За тридцать тирских шекелей
– Не нужно больше ничего придумывать! Тебе нужно уехать. Отец не одобрит твоих выходок. Да и я от них уже устала. А похоже, что на этот раз дело для тебя закончится плохо…
– Куда мне ехать? – растерялся Джузеппе. – Мой дом здесь!
– Твой дом будет там, где ты сам его купишь! И будешь жить с женой и детьми, если возьмешься за ум. Мне хотелось бы понянчить внуков, а не носить тебе передачи в тюрьму.
– Послушай, я…
– Хватит! Теперь ты меня послушай. Отправляйся в Мессину, к мужу твоей покойной крестной, моей сестры Винченцы, упокой господи её душу. Он служит управляющим имуществом князя Виллафранка, думаю, он не откажет тебе пожить в своём доме. Зовут его так же, как и тебя, а фамилия его – Калиостро.
– Я помню, как его зовут, – уныло ответил Джузеппе.
Мать вздохнула.
– Рано или поздно это должно было случиться, – сказала она.
В тот же день, вечером, Джузеппе, договорившись с извозчиком, погрузил свой единственный чемодан в расписанную картинами из библейских сцен открытую повозку, которая, гремя двумя огромными колёсами по мостовой, увезла его от родительского дома.
* * *Джузеппе Калиостро принял племянника радушно.
– Мне так даже веселее будет, – сказал он. – Не могу здесь находиться один, без Винченцы этот дом опустел. Я устрою тебя в канцелярию князя, сестра говорила, ты красиво пишешь – вот и поможешь с документами: нужно оформить наследство, как положено, чтобы не было претензий от родственников, а у меня совсем нет времени этим заниматься.
Дом оказался просторным: три больших комнаты и кухня. Джузеппе Бальсамо была выделена отдельная комната, и все, в общем-то, оказалось не так уж плохо для начала взрослой, самостоятельной жизни. В благодарность за гостеприимство Джузеппе взял на себя все заботы по дому и по оформлению наследства. Заведующий канцелярией сеньор Серджио принял его, как родного, тем более что молодой человек очень старался произвести благоприятное впечатление. Ему пришлось по душе работать в архиве и заниматься делопроизводством: нравилась неспешность и значимость каждого оформленного документа, нравился запах пыли и расплавленного сургуча, нравилось вырезать из плотной бумаги разноцветные кружки с зубчиками, которыми заклеивались нитки в прошитых насквозь листах, приобретающих совсем другую силу – превратившись в документ, который оставалось только заверить подписью заведующего канцелярией и поставить сургучную печать…
Он не жалел времени, скрупулёзно проверял доверенности и выписки из метрик, заявления и резолюции, обнюхивал чернила с каждого написанного листа, вникал во все тонкости и к моменту окончания работы стал неплохо разбираться в юриспруденции, точнее в той её части, что касалась наследования имущества, почетных званий и титулов. Было бы странно, если бы Джузеппе не использовал открывшиеся перед ним возможности для собственной пользы.
Используя ядовитый сок белладонны, начисто стирающий старые чернила, он вписал в очищенные места старого архивного документа благозвучную фамилию покойной тётушки и таким образом изготовил себе патент на графский титул. Причем подпись под документом была самой настоящей и принадлежала князю Виллафранку, а в журнале под соответствующим номером был зафиксирован патент новоиспеченного графа Калиостро… Как говорится, комар носа не подточит!
Через некоторое время Джузеппе удалось проникнуть в закрытый отдел канцелярии – здесь хранились документы о выявленных и превращенных в горький дым чернокнижниках… С ужасом и оцепенением читал он описания судебных процессов, перебирал вещественные доказательства: фарфоровые тигли, чашки для смеси химикатов, ступки, в которых дробился философский камень, страницы запрещенных книг, используемых преступниками, и даже обгоревшая кость ключицы одного из них… Но шевелившиеся в глубине души мысли об изготовлении золота не только не растворились под влиянием примера наказания чужих грехов, но даже обострили любопытство к столь запретным и опасным делам… Он даже переписал и вынес опись предметов оборудования тайных лабораторий и несколько страниц, на которых непонятными словами описывались деяния чернокнижников…
* * *Фальшивый титул сам по себе прибыли не давал, нужно было искать способ, как его использовать. От предложения дяди испросить какую-нибудь работу у князя, Джузеппе отказался: работать в привычном понимании этого слова он не собирался вовсе. Но советом сходить на биржу, как называли место, где собирались жаждущие получить работу, решил воспользоваться: если понаблюдать со стороны за теми, кто будет нанимать работников, возможно, родится идея, как без особых затрат облегчить их кошельки в свою пользу.
Биржа находилась рядом с Соборной площадью. Посреди площади стоял Кафедральный Собор с башней, похожей на ту, что Джузеппе видел в бенедиктинском монастыре. Стены Собора и башни в лучах солнца казались розовыми. Перед Собором находился фонтан из красивого белого мрамора. В центре фонтана возвышалась фигура Ориона – сына Нептуна – с триумфально поднятой рукой, под ним расположились речные нимфы и тритоны, a ближе к земле – каменные аллегории рек Нила, Тибра, Евфрата и Камаро. Недалеко от фонтана, там, где заканчивалась площадь, в тени деревьев стояли и сидели на корточках мужчины разного возраста, от совсем юных до пожилых, человек десять-пятнадцать, может, больше – за деревьями было не разглядеть.
Их унылый вид, простая одежда, негромкие разговоры сильно контрастировали с окружающей напыщенной красотой. Может, поэтому, стыдясь своего вида и положения, они и не выходили на площадь: кому нужно, тот знал, где их найти.
Джузеппе решил подойти поближе, но неожиданно услышал грустную музыку. Она была не похожа ни на лёгкую мелодию бродячих артистов, ни на механическую музыку шарманки, и даже похожую мелодию Джузеппе никогда раньше не доводилось слышать. Звук был немного дребезжащим, как ворсинки бархата на ветру, и таким глубоким, что проникал, казалось, в самую душу и теребил её, как струну.
Взглядом Джузеппе принялся искать источник этой музыки и увидел возле фонтана высокого мужчину в длинном тёмном одеянии, стоявшего во весь рост с инструментом, похожим на виолу, но державшим его не на колене, а на левом плече. Он был приблизительно вдвое старше Джузеппе, но более точно возраст определить было трудно. То ли смуглый от природы, то ли сильно загоревший, большой крючковатый нос, волосы с проседью, цвета чёрного перца с солью, руки жилистые, большие, с длинными тонкими пальцами. Пальцами левой руки незнакомец прижимал струны, правой – тянул смычок, и рождалась музыка, от которой даже безработные под деревьями перестали разговаривать и погрузились в раздумья.
Джузеппе сам не заметил, как подошёл к музыканту. Тот доиграл мелодию, опустил инструмент и поклонился. Джузеппе встрепенулся, растерянно принялся искать в карманах какую-нибудь мелочь, но увидел, что футляр от инструмента не стоит на земле, как обычно, раскрытый для денег, а стоит в закрытом виде, прислонённый к основанию фонтана, и окончательно растерялся.
– Я играю не ради денег, – пояснил музыкант, видя его замешательство. – Я играю для души.
– Очень красивая музыка, – сказал Джузеппе. – И дивный инструмент.
– Спасибо, – ответил музыкант. – Это альт, – он приподнял в руке инструмент. – А я – Альтотас. Мы вместе уже много лет.
Альтотас внимательно смотрел на Джузеппе карими глазами, словно изучая его.
– Что вы умеете делать? – с неожиданной проницательностью спросил он. – Вы ведь пришли сюда в поисках работы?
Последняя фраза прозвучала не как вопрос, а как утверждение.
– Но подходящей для вас работы вы здесь не найдёте, – продолжал он. – Здесь нанимают чернорабочих, строителей, столяров… Вам это явно не подойдёт.
– Я не ищу работу, – ответил Джузеппе. – Я просто проходил мимо. Меня зовут Джузеппе. Джузеппе Калиостро, граф.
Он картинно кивнул головой. Глаза Альтотаса немного прищурились, но губы улыбку не выдали.