За тридцать тирских шекелей
– Видал! – толкнул Ивана локтем в бок белый костюм, кивая на минивэн за окном. – А ты говоришь!
На пограничном и таможенном контроле Трофимов задержался минут на двадцать. И хотя он предъявил приглашение на конференцию, написанное на иврите и английском, да вдобавок заверенное красной печатью с зубчиками по окружности, оно никакой роли не сыграло. Строгая женщина в униформе и с пистолетом дотошно расспросила: зачем он прибыл в Израиль, есть ли у него здесь родственники или знакомые, что он везет с собой и не просили ли его посторонние люди что-то кому-то передать… Наконец, он получил штамп в паспорт и пересек границу.
В зале прилета его ожидал молодой человек в легких брюках, шведке и сандалиях на босу ногу. В руках встречающий держал табличку: «Троффимов».
– Соломон Гонтмахер, – представился он на хорошем русском языке. – Я из группы приема и размещения гостей. Сегодня все соберутся здесь, а завтра переедем в Иерусалим. Пойдемте к машине. Какие у вас первые впечатления от Израиля?
– Тревожные… Еще с трапа не успели сойти, а уже автоматы, собаки, задержания… На границе полчаса потерял, все расспросы, да расспросы… Приглашение университетское предъявил – ноль внимания!
Гонтмахер покачал головой.
– Вы ошибаетесь! Без этого документа вы бы там могли и на час застрять, и на два…
За разговором они вышли на парковку, сели в видавший виды серый ситроен с помятым левым крылом, Соломон вырулил на автотрассу и ловко вписался в плотный автомобильный поток.
– Не забывайте, что страна находится в состоянии скрытой войны, – продолжил разговор Соломон. – Часты теракты, нападения, похищения людей. Отсюда и повышенная бдительность, отсюда «острые» методы работы спецслужб… При контакте с полицией старайтесь не допускать никаких действий, которые могу спровоцировать открытие огня. Тут это быстро…
– Ничего себе! – поежился Трофимов.
– Нормально! – улыбнулся Соломон. – Вы не похожи на арабского террориста, да и ваше поведение вряд ли привлечет внимание полиции. К тому же мы будем стараться сопровождать вас везде…
– Ну, тогда другое дело! – то ли благодарно, то ли саркастически сказал Трофимов.
Он с любопытством смотрел по сторонам. Машины, в основном, были старые, много побитых и проржавевших. Безыскусная планировка города, одинаковые скучные дома эконом класса, – все производило впечатление мрачной, безысходной бедности… Не таким он представлял Землю Обетованную! Сердце согрел яркий плакат: «Советский цирк в Израиле!», на котором лев прыгал через обруч, а человек в длинном черном плаще и цилиндре взмахивал какой-то палочкой. Он воспринял это как привет с Родины, которую недавно покинул, но по которой уже начал скучать.
Оказалось, что Трофимов прибыл одним из первых, Гонтмахер заселил его в скромную трехзвездную гостиницу и поехал встречать следующего гостя. Британский профессор Гарри Оливер Крайтон и немецкий Манфред Бреннер, с которыми он обычно общался на конференциях, должны были прилететь ночными рейсами. Оставалось коротать время одному.
Отдохнув после перелета, Трофимов вышел в вечерний Тель Авив. И оказалось, что от его серости и необустроенности не осталось и следа. Город светился тысячами огней: рекламы, вывесок с названиями магазинов, сувенирных лавок и бесчисленного множества кафе, распространявших по округе вкусные запахи и приятную музыку. Людей было много. Казалось, все жители и гости столицы только и ждали наступления ночи, чтобы выбраться погулять, поесть и повеселиться. Трофимов органично влился в вечернюю жизнь: зашёл в кафешку под открытым небом, заказал яблочный сок, кебаб, сабих – подобие бутерброда из лаваша, фаршированного жареными баклажанами, яйцом вкрутую, петрушкой и каким-то очень вкусным соусом. После ужина настроение кардинально изменилось, город больше не казался мрачным и неприветливым. Даже то, что у контролировавшего персонал хозяина заведения под распахнувшейся курткой он увидел пистолет, не произвело пугающего впечатления.
Вечер был приятным – без духоты, с легким прохладным ветерком. Он неспешно вернулся в гостиницу и заснул сном младенца.
* * *На следующий день он проснулся поздно и чуть не опоздал на завтрак. Быстро съев омлет, несколько бутербродов с ветчиной и выпив кофе, он одним из последних вошел в комфортабельный автобус с табличкой на лобовом стекле «Conference. Jerusalem.» В конце салона уже сидели его научные приятели: профессор из Кембриджа Гарри Оливер Крайтон и Манфред Бреннер из Дюссельдорфа. Их фамилии красовались на десятках монографий и были хорошо известны в мире исторической теологии. Сейчас они просто оживленно переговаривались, не обращая внимания на окружающих.
– Привет, друзья! Как долетели? – непринужденно спросил Трофимов, благо английским он владел вполне прилично.
– О, Иван! А мы гадаем – приехали вы или нет? – Крайтон, широко улыбаясь, привстал навстречу. Пожилой Манфред Бреннер тоже изобразил улыбку, хотя по утомленному лицу, окруженному седой норвежской бородой, было видно, что он не выспался: даже всегда ухоженная борода была растрепана. Они обменялись несколькими фразами вежливости, и Трофимов сел на свободный ряд за ними, заняв место у окна: в дороге он любил наблюдать за пейзажами и жизнью незнакомой страны.
Устроившись и вытянув ноги, он увидел, как Гонтмахер, торопясь, чуть не вприпрыжку, ведет от гостиницы невысокого худощавого мужчину в сером костюме, такой же шляпе и с раздутым коричневым портфелем в руке. Как только они поднялись в салон, двери с легким шипением закрылись, и автобус, наконец, мягко тронулся. Соломон занял кресло гида рядом с водителем, а его спутник прошел по проходу и остановился возле Трофимова.
– Не возражаете, если я сяду рядом? – снимая шляпу, спросил он по-русски, но с акцентом и ударением на последние слоги.
Иван Родионович вздохнул. Он любил располагаться вольготно, а напротив ряд был свободен, да и заднее сиденье тоже. Но отказывать без повода неловко.
– Присаживайтесь, – сказал он, скрывая недовольство за деланной улыбкой и незаметно разглядывая незнакомца. Кудрявый брюнет лет сорока, зеленые глаза, усики-стрелочки и бородка клинышком. Похож на мушкетера из известного фильма.
– Мерси! – попутчик положил на верхнюю полку портфель и шляпу, плюхнулся радом, развернулся, обнажая в улыбке крепкие белые зубы. Все, до коренных.
– Лукас Бланше, из Сорбонны, – улыбка была столь же широкой, сколь и неприятной. И вообще, Трофимову он не понравился.
– Иван Трофимов.
– Конечно, я вас узнал!
– Каким образом? Разве я киноартист?
– В «Науке и истории» было ваше фото! А вообще я читал все ваши публикации!
– Вот как?! – удивился Иван. – Не знал, что я так популярен во Франции!
– Да, да, мне очень интересовали ваши труды! – он то и дело переходил с английского на русский, которым владел средне. – Этот перстень… Вы держал его в руках! Ни один из исследователей древних артефактов не может этим похвастать! Наверняка он передал вам хоть крупицу своей энергетики. Я вам искренне завидую!
Трофимов ради приличия улыбнулся в ответ, но ничего не ответил. Разговаривать с французом не было желания, хотя первоначальная неприязнь исчезла. Он немного опустил назад спинку кресла и прикрыл глаза. Спутник оказался понятливым и больше не пытался завязать разговор.
Через полтора часа они доехали до Иерусалима, и вскоре автобус остановился в университетском кампусе, расположенном на одном из городских холмов, довольно далеко от центра. Это был целый городок: четырехэтажные общежития из белого камня образовывали периметр, посередине располагались учебные корпуса, библиотека, зеленые лужайки с аккуратно подстриженной травой, цветочные клумбы. Трудно было представить, что это рукотворный оазис, раскинувшийся в пустыне… Городок был огорожен проволочным забором, на въезде дежурила вооруженная охрана, вокруг его периодически объезжали открытые вездеходы с парой автоматчиков.
Гонтмахер разместил гостей в двухместных номерах скромного, но чистого и удобного общежития. Соседом Трофимова оказался Лукас Бланше – он сам проявил инициативу, и Иван возражать не стал.