По завету крови (СИ)

Чем больше слушал воин, тем темнее становился его взгляд.
— Довольно! — прервал рыцарь не на шутку разошедшегося гонца. Он узнал уже достаточно и теперь медленно сжимал и разжимал поводья окованными в железо пальцами.
— Письмо! — резко бросил рыцарь, поравнявшись с посыльным. Бедному юноше и в голову не пришло отнекиваться. Дрожащими руками он расстегнул сумку и вытащил оттуда кусок пергамента, запечатанный сургучом. Всадник нетерпеливо выхватил свиток. Конь поднялся на дыбы, готовый к резвому ночному переходу. Путник в ужасе отпрыгнул в сторону; на миг ему показалось, что жеребец хотел втоптать его в землю.
— Город в паре миль вверх по дороге, — сказал рыцарь на скаку и кинул нарочному несколько монет.
Всадник ураганом унесся на север вместе с порывом ночного ветра, взъерошивая дорогу серыми клубами пыли. Если бы не несколько монет, зажатых в руке, гонец вполне мог принять все произошедшее за тревожный сон. Он разжал ладонь и присвистнул:
— Ого! С такими деньжищами можно погулять на славу!
Желтые и серые монетки подчас ослепляют людей сильнее самых ярких солнечных лучей. Завороженный драгоценным блеском гонец не заметил, как резко изменилась картина вокруг. Он снова оказался на золотистой пшеничной ниве, темневшей вдали, но теперь просто из-за скудного лунного света. Волнения и тревоги развеялись прохладным ночным ветром, который гнал его вперед, туда, где забрезжили манящие огни трактира и пьянящие брызги темного эля.
Гонцу и в голову не пришло, что все перипетии закончились, стоило ему повстречать загадочного всадника и передать послание. Он не обратил внимание, как благородный рыцарь держался чуть в тени, не желая приближаться к человеку. На самом деле молодой путник был вовсе не глуп, но этой ночью вел себя непривычно рассеянно. Его словно одурманили пьянящим нектаром. Мысли летали высоко в небе вместе с юркими ночными птицами и не желали возвращаться на свои места. Он никак не мог отвести взгляда от огромной луны, не заметил камня и больно ударился о него израненной ногой.
— Черт побери, как же мне надоел этот старикан-староста! — выругался юноша, неясно почему вспомнив о своем начальнике. — Скажу ему, что сумку стащили на улицах Фьюгрейва, пока я шел к бургомистру. Пусть хоть лопнет от злости! Ну потерял я послание — с кем не случается, — продолжил он оправдывать себя, неловко подпрыгивая на одной ноге. События, случившиеся этой ночью, быстро исчезали из его памяти, и когда он добрался до таверны, то уже не смог вспомнить, откуда у него взялась такая куча денег. В конце концов, он был обычным человеком. Не стоит его за это сильно попрекать.
Сам же всадник, будь он злодей или герой, не жалея коня, несся по залитому блеклым светом полю. Тын маленькой деревушки вот-вот должен был показаться среди нив. Скоро рыцарь мог встретиться лицом к лицу с силой, превосходившей многих виданных им доселе противников. Путешествие, начавшееся простой миссией, могло закончиться смертельной схваткой. Отбросив все сомнения, он со странной улыбкой пришпорил жеребца.
Вот уже, огибая каменные надгробия, его конь медленно вышагивал по молчаливому кладбищу, но среди могил не ощущалось присутствия древних чар. Зло лязгнула сталь меча, извлекаемого из ножен, конь сделал огромный прыжок и остановился посреди небольшой поляны. У рыцаря вырвался возглас досады и разочарования. Вместо ожесточенного отпора его встретили лишь бедные останки когда-то могущественного противника. Не веря своим глазам, всадник спрыгнул на землю и осторожно нагнулся над грудой тряпок.
Придание оживало прямо у него на глазах. Если так вообще можно было сказать про останки, воскресить которые едва ли могло хоть какое-то из существовавших заклинаний.
Были времена, когда рыцарь не верил в магию прокаженных — так ее называли в манускриптах.
— Если она и существовала, то принадлежала к эпохе первородных, драконов и левиафанов, — рассуждал он, беседуя с мудрецами и братьями. В старых рукописях колдовство это выглядело до абсурда могущественным, слишком невероятным, чтобы быть правдой. Может быть, ему просто не хотелось верить, что нечто подобное могло ходить с ним под одним небом.
 
Рыцарь, кажется, совсем не догадывался о том, что для обычных людей он выглядел чудовищем пострашнее всех этих древних монстров. Легенды могли быть и обычным сказками, вещами, которые никогда не существовали, а мрачный всадник жил среди них и обладал властью и силой, неподвластной обычным смертным. Одно его появление заставляло людей трепетать от страха. Правду говорят: «У сильных могущество вызывает уважение, у слабых — страх и зависть».
Несмотря на обсуждения и частые споры о магии прокаженных, рыцарь долгие годы относился к легенде с большим недоверием, но однажды, в стародавние времена, он наткнулся на следы столь сильного волшебства, что это не оставило в нем ни капли сомнений. Выследить чародея, хитро и ловко скрывавшего следы, в тот раз так и не удалось.
Немало времени прошло с тех пор. Города и деревни полнились слухами о всякой нечисти. На поверку все эти истории оказывались просто суеверной шелухой. Кровожадный фантом, пролетевший смертельным поветрием по империи и испивший жизни сотен людей, замолчал на долгие годы. Но вот, после томительных лет ожидания и нескончаемых поисков, проклятый чародей явился вновь и пал от руки безымянного героя. Сомнений и ошибок быть не могло! Даже когда дух покинул тлетворное тело, складки разорванной мантии сохранили отпечаток могущества. Поднеся латную перчатку к грязным тряпкам, рыцарь закрыл глаза и что-то прошептал. Ничего не произошло.
— Просто удивительно, какой жадный! Выпил до дна! — удивился всадник и от злости сжал ладонь, так ему хотелось хотя бы пригубить легендарной силы. Несмотря на неприятное недоразумение, его лицо тут же прояснилось.
— Что это? Неужели… — он выдохнул и внимательно осмотрел поле боя. Конечно, такой сильный противник не оставил следов, но рыцарь вглядывался в сплетения магических линий, которые никто не мог переписать или подменить. История, которую они поведали, потрясла его. Он подошел к коню и прошептал ему что-то на ухо, потом вскочил в седло. Многовековые ожидания скоро могли увенчаться успехом.
  
Глава 16. Кислый запах неприятностей
 
или запах испорченной совести
Арвин не мог читать мысли. Сколько он ни старался, никак не мог проникнуть в голову своему компаньону. Его неуемное любопытство жуть как беспокоил вопрос о том, что могло случиться с человеком, чтобы его излюбленной фразой стало «еще вина».
— Еще вина! — кричал мейстер, заходя в любую придорожную забегаловку.
— Еще вина! — требовал он с порога трактиров и постоялых дворов.
— Еще вина! — возмущенно взывал Светоносный в своих волнующих снах, вздрагивая и взмахивая руками, как дирижер перед большой труппой опьяневших музыкантов. Видимо, они исполняли какой-то важный концерт, потому что, даже скатившись с кровати, Рихарт наотрез отказывался просыпаться.
Наутро, когда буйные фантазии до конца выветривались из его головы, вел он себя совершенно несносно. Казалось, что он совсем не переносил трезвый мир и, как только в него попадал, хотел поскорее вернуться в страну грез. Словно там он искал какое-то особенное, дорогое ему видение.
Что же так сильно влекло его на ту сторону? Меч, способный сразить любого врага, кровь древнего змия, чтобы воскресить давно потерянного любимого человека или, быть может, он хотел спасти красавицу, заточенную в костяной темнице? Арвин ухмылялся, перебирая эти невероятные и, в случае с господином Рейнором — такие невнятные причины. Он, как никто другой, понимал, что мейстера мало интересовал героический эпос.
Однако, чем дольше оруженосец прислуживал рыцарю, тем тревожней ему становилось от пагубного пристрастия Рихарта. Переживал он вовсе не за здоровье своего компаньона, чье тело отфильтровывало алкоголь, словно большой спиртоперегонный аппарат. Судя по брюху мейстера, внутри у него находилось устройство последней модели — с большими емкостями! Арвина беспокоило вот что: если за пьянками господина Рейнора и скрывалась некая тайна, то она имела мало общего с романтическими мечтами и скорее напоминала гонку. Было это совершенно своеобразным состязанием. Рыцаря преследовало нечто страшное, то, о чем он никак не мог вспомнить, но чего боялся больше всего в своей жизни.