Гроза над крышами
— Ах, вот оно в чем дело! — воскликнула бабушка Тамаж с доброй улыбкой. — Получается, двадцать лет как устроили обиталище, а теперь беспокоишься, что пришлая старуха все это запретит?
— Не без того... — осторожно подтвердил Тарик.
— Да мне и в голову не придет запрещать! Если так будешь думать, прежестоко обидишь старуху! Коли уж выпало мне доживать век на этой улице, буду соблюдать все здешние обычаи... и ваши негласки тоже, не сомневайся. Пусть все идет по-прежнему, так и скажи своим ребятишкам: по бумагам старая мельница моя теперь, а по обычаю владейте ею как владели и ни о чем не волнуйтесь!
— Спасибо вам преогромное, бабушка Тамаж, — сказал Тарик, обрадованный до глубины души. — Ото всех спасибо заранее!
И подумал, что благодарить добрую соседку будут не только ватажки, но и Подмастерья. Кроме трех ватажников, ключи от замка есть и у полудюжины Подмастерьев с их улицы — Заритан-Кудесник постарался. Подмастерья туда вечерней порой водят своих подружек — понятно, для какого приятного провождения времени. Старший брат как-то, посмеиваясь, рассказывал: пожалуй, все нынешние благонравные женушки с улицы Серебряного Волка, они же честные матери, через это прошли — и очень многие с теми, за кого потом вышли замуж, так что неполитесного тут почти что и нет...
Конечно, и тут соблюдается строгий порядок. Из годочков Тарика ключи есть только у ватажников — и у каждого Подмастерья. И, чтобы не мешать друг другу, давно обговорена и строго соблюдается очередь посещений и у ватажек, и у Подмастерьев. О ней всех быстренько оповещают, если что-то изменится, «летучей молвой», которую по улице охотно разносят Недоросли, как только что Дальперик (а водить туда девушек имеют право только Подмастерья, да с некоторых пор, согласно постановлению таковых, и ватажники — правда, никому из них пока не выпало случая этой почетной привилегией воспользоваться, а жаль — давненько уже присловье «Эта девица ходила на старую мельницу» обозначает то самое, и никакое другое. Как рассказала как-то под секретной клятвой Данка-Пантерка, девчонки, ее годочки, втихомолку только рады будут, если о них промеж себя будут говорить «та, что на старую мельницу ходит», — это их как бы делает взросленькими...).
Одним словом, Тарик сейчас, пожалуй что, сможет всерьез претендовать на почетный титул Хранителя старой мельницы — второй месяц уже идут разговоры, что давно пора таковой учредить, но никто, как ни спорили и даже один раз снимались драться, так и не придумал, за какие заслуги кого-то провозгласить Хранителем.
И вот теперь, когда Тарик первым уладил дело с новой хозяйкой, вопрос может решиться в его пользу. Тарик-Морячок, ватажник, Хранитель старой мельницы... Завлекательно звучит, приятно!
— Мы со своей стороны вам, если что, всегда поможем по-соседски, — заверил Тарик. — С огородом в первую голову, вон он какой здоровущий, как у всех на Кольце...
— Заранее благодарна, Тарик, — даже чуточку растроганно сказала бабушка Тамаж. — По дому-то мы и так управимся, хоть не молоденькие, а вот на огород, как приехала, с утра глядела с тоскою: столько там всего растет... И нанимать огородника не по старушечьим деньгам, и лишаться такой благодати не хочется — это ж опять все в лавке покупать, разор один, особенно если кто любит зелень покушать и самой приготовить...
Тарик подумал, что говорить об ореховых кустах пока не стоит: слишком много будет для первого раза, неполитесно вываливать все просьбы сразу. Как следует поможем в огороде — а тогда и наведем разговор на то, как дядюшка Пайоль распоряжался, ко всеобщей радости, своим орешником. Все равно орехи поспеют месяца через полтора. А то и взрослые раньше расскажут — бабушка Тамаж наверняка быстро сведет с ними знакомство, вон какая добрая, щедрая на язык, благожелательная старушка. Повезло. А ведь могла поселиться и какая-нибудь злыдня вроде бабки Гураты, от которой даже взрослым житья нет. Хорошо еще, что она одна такая на всю улицу, а окажись их двое — небо с грошик покажется...
Глава 8 ДОМА И НА РОДНОЙ УЛИЦЕ
Когда Тарик попрощался с бабушкой Тамаж и встал со ска
мейки, все его прежние тревоги касаемо судьбы старой мельницы улетучились напрочь. Хорошая соседка оказалась, благожелательная к мальчишкам. Ясно, что беспокоиться не о чем... И все, что он встретил неприятного за время пути, не досаждало: что бы там ни талдычил Хорек, ему ни за что не удастся надуть пузырь, а цветок баралейника... Что ж, бывает. Не первый цветок, увиденный Тариком над городскими крышами, и, что грустновато, наверняка не последний, коли уж Тарик теперь их видит. Его самого ни один из цветков не затронул, и в городе не приключилось ничего жуткого вроде того, о чем повествуют иные страшные сказки: и реки не потекли вспять, и ожившие статуи не бродят по улицам (хотя об этом живописно повествуют многие городские легенды), и покойники не оживают, не выходят с кладбища... Переживем.
Он привычно опустил руку за калитку, нащупал невидимый снаружи крючок, вошел и заложил крючок за собой. Тут же подлетел Кудря и запрыгал вокруг, тычась влажным носом. Всем хорош кудлатый: и сторож добрый, и умница, но Лютому ростом здорово уступает...
— Псина ты, псина, — сказал Тарик ласково, потрепав черный лохматый загривок. — Попадись ты Лютому — он бы тебя мигом счавкал, это тебе не с нашими уличными за сучку драться, когда гон начинается... — И пошел к крыльцу, легонько отпихивая разыгравшегося пса.
Видно уже, что кабальница Нури возится в огороде возле капусты.
— Ну, там-то она ничего не напортит...
Оставил башмаки на крыльце, сунул ноги в разношенные домашние туфли и вошел в дом. Услышав звяканье посуды на кухне, направился туда, повесив на крючок берет, но не сняв кафтанчика и даже не расстегнув, чтобы маманя оценила должным образом. Она в свое время окончила Школариум, два года пробыла Приказчицей в отцовской мастерской, так что в делах учебы разбиралась прекрасно, со знанием дела понимала и успехи Тарика, и неудачи.
Как он ждал, как случалось в прошлые разы, так и сейчас произошло. Словно по написанному: маманя радостно всплеснула руками, прояснившись лицом:
— Ой, Тарик! А я беспокоилась, даже святой Ермолине помолилась, покровительнице книжного дела и учения... Все-таки квартальные испытания! Когда я училась, никто из наших туда не удостоился попасть... И совушка золотая, и шнурочек...
— Да вот справился, маманя, — сказал Тарик не без вполне понятной и простительной скромной гордости. — Отвечал гладко, ответы знал назубок... и даже рыбки принес.
С еще более сильной гордостью он достал рыбину из сумки и положил на стол, развернув вощеную бумагу так, чтобы рыбеха предстала во всей красе. Однако маманя словно бы даже слегка опечалилась:
— Тарик, где ж ты такое великолепие раздобыл? В лавках они бесову уйму денег стоят... Неужели...
— Ничего подобного, маманя, — живо запротестовал он. — Я ж не Мутный какой, чтобы дорогущее тибрить, знаю, что за это бывает. Святое слово, честным порядком досталась. Смело можно сказать, что заработал...
И кратенько рассказал, как помог найти дорогу заплутавшему в городе рыбарю, проехал с ним почти до места, и тот в благодарность одарил рыбехой. О цветке баралейника, понятно, упоминать не стал — это оставалось только его заботой.
— Совсем большой стал, добытчик... — одобрительно сказала маманя.
Обнять и прижать к груди, как в прежние времена, и не пыталась — с некоторых пор, подросши, он уклонялся от прежних нежностей. Достиг тех годочков, когда в мамане начинают видеть еще и женщину, так что в ее объятиях чувствуешь себя неловко.
— Вот и хорошо, — сказала маманя, домовито присматриваясь к аппетитно пахнущей на всю кухню рыбине, и отмерила ладонью примерно треть от хвоста. — Это будет папане, очень он уважает с пивом рыбку, и непременно от хвоста. И нынче вечером, чтоб ты знал, пиво будет пить от души. Радость у него! Когда приходил обедать, рассказывал. Какая-то у него наметилась выгодная негоция с гаральянским купцом, после обеда окончательно должны по рукам ударить и пойти к нотару79 80 соглашательную бумагу писать. И к вечеру я земляного хруста сварю с приправами, рыбка в самый раз будет. Иди одевайся в домашнее, буду тебя кормить, а то ведь с утра ни кусочка во рту не было...