовыми горными исследователями. Большинство так и оставалось серединными и торопыгами, не поднимаясь выше нижних и средних поясов. Если они не совали свой нос, куда не следовало, избегали проклятья и не нарушали покой старика-Холода, тот мог смилостивиться и отпустить их домой.
Не подумайте, что эти люди трусливы, вовсе нет: в каждом из них горит ярый дух первооткрывателя, они любознательны и смышлены. По крайне мере, те из них, кто смог пережить первую зиму в горах. Такие гороходы готовы к риску, но в диких ледяных краях холодные дела обстоят совсем иначе.
Чтобы выжить там, нужно быть одаренным верхолазом. Раньше их гордо величали отморозками, но потом как-то условились между собой, что звучало не очень. Проведшие в горах долгие годы, но не потерявшие бдительность ни на секунду, безумные и серьезные, они буквально жили на вершинах самых далеких и опасных цепей.
— А почему здесь лагерь возле воды? — удивился пилигрим, срисовывая карту.
— Не представляю себе! Я рядом с Рагосом уже давно не бывал. Картой поделился один из тамошних торопыг. Сам знаешь, они очень любопытны и за историю сверху готовы на что угодно. Я у него спросил насчет этой метки, и мальчуган такое важное лицо состроил как будто с верхушек лет десять не слазил.
Ни для кого в горах не было секретом, что водные потоки стоило обходить стороной. Пересекали реки осторожно, а, попав на другой берег, старались поскорее убраться подальше от воды. Дело здесь было совсем не в предрассудках или глупых приметах. Потоки могли принести водных духов, бежавших из ледяных озер на вершинах цепи и подземных пещер. Монстры эти — довольно противные твари, поэтому даже у подножия гор, где на равнинах обретали свободу самые крупные Утаивские реки, никогда не селились люди и лежали дикие края.
Вот почему пилигрима так заинтересовала метка на карте, и уже тогда он решил посетить необычный лагерь. Попав на небольшую поляну, опытный верхолаз скинул капюшон и одобрительно хмыкнул. Все же торопыги знали свое дело и провели отличную разведку! Такое место смогли найти для отдыха, да и не где-нибудь, а рядом с большим селением.
Гороходы и горцы старались держаться подальше от остальных путешественников и купцов, поэтому, оказавшись возле Рагоса, ночевали на этой небольшой поляне. Защищенная со всех сторон порослью и торчавшими из земли кусками породы, она совсем не продувалась. Хищные ветра сюда бы никогда не забрались.
Обычно соседство с водой ничего хорошего не предвещало, но здесь все было иначе. Во-первых, ручей шел на излом, образуя небольшую заводь. Речные духи гор, закованные в темницах озер и пещерах, наполненных водой, не переносили затонов и заливов. И потом глубина здесь была не такой большой, чтобы привлечь что-то опасное. Всякое, конечно, могло случиться…