Первый элемент (СИ)
Больше нельзя тратить время на пустую болтовню. Я очень аккуратно, насколько могу, поднимаю Оникса, стараясь как можно меньше задевать раны. Получается плохо — он издает пару хриплых вздохов, но молчит. Видимо, слова ему даются ещё больнее, чем мои попытки помочь. Именно, что попытки, потому что я не смогу его спасти, по крайней мере, сама. Середина ночи, никого в академии нет, и я знаю, где живет только один маг. Выбора у меня нет.
Как мы добежали до дверей из тёмного дерева, я помню плохо. Единственное, что меня волновало — как бы уменьшить боль Оникса. Стучаться пришлось ногами. Несколько раз. Кажется, что бесконечное множество. Ещё немного, и выбила бы эту дверь к чёртовой матери.
Дверь, наконец, открывается. На пороге серьёзный, хмурый магистр Эшфорд. Вижу только его уставшие глаза. Ком застревает в горле, поэтому я молча показываю магу раненого кота на своих руках. Проректор всё понимает и без слов впускает нас внутрь.
— Я в силах помочь ему, как целитель? — Спрашиваю сухо, аккуратно укладывая Оникса на пол на подстилку, которую дал магистр Эшфорд. Сейчас его способность телепортироваться очень пригодилась.
— Да. Можно попробовать. — Отвечает тихо. — То же самое, что ты пробовала на маленькой ране на моём пальце, только сил придётся отдать больше. Надеюсь, времени тебе хватит.
— Не говорите так… — Шепчу я, глотая комок слёз и, чувствуя, как дрожат руки. Я кончиком указательного пальцы погладила кота по лбу и носику… он на секунду приоткрыл глаза, но потом снова их устало закрыл.
Я села ровнее перед Ониксом. Руки всё также мелко подрагивали, в душе нарастал противный комок. Теперь я понимаю, почему врачи не работают с родными людьми, это очень сложно. Мне пришлось собрать всю свою волю в кулак, сжать зубы до боли в висках, сосредоточиться на магическом резерве. Зачитывать заклинание было глупо, кроме того короткого на лечение маленьких ранок, я больше ничего не знала, поэтому сосредотачиваюсь на своих магических протоках, пустила по ним магию. Приложила ладони к небольшой ране на боку, открытой, практически доходящей до кости. Оникс от этого прикосновения снова приоткрыл глаза, слегка вздрогнув. Его дыхание всё не восстанавливалось…
Я пускаю магию, сосредоточившись только на ранах. По моим рукам ползут странные зелёные лианы, волосы взметаются, словно от ветра. Очень странное ощущение, но я стараюсь не обращать на это внимание.
— Молодец. Только не бойся и не останавливайся. — Короткое и тихое от проректора.
Даже и не думала останавливаться.
Под Ониксом вырисовывается круг с рунами ярко-зелёного цвета, он увеличивается в размерах. Понятия не имею, что происходит, но я не останавливаюсь, потому что остановиться ещё страшнее. Кажется, какие-то раны затягиваются, но я не уверена. Весь мир сужается до магии в моих пальцах и кота, всё также дышащего хрипло и тяжёло.
Вдруг Оникс приоткрывает ярко-жёлтые, словно солнце, глаза, смотрит на меня внимательно и спокойно, а потом снова медленно их закрывает… дыхание его становится тише, или?..
Магический круг под ним почем-то уменьшается, пока совсем не исчезает, мои пальцы начинает покалывать, ярко-зелёные лианы отступают от локтей, опускаются к запястьям, ладоням, кончикам пальцев. Я совсем ничего не понимаю, сердце начинает грохотать где-то в горле, руки снова трясутся.
— Камелия. — Тихо зовет магистр Эшфорд. — Хватит. — И словно гром такое громкое в абсолютной, звенящей тишине: — Поздно. Он умер.
Всё резко обрывается.
И магия в руках рассыпается, волосы падают на плечи. И внутри что-то рвётся с треском, разбивается в дребезги, становится больно дышать.
Трясущимися руками я глажу уже родную мордочку, пальцами провожу по мягкой шерсти на лбу, груди, не слыша дыхания, не чувствуя под шерсткой биения сердца.
— Солнышко… — Шепчу я, склоняясь над окровавленным телом. Слёзы застревают где-то очень глубоко, лишь руки очень сильно трясутся.
Проректор берёт меня за плечи, чуть тянет на себя, отодвигая от Оникса. Внутри и снаружи абсолютная пустота. Я не могу оторвать глаз от измученного тела. Магистр Эшфорд гладит Оникса по лбу, как это делала я, а потом накрывает его мордочку белым платком.
— Нет… — вырывается у меня слабый шепот.
— Камелия… — Кажется, проректора тоже ломает изнутри.
Я молча откидываю голову на основание дивана, смотрю на свои дрожащие руки. Они, оказывается, всё это время были в крови… смотрю на них долго, пустым, невидящим взглядом. Сердце больше не грохочет, его просто нет. Что-то только противно звенит в ушах. Наверное, тишина.
Проректор садится рядом, откидывает голову на диван.
Мы долго молчим. Я начинаю дрожать всем телом, не контролируя это. Кажется, магистр Эшфорд, меня обнимает, но это уже совсем не важно. Мою голову, как стая назойливых мошек, настигают тысяча мыслей. Мне нужно было практиковаться больше, тогда я бы смогла ему помочь… Мне нужно было чуть больше времени… Мне нужно было…
— Камелия, посмотри на меня. — Просит тихо проректор, но я игнорирую просьбу. Она была не важна. Ничто уже важно не было.
Магистр обхватывает моё лицо ладонями, практически насильно поворачивает к себе, заставляет заглянуть в глаза. Лишь мельком отмечаю, что его взгляд теперь не такой яркий. Весь мир теперь в принципе блеклый и серый.
— Не нужно себя винить. Ты не в чем не виновата. Оникс знал, на что идет. И он мог попросту не приходить, но потратил последние магические силы на открытие портала, чтобы увидеться с тобой. Ты сделала всё, что могла, не вини себя.
— Откуда вы знаете? — Спрашиваю глухо и хрипло. Неужели этот голос принадлежит мне?..
Проректор гладит меня по щеке, убирая прядь волос за ухо. Только сейчас замечаю, как плотно он сжал губы, как напряжены челюсть и виски, как потемнели изумрудные глаза, став тёмно-зелёными.
— Я просто это знаю.
Наверное, мне было совсем плохо, или абсолютно всё равно на всё, что происходило, потому что этих слов мне хватило. Я поверила проректору. И только глаза жгли слёзы, пустота внутри наполнилась горечью утраты. Дышать становилось всё тяжелее, я закрывала глаза и видела такой родной солнечный взгляд.
Оникс навсегда останется солнцем в моих глазах.
***
Похоронили Оникса под большим дубом. Под тем самым, из-за которого меня переселили на чердак. Проректор сам на этом настоял, напомнив ректору, что кот связан с академией. Большего они передо мной не обсуждали. Впрочем, я их понимаю. Мой вид походил на мертвеца. Я не спала почти всю ночь, пару раз лишь засыпая минут на сорок. Уже и не помню, о чём тогда думала. Помню, что немного поплакала. Но это было совсем ненадолго, легче от этого не стало.
Проректор настоял на том, чтобы я переночевала в его покоях. Я пристально посмотрела ему в глаза, замедленно спросила зачем ему это нужно. На удивление, ответил правдой — нужно было проверить, откуда пришел Оникс, проверить на сколько опасно для других то, что там скрывалось. Мне было всё равно, я только попросила быть аккуратнее, и провела всю ночь в спальне проректор на подоконнике. Оникса они забрали сразу, как я с ним попрощалась.
Это была очень тяжёлая и длинная ночь.
Утро было ещё тяжелее. До того, как начались занятия, нужно было похоронить Оникса, чтобы не было лишних вопросов со стороны адептов. Поэтому занялись этим, как только первые лучи солнца появились на стенах академии.
На ватных ногах вышла из комнаты, на меня кто-то накинул плащ, плохо помню, как вышла из башни в принципе. Помню, как коснулась кончиками пальцев пушистого лба и носика, и горькую мысль о том, что больше не увижу этих ярко-жёлтых, мудрых глаз и не услышу такой родной голос.
Смотреть на то, как его закапывали было тяжёло. Было желание отвернуться или закрыть глаза, но я всё равно смотрела. Это казалось важным.
Лишь когда всё было кончено, наколдовала поверх жёлтые лютики. Всего сорок цветов. В первых лучах солнца они выглядели ещё ярче и живее, тянулись к лучам, расправляя лепестки.