Гроза над крышами
— Вот такие вы все, мне девчонки говорили, — сказала Данка с наигранной печалью. — Хорошо еще, что я в стороне от этих штучек с лизаньями и лапаньями, а то связалась бы с кем-нибудь из вас — и незнамо во что позапуталась бы...
— Пантерка, ну что ты как я не знаю кто! — сказал Байли прямо-таки сердито. — Сплошь и рядом с девчонками расходятся политесно, это ж никакое не мозгоблудство. Любви у нас нету, и Альфия в случае чего одна долго не проходит. На нее уж давно Арбаг-Подмастерье умильно поглядывает, вот только поводов пока не давал подраться. А ежели промеж нас все кончится...
— Ну что ты ощетинился, как ежик? — фыркнула Данка. — Я же шутейно дурила. Крепенько же она вас зацепила. Что, такая симпотная?
— Не то слово, — прямо-таки в один голос произнесли Тарик с Байли, отчего самую чуточку смутились.
Данке на язычок только попади... Вот и сейчас она хитро прищурилась:
— Любопытно мне: вы оба так одушевились оттого, что она такая уж симпотная, или потому еще, что про гаральянских девчонок давно кружит молва, будто они гораздо раньше наших начинают перед мальчишками ножки раздвигать, а уж в губки берут и вовсе в недорослевые годочки? Вы ж оба ни того ни другого не пробовали еще...
Обычно девчонки среди мальчишек таких речей ни за что не вели, только промеж себя, но Пантерка была на особом положении, ей дозволялось. Вот только всерьез они смущаться не собирались — на сходах ватажки в адрес каждого порой звучит и не такое. И Тарик спокойно сказал:
— Если честно, и сам не знаю. Просто она такая... другая какая- то, и не объяснить толком...
И Байли согласно кивнул:
— В самую точку, Морячок. Я примерно то же подумал, но слова не подворачивались, ты опередил...
— Любопытные дела заворачиваются, — сказала Данка уже без подначек. — Надо будет на нее посмотреть, ведь обязательно будет с девчонками знакомиться. Что за лесная фея за такая... Вы оба стукайтесь, если придется, только голову не теряйте, а то получится, как с родными братьями из балладино «Пламенная страсть», которые из-за прекрасной девицы друг друга кинжалами насмерть зарезали...
— Это уж ты загибаешь, Пантерка, — серьезно сказал Байли. — Нет такой девчонки, чтобы мы из-за нее со старым другом Тариком друг друга до смерти ножиками зарезали или хотя бы на серьезе возненавидели. Тут уж кому как повезет, а кому не повезет, другого виноватить нечего...
— Вот именно, — сказал Тарик. — Ежели подумать, не стоят девчонки того, чтобы из-за них насмерть резаться. Подраться с зубовышибанием — это я еще понимаю, а резать друг друга из-за юбки — чисто дворянская забава. Так мы ж не дворяне и дворянами никогда не будем. И ежели рассудить совсем глубоко, все девчонки одинаковы, у всех девичья тайна не поперек, а вдоль, и яблочек только два...
Такое тоже не следовало говорить при девчонках, но это ж была Пантерка, на которую обычные политесы и негласки никогда не распространялись. Следовало ожидать, что она, как частенько при таких разговорах бывает, пожмет плечами и скажет что-то вроде: «В толк не возьму, зачем все эти лизанья и лапанья», — но на сей раз она промолчала, что было делом не вполне обычным. Но не таким уж необычным, чтобы ломать над этим голову, и Тарик не стал отвлекаться, принялся рассказывать про веселого и щедрого дворянина на великолепном кауром коне, разыскивавшего Мар- линетту.
— Опять запропастится на недельку, — фыркнула Данка. — А потом полный кармашек золота брякать будет...
— Завидуешь? — спросил Байли, явно в отместку за подколку насчет Тами.
Должен был знать, как все здесь, что такими подколками Пантерку не проймешь, только посмеется. Однако на сей раз произошло нечто всех чуточку изумившее: Данка прямо-таки взвилась, сверкая глазами, словно настоящая лесная пантерка:
— За языком следи! Очень мне надо, чтобы совал кто попало, пусть за золото! Потасовку заявить? Запросто в глаз схлопочешь, ты меня знаешь!
— Да что ты, Пантерка, — сказал Байли примирительно. — Я ж шуткую.
— Попой своей с трубочистами шуткуй! Я не такая!
— Хватит, разошлись, — сказал Тарик приказным тоном ватажника. — Только и не хватало из-за оплошного слова потасовку заявлять... Договорить не дали, я ж самого главного не рассказал...
Очередной дворянин возле Марлинетты — в этом не было ничего особенного, достойного рассказа на ватажке. А вот серебряный шустак — дело другое, есть чем похвалиться, такие денежки за мелкие услуги дворяне по трезвости не бросают — а щедрый весельчак был трезвехонек, ручаться можно...
И показал большой серебряный кругляш новой чеканки, положив его на ладонь профилем молодого короля вверх. Все уважительно покивали головами, только Чампи выглядел что-то очень уж загадочным...
— Когда я проходил мимо «Зеленого горошка», каурый еще стоял, — продолжил Тарик. — Значит, договорились.
— На то и Марлинетта, чтобы договариваться, если пригожий и щедрый, — пожала плечами Данка. — Расскажи лучше, что там у дядюшки Ратима случилось. Неужели все до единой птушки перемерли?
— Знаете уже? — спросил Тарик.
— А как же. Дальперик, когда принес от тебя весточку, рассказал. Вот только эти Недоросли приукрасить любят... Неужели все птушки перемерли?
— Все до единой, — сказал Тарик. — Своими глазами видел: в клетках сплошь дохлые, крепенько дядюшку Ратима подкосило — а неплохой человек, жалко... Сроду такого не было...
— Да бывало, — сказала Данка. — У нас как раз тетушка Сидира была в гостях, маманина сестра. Она ж, сами знаете, гусей держит на Озерах...
Еще бы они не знали. Больше всего гусей держали на западной Зеленой Околице столицы, к которой вплотную подступали две дюжины озер, как нельзя лучше подходивших для разведения гусей и оттого с давних пор расписанных меж тамошними птицеводами. Тетушка и Данку давно уговаривала после Школариума не заниматься родительским птичником («маловат, нет того размаха», — говорила тетушка), а пойти к ней в Приказчицы, а там и в наследницы — детей у нее нет и уже не предвидится ввиду солидных годочков. Данка говорила, что, пожалуй, согласится — в самом деле, гусиный птичник у тетушки гораздо больше куриного родительского, с ним и младшая сестра, когда подрастет, справится...
— Тетушка сразу вспомнила... — продолжала Данка. — Было это годочков пятнадцать назад, меня еще и на свете не было. Нагрянул птичий мор, враз половина гусей перемерла, тетушка говорила, смотреть было жутко — на озерах воды не видно, сплошняком дохлые гуси плавают. Тетушку тоже подкосило, половина гусей передохла, и потом еще дюжины три... Ну, птицеводы тут же кинулись в квартальную управу к скотским лекарям, и те за дело ретиво взялись, чтоб лесным пожаром по столице не раскинулось. Костры очистительные вокруг тех мест жгли, порошок пахучий в них сыпали, здоровым гусям давали какие-то зелья, еще что-то делали... И не пошел дальше мор, хоть сразу после его прихода гусей сдохло немало, это окромя тех, кого сразу накрыло. Только двое птицеводов, кого больше всего задело, разорились вконец, продали даже все и из города уехали счастья искать — а остальные бедовали, однако ж на ногах удержались. Значит, опять мор. Странновато только, что с голубей началось: обычно с пешеходных птиц разгорается, а про мор у голубей тетушка даже и не слышала. Папаня с маманей, понятно, затревожились — как бы дальше не пошло, а птицеводов на нашей улице чуть ли не десяток. Наверное, уже пошли все к дядюшке Ратиму посмотреть и расспросить... Тут медлить не годится, — заключила она со взрослой серьезностью. — Нужно поспешать в квартальную управу, чтобы приехали скотские лекаря, уж они-то сразу определят, что за мор...
— Хорек уже до них определил, — язвительно усмехнулся Тарик. — По нему выходит, там не мор, а козни соперников...
И рассказал кратенько, что удумал Хорек, чтобы выслужиться.
— Вот же гад... — в сердцах сказала Данка. — На пустом месте грязную сказку состроил... Не переживай, Тарик, ничего у него не получится, быстренько рассыпется, даже если у него и точно есть дружок в Сыскной, наверняка такой же прохвост...