По завету крови (СИ)
— Надежда… — Израэль внимательно посмотрел на младшего брата, хотел сказать что-то, но в последний момент передумал. Привязанность, которую он питал к Эолаю, порой заставляла его отступать перед затеями этого мечтателя, о чем в последствии постоянно приходилось жалеть. Предприятие, которое он затевал теперь, было слишком опасным.
— У меня сегодня важный прием у императора. Не мог бы ты проводить меня до дворца? — старший кардинал принял решение и положил руку на плечо Эолая, от чего тот снова улыбнулся.
Двое служителей, стоявших возле ворот, держали запряженных коней под уздцы и склонились в глубоком поклоне при появлении кардиналов.
Братья ехали молча, любуясь чудесной дубовой аллеей, тянувшейся вдоль дороги.
— Да, для меня надежда еще не потеряна, — наконец вымолвил Израэль, — но я храню ее глубоко в сердце. Следовать за ней, как за путеводной звездой — совсем другое дело! Полагаясь на судьбу, остаешься слаб. Сильные своими руками вершат судьбу и не надеются на случай!
— Должен ли я забыть о нем, о первом?
— Ты должен помнить о том, что имеешь, а не о том, что потерял. Братство — наш новый дом; пора задуматься, как сделать его лучше.
— Я пытаюсь только объяснить тебе то, что видел своими глазами. Ты же веришь мне? — не унимался Эолай. Он понимал, куда клонил Израэль, но отступать от своей затеи не собирался.
— Всем сердцем! — не задумываясь, ответил на вопрос брата старший кардинал. Оба замолчали, разговор снова зашел в тупик.
Улица, пустынная без народа, медленно тянулась к Императорскому дворцу. Никто из аристократии не выезжал с подворий и не шел на прогулку, боясь быть застигнутыми в дороге непогодой. На блестящих наплечниках рыцарей появились капельки воды; начал моросить мелкий дождь.
— Я видел след собственными глазами, и это не просто след. Могу поручиться своей жизнью! Брат, это они, слезы Эйриан, — тихо проговорил Эолай. Голос его дрожал от волнения.
Израэль, не ожидавший ничего подобного, повернул голову к младшему брату. Даже его конь странно навострил ушли, как будто прислушиваясь к человеческой речи.
— О, теперь я вижу, откуда в тебе столько упорства. Тебя же было не переубедить с самого начала, но послушай внимательно своего старшего брата. Я видел, что случилось той ночью. После, прочтя тысячи манускриптов, нигде я не усмотрел намека на то, как можно спастись после такого! Мы все скорбим по участи Первого, и ты прекрасно помнишь, как наши враги сыграли на этом.
— Дневник предтечи? Мы потеряли треть ордена и двух кардиналов в той западне. Вечный свет их памяти, — закрыв глаза, промолвил Эолай.
— Вечный свет их памяти, — произнес Израэль и совершил про себя молитву. — Ты слишком добр и доверчив. Не забывай, где мы оказались, и кто находится по другую сторону баррикад.
Эолай, до тех пор уверенный, что старший кардинал наложит строгое вето на его план, воссиял и обещал соблюдать осторожность.
За время короткого разговора рыцари успели преодолеть путь до дворца. Ворота широко отворились. Никто не посмел преградить путь младшему кардиналу, пусть аудиенция ему и не назначалась. Рыцари Ста не только могли в любое время войти во дворец, но и пользовались определенными привилегиями, дарованными императором. Пока приближенные генералы его Величества являлись к нему полностью разоруженными и в простых суконных рубахах, рыцари с нашитыми черными крестами расхаживали в покоях владыки в полном доспехе и при всем оружии. Помимо этого, каждый сотник в любое время мог свободно пройти в любую часть дворца.
Эолай, правда, не собирался пользоваться высоким статусом и остановил коня. Меньше всего на свете он любил сплетни дворцовых прихвостней, надушенных до безобразия дам и шуршание шелков. Среди братства он более остальных оставался верен образу странствующего рыцаря и постоянно путешествовал по дальним уделам, подальше от столицы. Сначала Израэль старался держать одного из своих самых преданных и любимых братьев как можно ближе к себе. Тщетно! Неисправимый романтик все равно умудрялся подписываться на самые отдаленные рейды, так что потом его целыми месяцами не видели в храме, и только изредка от какого-нибудь дозора на краю света долетала весточка о нем. Иногда его видели у самого Незыблемого моря, а однажды рыцарь с черным крестом прогуливался по затерянной дороге недалеко от Слатанидских гор, пока его конь мирно щипал травку неподалеку в поле. В конце концов Израэлю пришлось смириться с упрямым нравом брата.
Они распрощались. Младший кардинал натянул поводья и развернул коня в сторону храма. Он планировал отыскать кое-какую информацию, прежде чем покинуть город.
— Эолай! — напоследок окрикнул рыцаря Израэль. — Император хочет послать меня с особым заданием в свой северный замок. По пути я заодно разберусь с твоим старым поручением. Прежде чем отправиться за слезами, поговори с архивариусом, для Ордена есть интересное дело в западных землях. Думаю, тебя оно сильно не задержит.
Он поднял руку в прощальном жесте и долго смотрел вслед удалявшемуся всаднику.
Дождь усиливался, крупные капли барабанили по доспехам Эолая. Скоро налетел ураганный ветер, который принялся обрушивать на рыцаря шквальные водные потоки. Не прошло и нескольких минут, как с крыш домов уже ниспадали настоящие водопады, а мостовая запрудилась и стала похожа на бурлившую реку. Не обращая внимания на страшную непогоду, всадник отпустил поводья и позволил коню выбирать дорогу до храма. Надо сказать, скакун всецело разделял неприязнь господина к этому каменному недоразумению, звавшемуся Городом всех городов. Животное наклонило морду, понюхало воду, чихнуло и ускорило шаг.
Промокшего до нитки всадника у ворот встретил все тот же служитель. Он отвел скакуна в стойла. Конюшня ордена прилегала к храму, а рядом зеленело большое поле для выгона. У каждого сотника имелся отличный конь, но со скакунами кардиналов не могла сравниться никакая лошадь во всей империи. Даже чистокровный изийский иноходец императора с завистью глядел вслед этим быстроногим жеребцам.
Кони пяти высших братьев могли идти галопом несколько дней кряду, несмотря на то, что и сами они и их седоки были закованы в тяжелую броню. Животные отличались острым умом и невероятной преданностью.
Однажды небольшой отряд ордена попал в засаду. После кровопролитной драки немногие выжившие наблюдали, как конь склонился над поверженным кардиналом и мордой уткнулся ему в руку. «Вставай, хозяин, мы победили!», — будто говорило животное, но рыцарь все не поднимался. Тогда конь опустился на колени возле кардинала, закрыл глаза, тяжело вздохнул, и его сердце перестало биться. Преданный скакун не выдержал горечи утраты.
Конечно, и кардиналы любили своих питомцев и заботились о них. Коня Эолая сразу отвели в специальный загон, который никогда не закрывался — животное могло свободно гулять, где ему заблагорассудилось. На конюшне работал молоденький паренек — последний из нанятых служителей. Мальчишка обожал животных, и когда жеребец стал уплетать любимый корм, он снял доспехи, досуха вытер животное и покрыл его теплой попоной.
В общем, у Эолая не было причин беспокоиться за четвероногого компаньона. Ему скорее следовало подумать о себе — вода стекала с него ручьями. Судя по сырым следам, оставленным на каменных плитах хлюпавшими стальными башмаками, он направился прямиком в свою келью. Промокший насквозь рыцарь отсалютовал нескольким братьям, тоже недавно вернувшимся в храм, но успевшим вовремя укрыться под сводами Небесного Шпиля. За окнами молнии рассекали тучи, а раскаты грома больше походили на урчание в животе проголодавшегося дракона.
Келья странствующего рыцаря сильно отличалась от захудалой пещеры обычного отшельника. Комната с высокими потолками и широкими окнами-витражами с отличным видом на поле и небольшую рощу. Стены украшали трофейные стяги за победы на разных турнирах.
— И находил же когда-то время для всей этой праздности! — Эолай мельком оглядел награды. Последние годы выдались тяжелыми, ни о каких турнирах не могло быть и речи.