За тридцать тирских шекелей
Его боялись и уважали. Преклонялись и поклонялись: мировое светило, лауреат всех на свете премий, почетных званий и государственных наград, не связанных, правда, с боевыми действиями. Занимал большие посты «в верхах», ныне зав кафедрой истории ЛГУ. Историк мирового масштаба с фантастической памятью и безграничными знаниями, который, казалось, не столько изучает историю, сколько припоминает ее, как собственное детство или юность… Автор ставших уже классическими трудов по древнему Египту, Палестине и Междуречью…
Масштаб этой личности, ореол ученой славы и скандальности, окружающий ее, вызывал трепетное почтение не только у студиозусов, но и у профессоров, проректоров и даже ректоров ведущих вузов. Высокий, худощавый, с крючковатым носом и цепкими, пронзительными глазами, Афористов – великий и ужасный!
И так же безмерно его боялись. Трепетали. Афористов был знаменит не только своими трудами и открытиями, но и тем, что зарубил добрую сотню диссертаций и добился лишения всех ученых степеней и званий нескольких известных московских академиков, уличив их в еретическом противоречии постулатам исторического материализма. При этом сам никогда не скрывал своего прохладного отношения к догмам марксизма и даже допускал критические высказывания о том, что допускалось только хвалить и возвеличивать… Причем это непостижимым образом сходило ему с рук. И он никогда не боялся ни начальства, ни парткома, ни профсоюзного комитета, ни общественного мнения. Вот и сейчас рядом с ним стояла молоденькая, не больше девятнадцати лет, красивая брюнетка с прической карэ, которая крепко держала его под руку, а он даже не делал попытки освободиться и изобразить, что они только что случайно встретились.
– Знакомьтесь, это Наташа, самая способная из моих студенток, отличница! – перехватив взгляд Ивана, представил спутницу Афористов. – Она действительно очень талантливая, и ее ждет большое будущее! С моей, разумеется, помощью! Я ведь люблю наставлять молодежь на путь истинный!
Девушка заулыбалась и еще теснее прижалась к профессору. На ней было дорогое голубое платье с открытыми плечами и туфли на высоком каблуке, приобретенные явно не без помощи наставника молодежи Сергея Ильича.
– А это Лена Еремина, знаменитая журналистка! Она берет у меня интервью, – сказал Трофимов. – А это знаменитый ученый профессор Афористов…
– Ну, раз мы все такие знаменитые, – с иронией произнес профессор, – то, может, будем сидеть за одним столом?
– Конечно, Сергей Ильич, садитесь с нами!
Сразу стало веселей: профессор рассказал смешной анекдот, официант, не дожидаясь заказа, принес вновь прибывшим коньяк, шампанское и два салата «Столичный». По предложению Афористова, мужчины стоя выпили за прекрасных дам, и даже официант, осознавая важность момента, замер с блокнотом по стойке «смирно».
– Принеси нам, Илюша, цыплят, – небрежно махнул рукой Сергей Ильич, твердо поставив рюмку на стол – будто печать оттиснул. – Скажи Арсену, что для меня. Пусть постарается, я с девушкой…
То, что девушка годится ему в дочери или даже во внучки, профессора совершенно не смущало.
Салаты съели быстро, и коньяк стремительно подходил к концу, хотя запас анекдотов у Афористова был неиссякаем. Но вдруг он посерьезнел.
– Однако, мы вас перебили! Что вы там говорили о цене предательства?
Лена пересказала суть своего вопроса.
– Ну, а что по этому поводу думает специалист в древней истории?
Трофимов вздохнул.
– Сколько можно обсуждать одно и то же? Вопрос уже давно решен. В веках звучит уничижительная фраза: «Продал за 30 сребреников!». То есть задёшево продал свою честь, совесть, достоинство…
– А может, здесь проявляется осуждающая оценка самого факта предательства как такового? – лукаво улыбнулся Афористов.
– Тогда бы и презрительно говорили: «Продал за миллион, ни чести, ни совести…» Только я таких осуждений не слышал!
Афористов кивнул.
– Пожалуй! Большая сумма смягчает оценку предательства…
– Но ведь эта сумма и была большой по тем временам! – вмешалась Лена. – Вы же сами сказали на лекции, что хватило бы купить и баранов, и волов, и разведённую женщину… Для простого человека это были очень приличные деньги! Даже римский воин зарабатывал их два с половиной года!
Отличница Наташа, восхищенно переводящая взгляд с Трофимова на Афористова и обратно, изумленно взглянула на журналистку. Очевидно, по ее представлениям, женщины не должны вмешиваться в споры между учеными мужами. Особенно по вопросам, выходящим за пределы учебной программы вуза. Иван Родионович подумал, что она чем-то похожа на Стрекозу с философского факультета.
– У меня есть еще одно объяснение: слова «30 сребренников» вовсе не отражают их номинальную стоимость – это просто эквивалент самого печально знаменитого предательства в истории человечества, – добавил Трофимов. – Его условная цена!
– А какова реальная цена? – настаивала Лена. – Я хочу подготовить публикацию, а в статье должны быть всем понятные суммы!
Афористов задумался.
– Ну, давайте попробуем прикинуть… Римский воин зарабатывал столько за два с половиной года… Приравняем его к нашему лейтенанту, мой племянник получает 250 рублей в месяц, значит, выходит 7500. Можно купить хорошую машину…
– А сколько можно купить женщин? – Лена чуть заметно улыбалась. И взгляд, и улыбка были вызывающе откровенными, точь-в-точь, как тогда, на лекции, когда Иван подобрал им неприличный, но точный эпитет.
– Ну, некоторые женщины не имеют цены, – сказал Афористов. – Вот, как, например, здесь присутствующие. Некоторые стоят довольно дорого. А некоторые – совсем дешево. Но они ведь не продаются навсегда, только отдаются во временное пользование. Это скорей договор аренды, так что сопоставить цены не удастся…
Он быстро разлил по бокалам остатки коньяка.
– Я предлагаю выпить за тех женщин, которые не имеют цены – за Лену и Наташу! Мужчины пьют стоя, женщины – до дна!
Афористов пружинисто вскочил и встал наизготовку: поднес бокал к губам и даже отставил локоть, как делают офицеры.
– И за Ирину! – дополнил Трофимов и тоже поднял локоть.
– А это кто? – недоуменно хлопнула глазками отличница. Она была единственной, кто ничего не понял.
– Все правильно: Ирина Васильевна – супруга Ивана Родионовича! – объявил Афористов. Лена понимающе кивнула. Они выпили.
Принесли основные блюда, Афористов заказал еще коньяка. Некоторое время ели и пили молча, но потом Лена вернулась к прежней теме.
– А вы, дорогие мужчины – такие галантные, такие мужественные, такие благородные, – способны предать? – вдруг спросила она. И добавила: – Чисто теоретически, хотя бы…
– Разве что за тот миллион, о котором говорил мой молодой друг! – засмеялся Афористов, вытирая жирные губы салфеткой. – Но мне некого предавать. Поэтому миллиона мне никто не предложит…
– А вы, Иван Родионович?
– У меня та же ситуация, что у Сергея Ильича, – кивнул на профессора Трофимов.
– Некого предавать? А жену? – Наташа впервые за вечер открыла рот не для того, чтобы есть. – Ведь она вам очень дорога? Но если за миллион?
– Браво, девочка, это глас не юной студентки, а взрослого мужа, кандидата наук! Может даже, и доктора! – восхитился Афористов. – Мяч на вашей половине, дорогой Иван!
– Я даже не хочу это обсуждать в силу совершеннейшей очевидности ответа! – отмахнулся Трофимов. – Независимо от предложенной суммы предательство есть свойство бесчестности и низости натуры!
– И вам браво! – Афористов со скептическим видом несколько раз хлопнул в ладоши. – В теории ваш тезис выглядит красиво и со всех сторон безупречно! Но вот ведь как бывает… У нас в прошлом году только защитившийся аспирант написал жалобу на своего научного руководителя – профессора Петракова Виктора Николаевича. Дескать, приходилось и подарки ему дарить, и летний отдых обеспечивать у живущих на море родителей, и то, и се… А вдобавок неблагодарный профессор увел у него девушку-студентку!