Чувствуй себя как хочешь
– Как видишь, в этой истории нет ничего особенного: просто еще одна девушка, которой купили бизнес, чтобы ей было чем себя занять.
– Ошибаешься. Девушек, которым дарят машины и бриллианты, действительно немало. А галерея – это сложный бизнес, вывести его в плюс за несколько лет без изначально громкого имени… Не представляю, сколько ты работала для этого. Так что не смей принимать свой успех за чужой.
Должно быть, прорва денег. Если собрать все, что лежит у Джека по вкладам и в инвестиционных кошельках, на такой подарок можно будет наскрести, но еще и чек… Центр Манхэттена, там квадратный фут стоит больше, чем его жизнь.
– Спасибо, – слабо улыбается Флоренс. Кажется, она ему не очень верит.
– Почему вы расстались? – спрашивает он.
– Родители Грега решили, что тому нужно жениться. И не на дочери колумбийских мигрантов.
– И он так легко от тебя отказался?!
Это вылетает нервным возгласом, заставляя прикусить язык. Джек готов себя ударить: будто нужно ей сейчас его мнение. Но все равно невозможно представить, что кто-то в своем уме бросит такую девушку, как Флоренс, из-за прихоти родителей.
– Да, – только кивает она. – Довольно легко. Но галерею отнимать не стал: все продолжается на прежних условиях. И мы до сих пор поддерживаем дружеские отношения.
Джек пытается найти верные слова, но в голову приходят только брань и яд в сторону Грега. Наверное, это зависть: ему никогда с ним не сравниться. Сколько бы ни работал, сколько бы ни пытался, не будет человеком, который может подарить девушке на годовщину галерею.
Или просто тем, у кого есть такая девушка.
– Ты не боишься? – останавливается он. Слова сами слетают с губ.
– Боюсь, – поворачивается Флоренс с удивленно поднятыми бровями, – постоянно. Просыпаюсь и спрашиваю себя: а у меня еще есть галерея? Вдруг он передумал. Или ему это помещение понадобится. И большинство моих клиентов – его друзья. Представляешь масштабы катастрофы, которая произойдет, если мы поссоримся?
– Иди сюда. – Джек тянет ее на себя и крепко обнимает.
– Что мне делать? – шепчет она ему в шею.
– Не знаю. Ты пробовала с ним говорить?
– Раза три. Просто отвечает, чтобы я не волновалась. Что он никогда ее не заберет.
– Слушай, – в голову приходит неожиданно светлая мысль, – а ты предлагала ему просто платить аренду? Нормальную, по рыночной цене.
– Нет, – застывает Флоренс.
– А можешь себе позволить?
– Наверное, – неуверенно произносит она, – мне нужно все посчитать.
– Давай займемся этим, когда будем дома, – предлагает Джек, – я помогу.
– Спасибо. Правда, спасибо тебе. Не знаю, почему это не приходило мне в голову раньше.
– Пойдем. – Он отстраняется и опускается к ее губам с неторопливым поцелуем. – Мы почти добрались.
– Ты так и не сказал, куда мы идем. – Флоренс поднимает на него смущенный взгляд.
Кажется, будто она сейчас заплачет. Джек на секунду прикрывает глаза, проглатывая очередное признание, которое рвется наружу.
Становится еще сложнее: теперь нужно соревноваться не только с Гэри – там того соревнования-то, – но и с Грегом. А ему никогда не стоять рядом с человеком, у которого в имени есть приставка «Третий». Кровь не та. Обычная рабочая кровь выходца с северо-запада Англии.
– Это сюрприз, – говорит он. – Сейчас увидишь.
Он мог бы прыгнуть выше головы. Заработать больше денег – играть на бирже или открыть второй бизнес. Может, даже купить ей еще одну галерею, здесь, в Париже. Но никогда в мире он не окажется равным такому, как Грег. Останется манчестерским гопником, который просто неплохо соображает и умеет делать деньги.
Надеясь не разреветься самому – вот был бы позор, – Джек обхватывает Флоренс за плечи и сворачивает в неприметный переулок.
Здесь, в тупичке неподалеку, он однажды набрел на лучшее граффити, которое видел в своей жизни. И сейчас оно ощущается еще актуальнее. Он так и не знает автора, обозначившего себя только парой странных символов, но это и не нужно.
Вот что отличает спрятанную от лишних глаз стену в паршивом районе от херни, которой заполнены пафосные галереи Парижа: универсальность. Не надо знать художника, чтобы понять гениальную задумку в куске пожеванного поролона. Необязательно изучать его друзей, наставников, любовниц и кошку.
Джек останавливается в нужной точке и разворачивает Флоренс к той самой стене. Сердце сжимается, прямо как тогда: это оно. Кто-то безымянный вылил на кирпич свои самые болезненные чувства, описав то, с чем сталкиваются все мигранты. Непонимание и снисхождение. Ненависть и неприятие. Попытки ассимилироваться, сохранив собственную идентичность. Провалы этих попыток.
Можно было бы сказать, что Джек сам это придумал: в безликих фигурах считывается только настроение. Но размашистые светлые буквы, к которым приходится приглядываться, чтобы прочесть, подтверждают теорию. А Флоренс, застывшая в его руках, кажется, чувствует то же самое.
– Я думала, ты не любишь стрит-арт, – шепчет она, цепко оглядывая каждую деталь.
– Ты еще не поняла? – Джек опускается губами к ее шее. – Дело не в форме. Никогда не в ней.
Глава 33
Цветочек
Флоренс Мендоса и Джек Эдвардс. Звучит как что-то невозможное: он же напыщенный и самовлюбленный ублюдок, которого никто не выдерживает больше недели. Брат ее парня – теперь уже бывшего. Еще один английский гопник, которого не скроешь даже за выглаженным деловым костюмом.
Она разбирает чемодан и смеется над собственными представлениями о Джеке.
Все хуже, чем она думала: он не просто гопник. Он бандит, как и ее бывший парень. Они – организованная преступная группировка. Кажется, так это называется. И Флоренс до сих пор пугает все услышанное, но совесть подозрительно молчит. Наверное, они обе могут принять чье-то темное прошлое, если оно действительно позади. Тем более «Феллоу Хэнд» полностью легальна, и Джек несколько раз повторил это, чтобы она запомнила.
Но когда они вместе, Джек становится нежным, заботливым и ранимым мальчишкой из Манчестера. Он каждый день звонит бабушке, выслушивая ее истории о растениях и книгах. Он беспокоится о своих братьях и готов на многое ради них. Он чувствует искусство… Правда чувствует.
Несмотря ни на что, это была одна из лучших поездок в Париж в ее жизни. Сложно собрать впечатления в кучу: примешиваются и романтика, которую она ловила в порывистых поцелуях, и профессиональные открытия, и просто неожиданные новые места. И Джек – часть каждой, даже самой маленькой, эмоции. Каждого воспоминания.
Как только вещи оказываются на своих местах, в дверь стучат: Бри отказалась отложить рассказ о поездке до завтра. Нужно, наверное, помалкивать о своих чувствах.
– Доставка вина, – размахивает Бри бутылкой в дверном проходе. – Но если ты привезла чего получше, я готова выбросить мальбек.
– Начнем с него, – улыбается Флоренс и отправляется на кухню за бокалами.
– Хочу знать все. Наша кофейня еще работает?
– Я туда не попала, – откликается она. – Мы собирались, но оказались в Орлеане.
– Чего? – открывает рот Бри.
Флоренс выхватывает бутылку у нее из рук. Если они встречаются втроем, Маттео не признает никакого вина, кроме итальянского. Поэтому рислинг, мальбек и шардоне доступны им, только когда его нет в городе.
– Долгая история. В общем, мы посмотрели все, что в этом году выставляется в галереях. Ну, почти все. По каждой ходить смысла не было.
– Просто скажи: Жервиль так же прекрасен?
– Возможно, но в Париже не выставляется. Увез свои работы куда-то в Италию, вроде бы на север. Так что на него мы тоже не попали.
– Тогда что крутого ты увидела?
– Ничего, – Флоренс ставит наполненный бокал перед Бри, – нам не понравилось практически ничего. Встретились несколько неплохих работ, но так, чтобы я вдохновилась – ни одной.
– Ты точно в Париж летала? – уточняет та. – В галереи ходила? Не по кабаре с барами шаталась? Там, конечно, есть пара репродукций…